— Ты уже чувствуешь?

— Ну, от тебя ещё не несёт свихнувшейся таволгой, хотя огня прибавилось, — Сойер помог ему избавиться от пальто, оставив то на вешалке. Как и своё. Новое. Купленное взамен испорченной шинели.

Дайан посмотрел на новорождённый бушлат от Бёрбэрри, который заменил шинель.

— Больше никаких шуток с моей одеждой. Старое пальто мне нравилось.

— Заткнись, — вяло огрызнулся Дайан, краснея уже не от холода.

Сойер криво ухмыльнулся и занял столик ровно посредине зала.

«И кто бы сомневался», — мысленно всплеснул руками Дайан, усаживаясь напротив и прячась за меню.

— А нам обязательно принимать приглашение в Броад Грин? — попытался Дайан из-за страницы.

— Да.

— Плохая идея.

— Я присмотрю за тобою.

Дайан выглянул из убежища.

Джон смотрел на него, читая однозначные мысли мужа.

— В прошлый раз мне было, слабо говоря, не по себе на людях.

Подошла девушка в тёмном длинном фартуке.

Дайан только успел открыть рот, чтобы озвучить свои предпочтения, как та его перебила:

— Пирог с почками.

— Не хочу.

— Попробуете — сразу передумаете. Берите. Вернём деньги, если не измените своего мнения.

От такого напора стало смешно.

Он посмотрел на Джона. Тот пожал плечами в движении «соглашайся, раз такие дела».

— Что, так и не дадите ничего другого? — слабо дёрнулся Дайан.

— Не дадим.

— Несите чёртов пирог, — отшвырнул меню по столу.

— И чёрный чай, — напомнила девушка.

— Без этого-то куда, — недобро поднял на ту взгляд Дайан.

Официантка ушла.

— У вас это этническое? — сузив глаза, спросил Брук.

— Что у нас этническое?

— Принуждать и навязывать своё мнение.

— Ах, это… хроническое у всей Британской Империи, — обыденно согласился Джон, просматривая скудную алкогольную карту.

Появились пирог и белоснежные чайник с чашкой.

Дайан ненавидел тех ровно до первого куска.

— Нравится? — спросил Джон.

— Боже, как почки самого господа, — ответил Дайан, откидываясь на спинку стула.

— Мне тоже всегда нравился. Пока нравилась еда в принципе.

— Оставьте деньги себе, — отпустил торжествующую девушку Дайан.

— Принесите скотч, — не отпустил Джон.

Та кивнула.

— Не хочу продолжать тебя расстраивать, но и в этот раз тебе будет не по себе куда как сильнее, — вернулся к разговору Джон. — Публика, что соберётся у сюзерена — вся ея же нечисть. Мало кого из них можно назвать приятными парнями.

— Миледи Сэндхилл будут?

— Да.

— Я заметил, что те не любят Питера Бауэра.

— Он их тоже.

— В чём причина?

— Предположительно, что в Коте. Но это только камень преткновения.

— Расскажи.

Джон улыбнулся. Дождался скотча.

— Ты знаешь, что Кот говорящий.

— Угу. Сам не понял, но я как-то стал разбирать его мяуканья.

— Это говорит в пользу твоей восприимчивости. Вся ея же нечисть его понимает. И Бауэр понял, как только представилась возможность.

Дайан ждал, любезничая с пирогом.

— Изначально конфликта не было. Однажды сюзерен пригласил меня и миледи играть в покер. Те привели Кота. У Бауэра тогда ещё был пятилетний немецкий чёрный дог, Орион. Валери отошла по своим девичьим делам и, возвращаясь к столу, задела того то ли краем платья, то ли кончиками своих сатанинских крыльев.

Дайан коротко засмеялся.

— Ага, — тоже улыбнулся Джон, вынимая сигарету, — а Орион её укусил.

— Ох… — Дайан представил маленькую лодыжку Валери в алой лаковой туфле и собачьи зубы.

— Орион умер раньше, чем разжал пасть. Кот задушил того в считанные секунды.

— Но как?

— Шестидюймовыми клыками. Тот облик, который ты видел, это морок. Приемлемый для Исторической Земли. В настоящем обличье Кот вселяет оторопь. И он куда как больше и опаснее десяти таких Орионов, которого прикончил. У него аргентированная слюна. И это далеко не всё.

— Серебряная?

— Да. Вампиры его боятся. Укус Кота — как приговор.

— А что Бауэр?

— Вскочил, взбесился, заорал на Кота. Кот обернулся и ответил: «Съеби в пекло вслед за своей левреткой».

Дайан закрыл глаза, представляя.

— А миледи?

— Хохотали всю дорогу домой. Вход тем в Броад Грин не закрыли, но Коту — да.

— Это повод, я понял. В чём причина, которая глубже?

— Бауэр строит своё состояние на торговле людьми, незаконной торговле органами и порнографии. Это не методы миледи.

— То есть законченный ублюдок?

— То есть да.

— Что-то с этим делают? — тут же заискал решения и справедливости Дайан.

— Что-то, конечно, делают. Но, как понимаешь, у него крепкие связи, основанные на давних знакомствах, круговой поруке и старом добром шантаже. К тому же трафики проходят через несколько «левых» рук. Технически, Бауэр ни при чём.

— Но все знают.

Джон кивнул.

— А ты?

— Что я?

— Ты имеешь с ним дела?

— Я играю у него в карты.

— Я слышал. Но… ты пользовался его связями? Или возможностями?

— Нет.

— Почему?

— Потому что нет, — отрезал Джон. Чуть помолчал, сомневаясь, но пояснил, как ему показалось, исчерпывающе: — У меня были пара стычек с Бауэром. Поэтому отношения у нас натянутые.

— Каких стычек?

— Я не стану рассказывать.

— Не по-джентльменски? — сыронизировал Дайан.

— Угу, — загасил сигарету в пепельнице Джон.

***

Дайан до конца даже не представлял, как ему приятно и необходимо будет видеть на рождественском вечере в Броад Грин миледи, Милднайта и Балицки. Он понял это тогда, когда сообразил, насколько полезны ведьмы и лён. В те краткие моменты, когда Джон отдалялся, кто-то из лёна оказывался рядом, легкомысленно улыбаясь во все зубы. Но именно они не давали ея же нечисти приближаться к нему ближе, чем на расстояние руки. А то, что приближаться теснее хотел каждый второй или вторая, Дайан понял, как только дворецкий объявил лорда Джона Малькольма Сойера и его супруга Дайан Сойера.

Чуть раньше Дайан стоял перед зеркалом, завёрнутый в белую сорочку, чёрный смокинг с атласными лацканами, такой же пояс и лакированные оксфорды. Джон увязывал на нём галстук-бабочку.

В требовании к дресс-коду значилось «black tie invited», поэтому Дайану пришлось столкнуться с чёрным смокингом и терпеливой лаконичной лекцией от Джона, чем тот отличается от белого, в котором Брук был на свадьбе.

По возвращении в Ливерпуль у них были сутки на то, чтобы Сойер протащил его по нескольким бутикам от Бёрбэрри и Бриони, потому что с индивидуальным пошивом смокинга для Дайан они не успевали.

Брук взбесился на четвёртом. И Джон пошёл у него на поводу, сообразив, что злой и уставший омега — это не просто злой и уставший Дайан.

Но то ли Дайан был хорош в чём угодно, то ли «Бёрбэрри» хороши, так что тот костюм, что был теперь на нём, схваченный в спешке и чуть ли ни не глядя, сидел как пошитый. Причём Джон, закончив с галстуком, едва ли не ежеминутно напоминал себе, что трахать Дайана пока нельзя, а стоит уже после Броад Грин. Но хотелось так, что сводило клыки, и он просто отворачивался от высокой, стройной фигуры мужа. Запах таволги был тут как тут, но его всё ещё можно было выдать за ведущую ноту парфюма.

Дайан предполагал, что Джон неспокоен, поэтому излишне ласкаться не лез и своего впечатления о муже в его смокинге не высказывал, боясь усугубить напряжение, сопутствующее последним дням его омежьего цикла. И поступал правильно. Заикнись он хотя бы о том, что чёрный чертовски идёт блондинам, скорее всего, оказался бы перевёрнутым вниз лицом прямо на полу уже через пять секунд.

А когда он ступил в резиденцию сюзерена, отстроенную в архитектурном стиле Тюдоров**, и вошёл в первый холл, наполненный приглашёнными, тут же попал в цепкую лапку Линды, которая, прижавшись к его боку, прошептала: «А это кто тут такой охуенный?» Правда что следом она сказала: «Прошу прощения, милорд. Поймите меня правильно».

Джон понял, с натяжкой, но понял. Даже сказал: «Замечательно выглядишь. Красный всегда был тебе к лицу».