Нет, блин, луком глаза натерла! Я уже и не пыталась сдержаться. Прислонилась к какой-то стене и нырнула в рыдания.

Ну правда, за что?! Украли из родного мира – между прочим, братки этого блондинистого оболтуса. С кем-то перепутали, чуть не казнили. Скиталась подземельями, нашла человечка, более несчастного, чем я сама, наверное, поэтому и сдерживалась эти дни. Поселилась на бомжовском пустыре, а оттого, что в этих бомжах есть какое-то волшебство, жизнь под открытым небом и не сытней, и не чище. Чуть-чуть приспособилась, купила котелок, суп варить, и плед, чтобы накрываться, так загнали в глушь под угрозой смерти. Пробралась мимо бандитов в приличный дом – и тут ни умыться, ни поспать толком.

Бегает козочка между волком и мясником, так ей еще не дают травку пощипать. У-у-у!

– Нет, правда, что ты? Зачем? – бормотал Лирэн. Я его даже понимала: крутой сильный мужик, все разрулит, всех победит. И не знает, что делать с бабьим хнычем. Ни посмеяться, ни закричать – сам виноват.

Все меня здесь обижают. Я что, обидеться не могу? Не могу-у-у?!

– Ну не надо, я сказал: прекратить! Быстро! Немедленно. Ну пожалуйста… Увидят, – бормотал князь всех местных воров (или уже бывший князь?), переходя от диктата к мольбам.

Между прочим, если увидят, то, пожалуй, это не худший вариант. Даже если это будет поисковая группа, неважно чья, главного добродетельника или бывших подчиненных. Я не самый великий конспиролух, но догадываюсь, что люди, которых ищут, снуют с сосредоточенными лицами от угла к углу, а не устраивают слезных уличных сцен. Так что пусть скажет спасибо, собеседник скелетов, за мою импровизированную конспирацию.

Стихийный проливной плач начал переходить в управляемую истерику. Ничего, кому-то психологическая разгрузка, а кому-то – урок.

– Не хочу на пустошь! – бормотала я. – Хочу домой! Выспаться хочу, поесть нормально. Хочу в бассейн, хочу в спа. А цветы видеть не хочу! Ни тюльпаны, ни розы, ни гвоздики! Чтоб они все засохли! Я и без них дышу!

Лирэн дернулся, будто хотел зажать мне рот, но замер.

– Правда можешь? – спросил он с такой неподдельной искренностью, что хотелось не шутить, а ответить. И, увидев мой кивок, сбросивший в пыль три-четыре слезки, продолжил: – Если бы я так мог, то не плакал бы, а смеялся.

– Найди мне спа-центр, а еще салон красоты, а еще номер с кроватью, чтобы спать до вечера. А лучше – до утра. И чтобы ни одна сволочь, ни с одним ухом, ни с двумя, ни с тремя, не беспокоила! – ожесточенно сказала я, глядя ему в лицо сквозь слезы.

– А что такое спа-центр? – растерянно спросил Лирэн. В его голосе было что-то детское, когда взрослые говорят незнакомые слова и нужно их понять, иначе разговора не получится.

Ох ты зараза! Ни хамством, ни мольбами, ни окаменелой мордой он меня бы не одолел. А вот тон малолетнего почемучки – всепробивная пуля.

И я, не замечая, что слезки понемножку высыхают, стала рассказывать про такие привычные, такие надоевшие и такие желанные сейчас удовольствия моего потерянного мира. Блин, да я мешок золотых и воз цветов в придачу отдала бы за бассейн. Чтобы бурливо погонять шесть-восемь дорожек туда-сюда. Потом выйти, чуть обсохнуть, зайти и растянуться в хамаме. Потом обтереться большим белым полотенцем, хны-хны!

Впрочем, остаточные слезы не кипучи. Тем более я из ревущей тетки превратилась в интересного рассказчика. Лирэн слушал, задавал уточняющие вопросы, я отвечала, почти перестав всхлипывать.

Мы остановились рядом с какой-то лавкой. Мой спутник метнулся туда и вернулся с большой бутылью.

Если вино – выплюну. Если плохое – в рожу. Но напиток оказался чем-то вроде легкого сидра, приятным, умеренно сладко-кислым и пряным забродившим компотом.

– Это тебе для пополнения глазных боезапасов, – с прежней уверенной усмешкой пояснил он. – Забавно у вас, даже побывать захотелось.

Вот нахал! Плеснуть, что ли, в него компотом? Жалко, вкусный.

– У нас был король Энр Пятый, Несгибаемый Жезл, – столь же легко продолжил Лирэн. – Он так тиранствовал, что до сих пор сказки сказывают. Отбирал лучших девиц из всех сословий, переодевал русалками, велел плескаться в озере во дворцовом парке, сам изображал морского черта на скале и требовал, чтобы слуги-раки ему на скалу девиц затаскивали, ну и их там… короче, оправдывал прозвище. У вас тоже ничего с этими плавательными озерами. Кстати!

Лирэн остановился и ударил себя по лбу. Мои слезы настолько просохли, что я разглядела: ударил, почти не коснувшись.

– У нас же и сейчас играют в развратную аристократию. Только без раков и чертей. И мы отдохнем и укроемся до ночи. А называется эта забава – салон Испытания добродетели.

Алина

– Салон Испытания добродетели? – переспросила я. – Что это такое?

– Так ты не знаешь, что это такое? – ответил Лирэн, окончательно вернувшийся к прежней насмешливости. – Понимаю. Лепесточники, с которыми ты связалась, самые добродетельные жители города. Они прозябают в такой нищете, что пороки к ним не липнут, как мотыльки к огню.

– Ответь на вопрос, иначе опять заплачу, – сказала я.

– Сейчас, – поспешил с ответом Лирэн. – В Городе Свободы очень многие верноподданные граждане не могут забыть времена тирании и разврата. Поэтому в театрах ставят пьесы о том, как добродетельные юноши и непорочные девицы, попавшие в растленное общество, на вечеринки и балы, падают в пучину порока, правда, в конце обычно из нее выныривают. Некоторым горожанам, конечно не бедным, хочется проверить, устояли бы они в такой ситуации или нет? Для этого и устроены салоны Испытания добродетели. Туда можно пройти или по знакомству, или хорошо заплатив на входе. Очень важное условие: участники бала непременно носят маски. А еще, чтобы испытание было особенно трудным, можно арендовать отдельный кабинет с мягким диваном и удалиться туда после танцев, конечно же вдвоем.

Я не смогла сдержать усмешки.

– А как к этому относится стража?

– Ее добродетель в этом случае подвергается своему испытанию – мздоимством. И она его почти всегда проигрывает. Идем?

– Да, – кивнула я. Слезы высохли, уличная драма закончилась. – Погоди, но ведь балы обычно начинаются поздним вечером, при свечах.

– Ты права, такой салон закрывается перед рассветом. Но посетителей пускают туда уже сейчас. Ведь, как ты, наверное, знаешь…

– Я почти ничего не знаю, – огрызнулась я. – Меня притащили сюда, отправили на песочек, а оттуда я сбежала к лепесточникам, от которых нельзя ничего узнать, кроме того, как они сами живут.

– Ну, не знаешь – объясню, – без насмешки улыбнулся Лирэн. – Настоящие аристократы погибли, сбежали или пошли в гувернеры. Теперь в господах люди попроще. Некоторые – добропорядочные лавочники, они если и привыкли пировать допоздна, то лишь в своем доме. Поэтому они посещают салон довольно рано, чтобы вернуться домой к первому рожку ночной стражи. Ну и хвастаться – был в салоне Испытания добродетели и не поддался порокам. Кстати, добропорядочные горожане должны быть в курсе всех событий. Будем идти, читать вместе и ругаться с олухами, наступившими нам на ноги. Эй, малый!

Пробегавший мальчишка вручил Лирэну газету и умчался, понимая, что сдачи не потребуют.

– «Гнусный заговор разоблачен: блюститель Созидания в сговоре с презренными лепесточниками планировал удушить Город Свободы», – с чувством прочел Лирэн. – А так как моего Братства не существует, обо мне ни слова.

Я тоже уткнулась в газету, и мы пошли, действительно спотыкаясь о ноги прохожих. Ругаться и угрожать я предоставила Лирэну. Делал он это эффектно, мастерски и особенно зло, как любой мужчина, недавно вытерпевший женскую истерику.

***

Мы бродили по улицам час или больше. Город выглядел мрачно. Несколько раз мы обходили большие толпы возле лавок без вывески и слышали злой шепот: «Скоро и без заговоров дышать нечем будет!»

– Это за цветами, разумеется увядшими, – объяснил Лирэн. – С тобой гулять опасно: привыкнешь, что цветы не нужны, расстанемся – и не заметишь, как задохнешься.