– Ну и что?

– Это был он.

– Кто он?

– Ананий.

– Да будя тебе, Рахиль. Это наверно мужики Данила позвали.

– Нет, дядя Яков. Это были не мужики. Так мог кричать только человек от нестерпимой боли. У меня в ушах и сейчас звучит его голос.

– Рахиль, тебе всё это с непривычки кажется. У нас молодёжь часто задерживается на игрище возле речки и дурачится там. Не обращай внимание. Привыкнешь, – сказал поп, допивая чай.

– Дай-то, Бог, – с суеверным страхом в глазах произнесла Рахиль и застыла в неподвижной позе, положив руки на свои колени.

Поп молча посмотрел на Рахиль, затем посмотрел в нависшую над садом темноту и вдруг почувствовал, что и в его сердце стало вкрадываться неприятное подозрение. От волнения его сердце застучало сильнее и зазвенело в голове.

– А ведь и в самом деле задерживается Ананий. И Черныш наш что-то сильно брешет и в сад рвётся, – с тревогой произнёс поп.

– Дядя Яков, может, пойдём, посмотрим?

– Сейчас, Рахиль, только ружьё возьму. Стрелять-то я не стреляю, но для острастки всё-таки возьму. У меня тоже душа почему-то не на месте, – сказал поп и пошёл за ружьём, висевшим возле летней печи.

Рахиль напрягла весь свой слух, но ничего кроме лая собак не услышала. Лаяли не только псы попа, но рвались с цепи и соседские собаки. Рахиль подошла к Чернышу и погладила его по голове. Пёс жалобно заскулил, доверчиво посмотрел на Рахиль и замолчал. Рахиль вновь напрягла свой слух, но кроме лая собак ничего не услышала.

– Пойдём, глянем, – сказал подошедший с ружьём поп, и они пошли по саду в сторону речки.

Они прошли через весь сад, но Анания не встретили.

– Ананий! – громко крикнул поп, выйдя из калитки сада.

Но ответа не последовало.

– Не нравится мне всё это. Пойдём поближе к реке и там покричим, – сказал поп, выставляя вперёд ружьё. А сам всё шёл и тихо молился, просил у Бога прощение за то, что взял в свои руки ружьё.

Поп шёл впереди, выставив вперёд дуло ружья, а за ним, прислушиваясь к каждому звуку и шороху, шла Рахиль.

– Ана…ни…й! – протяжно крикнул поп.

– Ана…ни…й! – ещё громче крикнула Рахиль и, схватив попа за рукав, остановилась.

– Чего, Рахиль? – остановившись, спросил поп.

– Дядя Яков, посмотрите вот сюда, – тихо произнесла Рахиль.

– Куда, Рахиль?

– Вот сюда, вправо метра в пять от нас.

– Да, там действительно что-то есть. А что? Не могу понять, – ответил поп, рассматривая тёмный силуэт.

– Это же Ананий на корточках сидит.

– Может, он по нужде пошёл?

– Нет, я не думаю, – ответила встревоженная Рахиль.

– Ананий, ты чего? – спросил поп.

Но Ананий продолжал сидеть в прежней позе.

– Ананий, ты чего? Пошутить с нами захотел? – сказал поп, подходя к нему.

Ананий не шелохнулся.

– Ананий, Ананий, – кричал поп.

Но он по-прежнему сидел на месте.

Рахиль подбежала к Ананию и от ужаса вскрикнула. При свете луны она увидела, что метров в двадцати от сада попа на колу сидел сосед Ананий с завязанным кровавой тряпкой ртом, со связанными за спиной руками и сильно вытаращенными, открытыми глазами.

– Людей надо звать, – в отчаянии крикнул поп.

Рахиль выхватила из рук попа ружьё и стала стрелять в воздух. Поп побежал в сторону своего сада.

Рахиль развязала кровавую тряпку которой был завязан рот Анания, и вздрогнула ещё сильнее: язык из его рта вывалился наружу. Рахиль достала из кармана своей юбки ножик и перерезала им верёвку которой были связаны руки соседа. Ей очень хотелось верить, что Ананий был ещё жив, хотя разумом она понимала, что кол прорвал ему все внутренние органы, о чём говорила лужа крови, которая образовалась вокруг него.

Рахиль решила нащупать пульс, но, схватив неподвижную руку Анания, она вновь ужаснулась. Кости рук были переломаны и выступали из-под кожи.

Жуткий страх обуял Рахиль. Ей показалось, что рядом зашевелились кусты. Она схватила лежавшее рядом ружьё, вскочила на ноги и осмотрелась по сторонам. Шорох прекратился. Рахиль снова присела возле Анания. Кусты вновь зашелестели, и шорох стал приближаться к ней. Рахиль отскочила в сторону, чтобы в случае необходимости легче можно было бы убежать в сад. Шорох вновь прекратился.

Ей очень не хотелось оставлять одного Анания, так как она опасалась, что его может разорвать какой-нибудь зверь или собака и потому Рахиль вновь подошла к нему.

Кусты вновь зашелестели. Рахиль подняла с земли камень и бросила его в кусты. Тут же из кустов выскочил пёс с верёвкой на шее и сердито залаял.

– Тихо, Шарик, успокойся, – преодолевая испуг, ласково произнесла Рахиль.

Это был пёс Анания. Он подбежал к своему хозяину, лизнул языком его холодеющую руку и тоскливо завыл, задрав свою морду к луне.

Привязанный к столбу, пёс слышал крик и стон своего хозяина. Пёс долго рвался к нему на помощь, о чём говорила кровавая ссадина на шее, пока в отчаянии не перегрыз эту злополучную верёвку и не прибежал к нему. Но было уже поздно. Пёс чувствовал всё это своим преданным сердцем – потому и выл так тоскливо.

Пах, пах, пах, – услышала Рахиль выстрелы.

Это был Данил. Он слышал, как стреляла Рахиль, и слышал, как по саду бежал и кричал поп, что убили Анания и потому, одевшись на ходу, сорвав со стены ружьё и вскочив на коня, прискакал к покойнику.

– Убью, сволочи! – гневно закричал Данил, подойдя к сидящему на колу Ананию.

Вид убитого ножом полоснул по сердцу Данила, и он застонал.

Встревоженные люди с зажжёнными факелами в руках бежали к месту трагического происшествия. Никто из сельчан не сомневался, что это дело рук банды Алихана, который не только упустил угнанный скот, но потерял ещё своих самых смелых и опытных разбойников. Чувство мести затмило его разум, и он метался по лесу израненным зверем, выискивая подходящий момент для мести.

– Прости, Ананий, – сжав от боли кулаки, тихо произнёс Данил и попытался закрыть ему глаза.

– Данил, вон они, – неожиданно произнесла Рахиль.

В темноте она рассмотрела трёх всадников, которые выскочили из реки и помчались в сторону гор, свернув в правую сторону. Там разбойников поджидал Алихан со своей бандой.

– Убью, сволочи, – кричал Данил.

Он вскочил на коня и стал стрелять им в след.

– Господи! Зачем же ты допустил, чтобы эти изверги вместо меня убили Анания? Они ведь точно по мою душу приходили, – в жутком отчаянии причитал поп, возвращаясь к убитому с двумя его сыновьями и женой.

– Яков, ты напрасно казнишь себя. Ты тут ни при чём, им всё равно кого убивать. Попался им Ананий – они убили его. Если бы вышла я, то убили бы меня, – сказала соседка Вера, которая пришла туда вслед за сыном.

– Убили! Изверги! Убили! Анани…й! – подбегая к мужу, кричала его жена Мария.

А когда она увидела изуродованное тело Анания, то стала смеяться страшным, леденящим душу смехом.

– Ха, ха, ха… – летел над ночной степью душераздирающий смех убитой горем женщины.

Она упала на землю и стала биться в истерике, затем села рядом и схватила мужа за руку. В холодеющей руке она почувствовала раздробленные кости. Это сильно испугало её и лишило рассудка. Она вскочила на ноги и со смехом побежала к реке.

– Мама, вернись! – кричали её сыновья.

Одному из них было двадцать, а другому пятнадцать лет. За ними побежали ещё трое мужиков. Мария бежала так быстро, что пятеро мужчин не могли её догнать. И только над речным обрывом схватил её за руку старший сын и прижал к себе.

– Ананий? – тихо спросила она, и снова стала хохотать.

– Всё, Рахиль, пошли, Ананию уже ничто не поможет, нужно спасать его жену Маню. Ты иди к Диворочке, а я пойду готовить для Мани снадобье, чтобы заснула, иначе за ночь она может много бед натворить, – сказала старуха, – да и тебя, Рахиль, нужно умыть – такую страсть перенесла.

– Ты права, бабушка, мне очень страшно, – ответила Рахиль, прижавшись к бабушке.

Потрясённый происшествием, Данил при свете луны один скакал за вооружёнными разбойниками. Его конь просто летел над землёй. Ноги коня едва касались земли. Он вдруг почувствовал лютую ненависть в сердце хозяина. Он чувствовал её всей своей кожей, ушами и сердцем. И потому до предела напрягая свои мускулы, он скакал с возрастающей скоростью.