— Ты боишься, дорогой? — пискнула мать, всё ещё прячась за дверцей.

— Я не боюсь. Но я не понимаю, почему ты перестала?

Миссис Грэм всё же покинула форт, вынося с собою фигурную форму под крышкой.

— Я подумала, что со мною всегда Джинджер и Бакстер… Будешь? — она опустила форму на стол, теперь покрытый виниловой скатертью с грушевым принтом, и откинула крышку.

— Что это?

— Твой любимый десерт.

— «Мон плезир*»?

Мать довольно хмыкнула.

— Буду. Но, знаешь, против дробовика или даже против примитивной биты, что твой муж держит под сиденьем грузовика, ни одна из моих собак не устоит.

— У тебя же есть «кольт»?

— «Кольт» есть у меня. И я ношу его с собою, — сказал Уилл, направляя в сторону матери указующую ложку, которой ел десерт прямо из формы. Дорого бы поплатился Уилл, застань его Ганнибал за подобным ханжеством. Но тот занимался доктором Гидеоном. Остатками доктора Гидеона.

Уилл, миссис Грэм и её «Мон плезир» в этот раз были вне опасности.

— У твоего отца был «ремингтон».

— Винтовка 1987 года выпуска.

— И что? Я её нашла. Она сухая, и твой отец её хорошо содержал, надо отдать ему должное.

— Мама, патронов нет.

— Патроны есть, милый, — миссис Грэм присунулась к Уиллу рядом на край стола и опустила свою ложку в сметанное желе.

Уилл хорошенько растёр глаза и снова принялся за десерт.

— Я сегодня купила платье на свадьбу. Хочешь посмотреть?

— Выбор у меня невелик. Надевай.

— Здорово, что сегодня ты ночуешь дома. Накануне свадьбы всем невестам полагается ночевать под отчим кровом. Это хорошая традиция, — миссис Грэм, щебеча, скрывалась по лестнице на второй этаж.

— Мама! — угрожающе напомнил Уилл и продолжил есть, зачерпывая ложкой из формы, одновременно оглядывая керамического мопса высотой до колена, набитого картошкой и частично задвинутого матерью за угол холодильника. Новую рольштору над мойкой. И совершенно безумные лохматые пледы на траченом диване, расцветкой напоминавшие Уиллу кровожадные племена команчей. Нет, это яснее-ясного, что он оставил бы проживание в «Волчьей ловушке» после свадьбы. То есть уже завтра. Почему бы и нет? Может, мать останется здесь вместо него? Конечно, помириться с Тайлером Шеппардом та тоже может. Как и укатить обратно в свою Ошаву. Но если не помирится, то тогда она может обустраивать дом Уилла так, как сочтёт нужным.

— Что скажешь? — спросила Мелисса, замирая на середине лестницы.

Уилл так задумался, что не заметил её появления. А вот собаки, привлечённые шуршанием юбки, вскинули морды и навострили уши на лежаках.

— Оно белое, — похвалил Грэм.

Мать закатила глаза и окончательно спустилась вниз.

— Рейчел бы…

— Рейчел на Аляске, — ревниво напомнил Уилл.

— Прости, это бестактно.

— Угу.

— Как ты выбирал свой костюм?

— Я не выбирал. Этим занимался Ann.

— Наверное, тут нечему удивляться. Признаться, я с ужасом ждала дресс-кода цвета тыквенной запеканки, — Мелисса намекающе обернулась кругом перед сыном.

— Никаких тыквенных запеканок, мама, — улыбнулся Уилл. — Ты очень красивая, правда.

— О милый. Я тебе верю. Всё же есть плюсы в ранних беременностях.

Грэм протестующе повёл бровями и покрутил головой:

— Всё же неполных шестнадцать — это всё что угодно, но только не осознанность.

— Мы поженились с твоим отцом. Всё было законно и прилично.

— А потом ты сбежала.

— Чёрт, Уилли, не начинай всё сначала.

— Даже не думал. Уверен, что пятнадцатилетняя беременность была тебе чертовски к лицу. Как и это платье.

— А вот так уже лучше, милый, — Мелисса снова запустила ложку в «Мон плезир».

Комментарий к 30

*Сметанный желированный десерт с ванилью, ягодами и кусочками свежих фруктов

========== 31 ==========

— Послушай, дорогой, успокойся, — робко попросила Мелисса Грэм, следуя за сыном по пятам, чем очевидно не приносила тому ни покоя, ни утешения.

Грэм не то чтобы нервничал или беспокоился. Нет. С ним приключился банальный классический подвенечный ахуй, проявившийся в форме панически плещущих зрачков, почти съеденных губ и отвратительной нервической слабости во всём теле.

— Милый, соберись. Нас уже ждут. Уилли, тебя ждут, — тщетно взывала Мелисса, стрясая несуществующие пылинки и сор с плечей и лацканов белоснежного подвенечного костюма сына. Временами рвалась поправить фрезии в бутоньерке или широкий атласный кремовый галстук, но тут же отнимала руку, пасуя перед мрачным и ошалевшим взглядом Уилла. Наконец, сдавшись, она опустилась на прикроватную козетку и, подозревая самое нехорошее, спросила: — Милый, ты сам кому-нибудь делал предложение руки и сердца?

— Нет, мама, — агрессивно дёрнулся Грэм.

«Слишком агрессивно», — отметила Мелисса.

— А тебе? Делали? Кроме доктора Лектера? — вкрадчиво забросила она второй крючок.

— Пару раз. Но то были, я уверен, шутки, — Грэм отогнул кружево с окна, прошёлся взглядом по ожидающим в саду гостям и почти застонал.

— А что ты отвечал? Ну, тогда, когда было в шутку?

— Не помню. Может, что-то типа мне надо подумать. Всё, что обычно отвечают в таких бессмысленных ситуациях.

— И?

— Что «и»?

— Что ты ответил им в конце концов, милый?

— Да ничего. Я приложил усилия и больше не виделся с теми людьми.

Мелисса раскрыла глаза шире, осмысливая масштабы поражения.

«Да это почти руины. Стоит называть вещи своими именами», — положила она диагноз.

Вслух же произнесла:

— Прости, Уилли. Я не знала, что так тебя подвела.

— Ты о чём? — почти не слушая мать Уилл снова оказался у окна и снова сдвинул кружево.

— Я не знала, что мой побег так тебя ранит. Ты не признаёшь святости и пользы брака. У тебя есть негативный сценарий неудачно развивавшихся семейных отношений на примере своих собственных родителей. Я знаю, так всегда бывает. Знаешь, в этих телешоу, ну, в тех, где есть приглашённый психолог. Типа «Беременна в шестнадцать»…

— Мама!

Мелисса замолчала, поняв по взгляду сына, что свернула не туда. Но и что однозначно оттащила того из-под панической атаки — тоже поняла.

— Что? — пискнула она.

— Что за дрянь ты смотришь?

— Это не дрянь, — насупилась она.

— Прекрати. И, знаешь, ты здесь вовсе ни при чём. Ни твой побег, ни пьянство отца, ни что-либо иное. Ни при чём. Всё.

— Тогда чего ты так мечешься? — почти прошептала Мелисса.

— Я, блядь, просто боюсь.

— Чего?

Легко было спросить. Много чего. Того, что сегодня ночью Ганнибал убьёт Винни Грэм. Того, что Уилл связывается с тем навсегда. И это навсегда было из тех неголословных, настоящих «навсегда, пока смерть не разлучит их». Того, что утром ему грозило стать отцом совершенно грудного ребёнка. И прорвы всяческих «того», от которых некстати пришедшая в себя его здравая часть теперь вставала на дыбы и брыкалась. Как бы ответить матери так же легко на её вопрос, как легко она спрашивала?

— Я не знаю, — малодушно и ни разу не оригинально откликнулся Уилл и прижал ладони к лицу.

— Ганнибал любит тебя, — Мелисса снова подошла к сыну и ободряюще погладила его по груди ладонью.

«Вот это-то и пугает», — признался Уилл своим собственным ладоням, по-прежнему держа те у лица.

— Уилли, тебе надо расслабиться, — вдруг изменившимся заговорщицким тоном решила мать.

— О чём ты?

— Хочешь экстази?

Грэм выпустил лицо, рассматривая её.

— Что? Отличное средство. Мне всегда помогало. Особенно когда у меня была послеродовая депрессия.

— Ты говорила, что кормила меня сама, — подозрительно сузил глаза Уилл.

— Всё верно. Одно другому не мешало. Ты был спокойным ребёнком, полагаю, что частично из-за этого, — пожала плечами мать.

— Господи боже ж мой… — простонал Уилл и лёг на кровать ничком.

Мелисса секунд пять смотрела на сына. Потом, словно решившись, убрала пряник и достала кнут: