Он бросил пить и вместе с коллегой довел до ума давно разрабатываемую ими программу самообучения. Затем принялся добиваться, чтобы из клиники ему отдали сына домой, вместе со всем сопутствующим оборудованием. У него была квалификация врача, хирурга, и в конце концов руководство клиники согласилось передать ребенка отцу. Он перевез его в свою институтскую лабораторию, расположенную на берегу таинственного моря Хаоса. Затворившись в ней, погрузился в работу. Жена, измученная не меньше него, устраивала скандал за скандалом, он посоветовал ей съездить на материк, к родителям. Он был очень убедителен, она — без сил, ему удалось уговорить ее. Во время ее отсутствия он трудился как исступленный. Все материалы, связанные с жизнью сына, которые были в его распоряжении, он перевел в программный код и записал на микрочип. Уговорил своего коллегу и друга, киберконструктора, провести полевую операцию по вживлению чипа в мозг туземного «божества». Им обоим в составе исследовательской группы уже приходилось заниматься этой тонкой работой, и, хотя браться за дело только вдвоем было рискованно, они приняли вызов. В корневую систему, питавшую «божье» тело, ввели специальный раствор, содержащий наноботов, с их помощью удалось обмануть мощную регенерационную систему «божества» и добиться того, чтобы чип прижился. Но в контакт с нервной системой «божества», как и прежде, он вступить не мог.
Сам не свой от разочарования, ученый запил вновь, и той же ночью, в состоянии глубокого опьянения, явился в комнату, где в растительном состоянии пребывал его сын, и отключил робота-сиделку. Набрал в шприц кровь ребенка, отрезал прядь волос и ногти, сжег их, а пепел смешал с кровью и слюной мальчика. Подключив сына к портативному аппарату ИВЛ, вместе с ним на гидроцикле отправился на территорию, где находились «божьи» тела. Там он отыскал безжизненное «божье» тело с вживленным чипом, влил ему в рот кровь мальчика и отключил ребенка от аппарата. Слушая, как сын задушено хрипит, умирая от невозможности самостоятельно дышать, лег рядом, прижавшись, как учили туземцы, к пустой человекообразной оболочке покрепче, и забылся недолгим пьяным сном.
Очнулся он победителем. Или проигравшим, в зависимости от того, с какой стороны посмотреть. Программа, которую он написал и вживил в мозг туземного «божества», функционировала. А вот душа его сына, которого он — из любви, в приступе безумия ли? — убил своими руками, восставать для нового перерождения не спешила. Он совершил революцию, огромный прорыв в науке, умудрился с помощью технологий заставить идеальную человеческую оболочку жить и дышать, и он же ради этого — ради этого ли? — решился на тяжелейшее преступление, лишив жизни собственного сына. Понимая, какая судьба его ждет, он тем не менее не мог позволить пропасть своему последнему детищу, в котором воплотились его величайшая надежда и сокрушительное разочарование. Он привел оживленное им существо к дому своего единственного оставшегося друга, того самого киберкоструктора, который помог вживить чип в пустой мозг «божьего» тела, позвонил в дверь и, вложив в руку письмо с объяснениями, оставил дожидаться хозяина. А сам поспешно вернулся в институт, уничтожил все исследовательские материалы и роботов-помощников, разгромил рубку видеонаблюдения и, запершись в своей лаборатории, застрелился.
Обуреваемый многими чувствами киберконструктор не смог отказать коллеге и другу в его последней просьбе. Он сумел спрятать невероятное изобретение так, что полицейские в последовавших после самоубийства ученого многократных обысках не смогли его обнаружить. Конструктору помог тот факт, что все искали безжизненное тело, ведь никто не допускал и мысли, что его обезумевшему от горя другу удалось восстать божью оболочку к жизни. Самого конструктора в итоге все же привлекли к ответственности, но он сумел отделаться большим штрафом и увольнением из научно-исследовательского центра, в котором проработал девятнадцать лет. С тем он, забрав семью, возвратился на материк, где довольно быстро нашел место инженера-программиста в крупной компании по производству бытовой техники. Доходы его так и не достигли прежнего уровня, но на содержание семьи средств хватало, к тому же у него оставался большой дом в центре одного из городов-государств. Там он зажил прежней жизнью со своей женой и тринадцатилетним сыном, который мечтал стать композитором. Мальчик превосходно играл на фортепиано и скрипке, писал музыку, и родители души в нем не чаяли.
А о существе, доставшемся бывшему киберконструктору в наследство от сумасшедшего друга и коллеги, семья старалась не вспоминать. Надо отдать им должное, его взяли с собой, но, боясь огласки, предпочитали держать в чулане вместе со всяким хламом. Глава семьи, будучи специалистом по программированию и обучению роботов, даже уделил диковинному изобретению немного своего внимания, пытаясь понять, что же то из себя представляет. В итоге пришел к выводу, что перед ним — обыкновенный робот. Его сын, будущий композитор, был посвящен в тайну удивительной человекоподобной игрушки, но интереса к отцовской работе не питал и новым роботом почти не интересовался. Однажды попробовал научить того играть на фортепиано, но мать, увидав причину их прошлых несчастий вне чулана, устроила сыну нагоняй, и больше тот вытаскивать диковинку на свет белый не рисковал. Так и пылился единственный на планете гибрид туземных суеверий и достижений новейшей науки среди вышедшей из моды одежды, спортивного инвентаря и кип старых журналов. Всей пищи для его жаждущего самообразования электронного разума только и было что пожелтевшие журналы полистать. Он изучил их от корки до корки, а потом, когда хозяин дома случайно заметил, как жадно его диковинный робот тянется к знаниям, получил электронную книгу и доступ к всемирной библиотечной сети. Так и существовал потихоньку в пахнущем пылью и лавандовым средством от моли маленьком книжном мирке. Существовал до тех пор, пока в приютившую его семью не вторглась во весь свой долговязый бесцеремонный рост старая беда.
Сын киберконструктора и обычной домохозяйки, будущий композитор, на пороге своих четырнадцати лет впал в коматозное состояние. По всем признакам то самое, из которого никто еще за прошедшие с начала странной эпидемии три года обратно к нормальной жизни не возвратился.
* * *
Минуло семь месяцев, и маховик коматозной эпидемии раскачался в полную силу. Любознательный робот узнавал об этом из новостей, отголоски которых доносились до его чуткого уха сквозь чуланную дверь. С помощью электронной книги он читал газеты на новостных порталах библиотек, подключенных ко всемирной информационной сети; искусственный интеллект, стремившийся к развитию, поглощал любую информацию, до которой только мог дотянуться. Ему требовалось предназначение, некая глобальная задача, зачатки которой были прописаны в его базовых установках и гласили — служи разумным белковым. Которые все не приходили к нему, чтобы сформулировать конкретную цель этого служения, и интеллект осознавал себя несчастным, неполноценным. Были у него и некоторые другие проблемы, но качественно проанализировать их с тем, чтобы найти решение, он не мог — не хватало данных. Очевидным было одно — чуланное существование уже дало роботу все, что он только мог взять, и теперь требовался переход на новую ступень бытия, чтобы продолжить процесс самообучения и самопознания. Семь месяцев прошло прежде, чем такой переход удалось осуществить.
Все больше граждан городов-государств по всему миру впадало в кому, и вскоре случилось так, что госпитали оказались переполнены безнадежными коматозниками. Подключенные к аппарату искусственного дыхания, их тела продолжали жить, но медицина оставалась бессильна вернуть к работе сознание таких пациентов. Те же, чьи родственники в силу различных, чаще всего финансовых причин, не могли более оплачивать резко подорожавшие услуги медиков, были отключены от аппаратов жизнеобеспечения и попросту умирали, лишаясь возможности дышать. В новостях говорили о том, что тела таких умерших не разлагаются, а словно каменеют, превращая трупы в изваяния; наука не могла объяснить этот феномен, и мертвецов хоронили так, как это было традиционно принято, — закапывая в землю. Некоторые родственники предпочитали сжигать своих умерших в коме близких; некоторые, и вовсе уж эксцентричные, оставляли таких мертвецов без погребения в надежде, что рано или поздно медицина все же найдет разгадку странной эпидемии и, может быть, вернет окаменевший труп к жизни. Киберконстркутор и его жена, чей семейный бюджет был истощен семимесячным пребыванием сына под квалифицированным присмотром медперсонала госпиталя, прибегли к третьему способу сохранения тела будущего композитора. Они решили перевезти его домой вместе со всем необходимым оборудованием.