— Это что, так сложно справляться с грамматикой? — Грэм выпустил планшет и раскрыл в воздухе ладони в ищущем жесте.

Лектер коротко взглянул, отвлекаясь от Mein Herz, которая ночной глыбой сидела на полу, задрав вверх все три башки, и, не отрываясь, тремя парами глаз следила за рукой Ганнибала. Правая рука мейстера была поднята вверх, между пальцами, развёрнутыми веером, зажаты куски мяса.

— Продолжай, — Лектер выпустил тот кусок, что удерживал указательным и средним.

Mein Herz щёлкнула пастью из середины.

— А пунктуация? При всей доступности образовательных ресурсов и сети как можно писать так безграмотно?

— Ах, очередное эссе от студента… — понял Лектер. Разжал средний и безымянный, выпуская кусок.

Снова щёлкнули адские зубы. Короткий хвост кербера стукнул об пол.

— Как можно не видеть этой гармонии синтаксиса предложения? Стройности лексических конструкций? — гневный Грэм всплеснул рукою в откидывающем жесте.

— Я вижу, — напомнил Ганнибал, выпуская последний кусок из безымянного и мизинца.

Mein Herz, поймав его в воздухе, развернулась и ушла, утратив практический интерес в развлечении.

— О, и это существенное твоё достоинство в моих глазах, — хмуро сказал Уилл.

Ганнибал взметнулся в бровях.

— Существенное? А что о прочих моих достоинствах? Как они тебе, между прочим?

Уилл задержался во взгляде мужа, попутно задаваясь вопросом: как такое возможно? Его первый секс с Ганнибалом в этой проекции пришёлся на момент до пробуждения. И второй, и следующий. И это были просто побоища. Уилл, даже подумав об этом, начал неметь. По коже пошла изморозь. Чёрт с ним, с началом. Он не понимал, почему спустя несколько лет в совместной постели он до сих пор начинал заводиться просто от прямого взгляда в глаза. Как теперь. Когда Ганнибал не давал себе труда привлечь в касании. Просто стоял в нескольких футах, сложив руки в карманы брюк. Босиком. Развернув плечи. В белой рубашке с отпущенным воротником. И смотрел.

Уилл отстранился в глубину кокона, опираясь плечами и затылком о переплетённые прутья и выпуская лицо мужа из вида. И наблюдал, как босые ноги двинулись к нему.

Кресло прекратило раскачиваться, когда Ганнибал остановился и легко опустился на колени, игнорируя высокий рост и тяжесть своего тела в пространстве. Уилл теперь снова видел его лицо.

Лектер скусал ноготь на большом пальце и коротко напомнил:

— Так что?

Отвечать пришлось.

— Прочие твои достоинства несдержанны и противоречивы. Или весьма предсказуемы и однозначны.

Ганнибал облизал взглядом лицо Грэма, шею, ключицы. Глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Вкрадчиво положил обе руки ему на бёдра.

— Что насчёт твоих лексических конструкций в определённых ситуациях? Не находишь их однозначными и предсказуемыми? — он на рывке попытался выдернуть Уилла из кресла. Почти что выдернул, если бы тот не раскинул руки, вцепившись в перевитые прутья.

Уилл завёлся. Скоро или долго, он в конце концов всегда ложился под Лектера, разводя колени. Но просто же было нельзя.

— Это реакция на обстоятельства. В определённых ситуациях ты делаешь мне больно, — говорит он. — Ты жесток.

— Было бы для тебя неожиданностью, — Лектер пожимает плечом. И, поскольку Уилл держится крепко, стаскивает с него до коленей домашние штаны вместе с трусами одновременно. — Просто дай мне знать, что тебе больно — кричи.

Уилл начинает дрожать в обессилевших пальцах и тяжелеющих веках, старается скрыть загнанное дыхание. И ему кажется, что успешно.

— И что, тогда ты остановишься?

Ганнибал мягко оглаживает голые колени и бёдра Уилла, заскальзывает ладонями за талию.

— Что ты, нет. Но я буду знать, что не зря прилагаю усилия.

Вырывает Грэма из кокона, сволакивает на пол. Накатывает сверху. Колени Уилла прижимаются к плечам. Воздух выбит из груди. Лектер целуется зло и глубоко.

Уилл сталкивает его голову к шее, чтобы получить взамен стремительно расцветающий кровоподтёк с полумесяцами от зубов и россыпями засосов. А в рот почти все пальцы левой руки Ганнибала. Впору задохнуться и захлебнуться в слюне. Так думает Уилл Грэм, проглатывая пальцы, что заполняют рот. Почти удаётся. Хватает Лектера за волосы, оттаскивает. Отпихивает руку. Дышит так, словно бежит.

Мокрые пальцы Лектер уводит вниз, и Уилл взвивается в плечах, когда чувствует их в себе.

— Поцелуй, — говорит Уилл, начиная сдаваться.

Лектер подчиняется. В поцелуе вытягивают душу друг из друга.

Грэм отталкивается коленями.

Лектер отшатывается. Волосы засыпали его лицо, от чего он отмахивается ладонью. Растаскивает ремень, пуговицу и молнию. Сволакивает окончательно с коленей Уилла его бельё. Отбрасывает. Под колени Уилла — к себе, ногами вкруг. Заламывается резко и до предела.

Уилл запрокидывается беззвучно. Чувствует, как замирает Ганнибал. И перестаёт дышать, когда видит, как смотрит муж: восхищение, тепло, отражение собственной прелести Уилла и благодарность за настоящее от Ганнибала — вот что во взгляде.

— Я люблю тебя, Уилл. Ты звезда в моих руках, — говорит Ганнибал.

В следующий миг, буквально на глазах, всё это перекрывается неосторожной и несдержанной похотью. Уилла протаскивает по полу, окончательно ссаживая кожу вдоль позвонков. Он ухватывается за подвёрнутый рукав рубашки мужа, подтягивается на локте и коленями.

— Я тоже тебя люблю, Ann.

И изо всей любви лупит Лектера, отведя левую в локте, прямым в скулу. Обручальное кольцо разрывает кожу. Кровь безнадёжно уничтожает цвет рубашки Ганнибала и майку самого Грэма. Льётся по его шее, стекая к полу, собирается позади и растирается под ёрзающим Уиллом.

Уилл держится меньше, чем надеялся. Когда Лектер, вплетясь руками в его волосы, прибивая бёдрами и грудью, прокусывает его над ключицей — Уилл начинает погибать. Под членом, зубами и телом любви своей жизни. Он успевает отследить нарастающий утробный гул рычания и успевает крикнуть «сидеть, Mein Herz!» Но не успевает справиться, когда Ганнибал, от жадности и жестокости, добавляет к своему члену в заду Уилла два пальца на вброс.

***

Когда Грэм открывает глаза, — ночь. По-прежнему на полу, полуголый. Кровь на шее высохла и стянулась. Лежит в локте Лектера, обнятый, с его голым коленом между ног. Уилл расслабленно слышит тёплое и безмятежное дыхание у себя на виске. Очень тепло. Голая кожа говорит, что завёрнуты в одеяло. Уилл сдвигается головою в сторону и сталкивается с шестью полыхающими автогеновыми горелками. Кербер проснулась с ним и подняла морды, но тут же снова опустила на лапы. Одна из трёх голов облизнулась.

Уилл оглядел пространство. Серебристый озёрный свет затопил комнату. Он поднял голову, сдвигая затылок, и увидел в раскрытом окне огромную и круглую, словно ренегатский дублон, луну. Закрыл глаза. Тёплая анестезирующая истома и законченность развернули его к Ганнибалу. Тот, не просыпаясь, глубже сдвинул колено и плотнее охватил мужа. Уилл отерся о жёсткую, залитую кровью рубашку и погас.

Дом Лектера-Грэма спал в летней тишине со всеми затихшими, но только дремлющими демонами. И Демон В Пыточной, и Демон, Качающий Колыбели, и Демон Розового Сада, и Демон-Мажордом… Разве что Демон Слухового Окна, растревоженный полнолунием, замер на водостоке, повернув к луне пятнистую маску с провалами глаз и рта.

========== 7 ==========

— Посмотри, Джимми, как же красиво. Охуенно красиво, — дрожащим восторженным голосом говорит мейстер локации Беверли Катц.

— Охуенно красиво, — кивает просто человек, но патологоанатом из любви к делу Джимми Прайс.

Брайан Зеллер отрывается от выслушивания частично сохранившейся души тела из грибной грядки и согласно подтверждает:

— Охуенно, мейстер. Благословенный Южный Онтарио.

Потому что зал для аутопсии наполняет сияющая голографическая панорама впадающего в сентябрьский блеск леса.

Мейстер локации скопировала всё: запахи и голоса птиц; сырой, переливающийся зеленью мох на прелых рухнувших корягах; чарующие папоротники, словно чёрный и зелёный перец; плавающие в отражающих синее небо лужах осиновые золотые и розовые листья; взмывающие ввысь мокрые деревья. И роскошные, засыпанные хвоей и листвой, взошедшие гроздьями шляпки грибов. Девять переливающихся восковым глянцем и матовыми искрами грядок и обвитых капроновыми капельницами задумчивых рук.