Но приближающееся «па-а-ап» остановило его едва ли не в броске.

— Ты одет? — быстро спросил он Уилла.

— Как и ты — нет, конечно.

— Исправь это, — строго сказал Ганнибал, подымаясь с кровати и скрываясь в ванной комнате.

Грэм, закрыв глаза, откинулся на подушку.

Ганнибал вышел в халате как раз вовремя, потому что в двери с той стороны ударилась ночная тьма Mein Herz. А Кейн звонко взвизгнул. Лектер открыл дверь и взял сына в руки. Уилл видел, как маленькие руки Кейна обвились вкруг шеи Ганнибала, прижимаясь.

— Пойдём завтракать, — предложил ребёнок.

— С удовольствием, — согласился Ганнибал.

Послышался звук поцелуя.

Кербер ввалилась в комнату, ткнулась носами под бок, принялась искать. Уилл откатился, спустил босые ноги в длинный ворс ковра. Mein Herz обогнула кровать, чтобы положить морды ему на колени. Следила за ним едва слышно гудящим автогеновым пламенем шести глаз. Уилл забрал в руку как можно больше собачьих ушей и, чуть тряся, задал вопрос:

— Кто исчадие преисподней?

Mein Herz с готовностью к игре вскинула морды, короткий хвост дрогнул.

— Кто исчадие? — повторил Уилл, наступая на кербера. Та оттолкнулась передними лапами от пола и коротко гавкнула. Звук был низким и по силе вибрации равнялся удару стенобитного тарана.

— Завтракать, — Грэм вытянул указующую руку вон.

Ещё один удар стенобитного тарана.

Комментарий к 13

*Блюдо грузинской кухни, колбаски для жарки на гриле

**Разноцветная радужка глаз

========== 14 ==========

Лектер без особых трепыханий со стороны Грэма увёл того к «бентли». Дверь в квартиру Долархайда он просто прикрыл, не замыкая. Самого хозяина оставил без изменений. Уилл по его настоянию отключил телефон и теперь, закрыв глаза, мирно расслабился в пассажирском кресле.

Лектер понимал, что Беделия Дю Морье решила обеспечить себя дополнительными гарантиями его покорности и взяла контроль над ситуацией в свои руки. Это усугубило положение дел в том отношении, что теперь Ганнибал счёл допустимым поступить с нею сходным образом. Чтобы не спугнуть мейстера многоликую и держать её в неведении относительно неудавшегося похищения, он был намерен сам удерживать Уилла. Ганнибал верно предполагал, что того уже ищут. Если нашли его пикап на парковке, то просмотрели камеры видеонаблюдения. Если это ничего не даст, то всё равно утром Долархайд не явится на работу. Поедут к нему. Вызовут Лектера.

Ганнибал набрал номер Дю Морье.

— Добрый вечер, Ганнибал, — сказала та.

— Добрый вечер, Беделия. Хочу пригласить тебя на ужин.

— Буду рада.

— Завтра. В семь вечера.

— Завтра. В семь вечера.

— Отлично. Кое-что ещё.

— Да?

— Купи что-нибудь новое из белья.

Беделия слышимо улыбнулась.

— Не стоило лишнего замечания. До завтра.

— Прощай.

Он отключился.

Грэм странно смотрел на него. Вероятно, что с самого начала телефонного разговора. Но спросил о другом.

— Почему ты сжёг руку Мириам Ласс?

— Потому что она затеяла меня шантажировать.

— И ты ей доходчиво дал понять, что лучше этого не делать.

— Красноречиво дал понять. При следующей попытке она лишилась бы жизни. Как видишь, мисс Ласс понятливая.

Грэм бездумно растёр пальцами губы, затем руки в запястьях, ладони. Рецепторы на периферии работали плохо из-за инъекций.

Автоматические кованые ворота дома 22 по Мёрдер-драйв растворились перед автомобилем и сомкнулись следом.

«Эклектика викторианского разгула», — нашёлся Уилл, выходя из автомобиля.

Когда вошли в дом, Лектер громко произнёс в сумрачную гостиную.

— Уилл Грэм, это мой Дом. Дом, это Уилл Грэм, любить и беречь.

Мгновенно стало светло. И Уилл был благодарен тому, что доктор ограничился только словами без демонстрации. Всматриваться в демонические маски обслуживающего персонала не было желания.

— Ты голоден, — не спрашивая, заявил Лектер.

— Да, — кивнул Уилл.

— По лестнице, затем направо. Вторая дверь — твоя комната. В комоде — твои вещи.

Уилл изобразил вопрос.

— Всё правильно, твои вещи.

Лектер оставил пальто на вешалке и ушёл в кухню.

Грэму ничего не оставалось, как тоже оставить куртку на вешалке. Потом по лестнице вверх, вторая дверь направо, где в комоде — его вещи. Всё то, что он ежедневно носил, разве что новое. То, что походило одно на другое джинсой, клеткой, пуговицами, вискозой и полиэстером. Грэм выдвинул ещё один ящик. Здесь лежала одежда гораздо лучшая на ощупь и в прикосновениях, из натуральных тканей и не для стирки в автомате. Огляделся внимательнее.

«Было бы мрачно, не будь так красиво», — сдался сам себе под наплывом холодной фиолетовой и лиловой пастели, перламутром гобелена покрывала на кровати и клубящихся ночных облаков потолка глубокого синего цвета. Стащил рубашку, майку, ботинки, джинсы, ненавистные трусы и носки. Представил то, как Долархайд от души потискал его в этой одежде, пока он сам невменяемо валялся на диване.

— Мыться, — сказал Уилл. — А тряпки — сжечь.

Сваленная комом одежда вспыхнула алым костровым пламенем. Полыхало локализовано, но Уилл в панике отступил. С трудом подавил желание позвать Ганнибала. Одежда истлевала вместе с обувью. И в течение минуты не осталось даже пепла. Пламя свернулось и, вздохнув, истаяло. Ворс ежевичного цвета ковра остался нетронутым. Запаха горения тоже не было. Грэм не знал, где точно висит маска Демона-Дворецкого, поэтому сказал, просто закрыв глаза:

— Благодарю тебя, Дом.

***

К ужину пришлось спускаться босиком.

Ганнибал подал холодную домашнюю буженину, нашпигованную чесноком, гвоздикой и лавровым листом и обжаренные на гриле овощи.

— Расскажи, что обещал, — напомнил Уилл. И поскольку он никуда не торопился, приняв во внимание головокружительные происшествия своего дня, то без тени раздражения перенёс молчание Лектера в течение нескольких минут. Очевидно, что тот выбирал наиболее уместные для объяснения слова.

— Магистр Хопкинс рекомендует меня своим преемником, по немощи лет отказываясь от занимаемого положения.

— Почему тебя? Это важно?

Ганнибал кивнул.

— По очерёдности должен быть кристальный мейстер, но все известные не дотягивают до возрастного и мастерского порога.

— Сколько тебе лет? — Уилл смотрел в упор.

— Шестьсот сорок четыре.

Грэм дрогнул в бровях.

— В этом ноябре будет шестьсот сорок пять.

— Отлично, — опустил глаза. — А магистру Хопкинсу?

— Более тысячи.

— Продолжай.

— Я хочу воздержаться от принятия предложения Хопкинса. Оно меня не устраивает.

— Это отчего?

— Магистры сами себе не принадлежат. Став некой, образно говоря, осью весов, на которой постоянно будут находиться предпочтения и стремления посторонних, я потеряю возможность не только контролировать свою жизнь. Я напрочь лишусь её.

— Твоя личная жизнь тебе предпочтительнее положения магистра? — Уилл не разбирался в деталях, но социальные масштабы оценить мог.

Лектер раздражённо метнул взгляд через стол.

— Несомненно. Уилл, ты сделал предположение, не имея представления об имеющей быть в действительности картине. Моя личная жизнь — вот ось моего мира и существования. И я делаю невозможные для человеческого понимания вещи, чтобы достичь цели.

Буженина была совершенством, поэтому Грэм с радостью отвлёкся на неё, задетый агрессивными модуляциями в голосе Лектера.

— Какова твоя цель?

— Счастливая жизнь с тобой. Семья, — отрезал Лектер.

Грэм, было, чуть не заулыбался, но испугался раньше, встревоженный неоформившимся подозрением.

— Что произошло сегодня?

— Я уведомил гильдию о своём несогласии с предложением Хопкинса. Мне было выставлено условие. Чтобы сохранить текущее положение дел, я должен предложить кандидатуру для своей замены.

— Кого?

— Дитя-обещание.