— Дивно, — Соль ухмыльнулся так мерзко, что я едва не подавилась. — Тогда так, — продолжал он как ни в чем не бывало. — Ты ведешь себя смирно и делаешь только то, что тебе говорят. Идет?

Я пожала плечами. Пока что на рожон лез он, а не я.

— Значит, по рукам. Теперь надо двигаться в сторону Лисьей слободы. Знаешь, что там?

— Рабочие окраины, — покривилась я. — Плебеи живут.

— Вот-вот, — покивал Соль. — Плебеи. Именно к ним и нужно.

— Добычу делить поедешь? — спросила я с невинным видом. Его лицо, скрытое темными очками, наклонилось ко мне. — Неделя прошла, без тебя уже все сбыли.

— Кража удалась, это точно, — парень вдруг подсел ко мне, заглядывая в глаза. — Это ведь ты допрашивала Брана, да? И что… что он сказал?

Я провела только первичный допрос и в тот день была явно не в ударе, но решила, что грубому спутнику знать об этом необязательно.

— Сказал, что ничего не помнит, — с удовольствием отвечала я. — За братика какого-то все переживал, жив ли, цел ли. — Сообщив эту информацию, я задумалась, верно ли поступила. Впрочем, мне очень хотелось подковырнуть вредного смеска.

— Что ему, гаду, сделается?.. А богатыри погибли, — Соль пожевал губами. Похоже, он был опечален. — Сколько, говоришь, их было?

— Считая тебя? — я наморщила лоб, припоминая. Но вовремя спохватилась:

— Не скажу. Я подписку давала о неразглашении.

— Подписку, — повторил Соль. И встал. — Поела? — спросил он меня.

Я смяла салфетку, в которой держала батат, и вместе с опустошенной кружкой из-под молока вернула торговцу снедью.

— Да, — сказала я.

— Тогда пошли.

Мы двинулись в направлении мусорных бочек. Напротив таблички с графиком работы уборочных служб Соль остановился и принялся внимательно изучать расписание. Потом взглянул на часы на башне городского совета. Отойдя от помойки на несколько шагов, сунул руки в карманы штанов и замер.

— И? — не выдержала я, наскучив глазеть на пустынную площадь. — Дальше-то что?

— Ждать, — лаконично отозвался Соль.

Я подошла к табличке с расписанием, от нечего делать прочла ее. Тоже взглянула на часы. До прихода мусорщиков оставалось несколько минут. Надеясь, что ждем мы все же не их, я отошла от помойки подальше, и на всякий случай забормотала молитву от скверны, краем глаза следя за спутником.

Через недолгое время, точно в срок, из глубины аллеи послышался грохот деревянных колес тачек, которые везли мусорщики. Вскоре полулюди стали видны и сами, в количестве двух штук. В коротких синих халатах, обутые в сандалии со шнуровкой до середины волосатых голеней, с косынками на жестких волосах, они, как всегда, производили отталкивающее впечатление. В их порожних тачках, предназначенных для сбора мусора, подпрыгивали на брусчатке дороги пустые бочки, совки, метлы и прочий инструмент для уборки улиц. Увидев нас, плебеи обменялись репликами на своем грубом, лающем языке, и остановились. Отвернувшись от них, я поглядела на Соля, настороженно ожидая, что же он предпримет.

— Зарг! (Радуйся, друг) — сказал Соль. — Д орг намыр’Фаб’Ллир? (Где старшина Лир?)

Мусорщики переглянулись. Затем один из них, повыше ростом, ощерил в усмешке рот. Я не приглядывалась, но с расстояния в десять шагов было прекрасно видно, какие плохие у него зубы.

— Ду бк’нор т’хол, (Он захворал и не придет) — сказал он. — Дандрбыр, (Там артельный) — он махнул рукой в направлении площади. — Ди зимен тзолл, (Ты можешь говорить с ним) — взгляд его темных глаз уставился на меня с неодобрением, и я сделала знак от порчи. — Ди баш т’ойк’Дзонни да мыг тур (Ты Светлый, тебе можно все).

— Йябуль, (Понял) — ответил Соль невозмутимо. — Замыр дог (Спасибо).

— Диррабунт’д’омиль! (В пропасть твою благодарность!) — отозвался плебей сквозь зубы, а второй, испуганно глядя на нас, схватил напарника за рукав. — Диман д’нойлэ ялу-О’Брайен тумых замырланг! (Предводителю Брану и парням она теперь ни к чему).

— Зи т’бар, (Знаю) — наклонив голову, отвечал Соль. Первый раз я слышала в его голосе грусть. Впервые видела пристыженным. Впрочем, не так уж долго я с ним знакома, чтобы этому удивляться. Вот факт, что полукровка-аристократ снизошел до разговора с презренным существом, — это да, удивления достойно. Однако я ведь и раньше знала, что он водит шашни с плебеями. На почве этих шашней мы и познакомились, не так ли?

Обмен любезностями между Солем и мусорщиками подошел к концу. Мы направились обратно, откуда пришли, плебеи, дождавшись, когда мы повернемся и пойдем, приступили к своим обязанностям. Шагая к площади вслед за смеском, я исподтишка оглянулась, проверяя, не пытаются ли они нас сглазить. Очень уж угрюмые и недобрые стали у них лица после разговора с Солем. Я могла их понять: похоже, вредный полукровка подбил нескольких их знакомых на кражу, в финале которой погибли многие, но не он. Ясное дело, в их глазах это выглядит подозрительно и нечестно. Но чего же еще ожидать от пусть нечистокровного, но все же аристократа? В конце концов, плебеи — просто инструмент. Любой из нас, свободных людей, мог поступить с ними так же. А этот мусорщик попрекал Соля так, как будто они были равными. Как будто они были друзьями…

Я передернула плечами, вспомнив жуткую рану на теле смеска, с которой он прибыл на мой пост. Памятуя о том, что рана была смертельной, нельзя утверждать, будто Соль собирался оставаться в стороне от участия в краже. Он был среди преступников, делал с ними одно общее дело. Но, может быть, он знал, что вернется к жизни?

Мы пересекли площадь в обратном направлении и направились к ряду торговых домов на другой ее стороне. Обогнули фасад, и очутились во внутреннем дворике, где тоже вовсю орудовали мусорщики.

Знаком велев мне остановиться (что я с удовольствием и сделала), Соль проследовал дальше, прямиком к главе артели, пожилому и сморщенному как печеное яблоко плебею в бордовой косынке. Тот при виде смеска перестал выгребать пищевые отходы из углов помойной площадки и, выпрямившись, наблюдал, как Соль приближается к нему. Когда расстояние между ними сократилось до предписанных пяти шагов, старик, стрельнув в мою сторону взглядом, вытянул руку в запретительном жесте. Соль остановился и, покачиваясь с пятки на носок, вступил в беседу.

Мне было плохо слышно, о чем они говорят: площадной шум заглушал звуки речи. Я лишь видела, как смесок что-то горячо доказывает плебею, тот, с невозмутимым лицом, молчал. Другие мусорщики продолжали работу, с хмурым любопытством поглядывая то на меня, то на своего начальника и его визави.

«Странная компания, — с неприязнью подумала я, прислоняясь к глухой стене дома. — И с чего бы он выглядит так, будто просит у этого уродливого старика прощения?»

Со все возрастающим раздражением я ждала, когда диалог подойдет к концу. Снимет ли донна с меня невольный грех общения со столь неподобающими моему статусу субъектами?.. Отвлекая себя от невеселых размышлений, я исподтишка следила за тем, как работают мусорщики. Двое переставляли наполненную отбросами бочку на тачку, третий подметал помойную площадку. Вдруг, бросив метлу, стремительно нагнулся, схватил что-то и выпрямился с извивающейся крысой в руке. Я покривилась, глядя, как он наклоняется и вцепляется зубами в хребет твари, сквозь шум и гам города донесся ее писк. Крыса, поизвивавшись, издохла. Плебей поднял лицо с красногубым, как у безумного лицедея, окровавленным ртом, отдернул полу халата, являя взору вид коротких нечистых панталон, плотно обтянувших его коренастые ляжки, и сунул трупик в не менее грязный, чем панталоны, мешок на поясе. Я убедилась, что правы те, кто утверждает, будто плебеи едят крыс, и почувствовала, как недавно съеденный батат подступает к горлу.

«Когда же это закончится?!» — подумала я, уговаривая желудок не быть таким щепетильным. Ведь на сатурних службах мне доводилось наблюдать куда более мерзопакостные зрелища, чем сегодняшнее.

Тем временем глава артели мусорщиков передал что-то Солю, тот поблагодарил и направился ко мне.