— Точно очнулась?
— Ты на моей кровати сидишь, — с притворной обидой насупилась я, не желая больше ни на что отвечать.
Геуст нервно передёрнул плечами, приподнялся, но тут же опустился обратно, устало потерев висок.
— Йдон Се считает, что сейчас ты не под контролем, что удалось пока исправить вмешательство Кларабелль, — сообщил он. — Надеюсь, он не ошибается. Ты сама-то как себя ощущаешь?
— Никак, — обиженно ответила я. - Все равно заперли.
— Небеса, ну что с тобой делать? — пробормотал Геуст, закатив глаза. — Все последние дни тебя обсуждали. С трудом определились.
— И что же? — я постаралась, чтобы мой голос прозвучал как можно безразличнее.
Геуст смерил меня задумчивым взглядом. Уже без всякого страха, просто устало.
— Надоело мне с тобой возиться, — фыркнул он. — С удовольствием бы предоставил другим твоими делами заниматься, да не удаётся. Опять у нас будешь жить. На мою ответственность. Теперь уже с минимумом свободы, но…
— В замке? — поразилась я. — Опять?
— Тебе тут больше нравится? — усмехнулся Геуст, обведя взглядом помещение.
Я, сдавшись, поспешно помотала головой.
Геуст, вздохнув, поднялся и подошёл к двери, открыл её и обернулся ко мне:
— Но если пострадает из-за тебя Арис, жизни тебе уже не будет, — обманчиво спокойным тоном. — Пошли.
Я обиженно передёрнула плечами. Я бы в жизни не навредила Арису. Неизвестно, правда, как он ко мне после такого отнесётся.
Всю дорогу Геуст молчал. Джон мне кивнул довольно приветливо, но тоже ничего не сказал.
У меня язык чесался поговорить и расспросить обо всём, но я понимала, что Геуст не захочет отвечать; приходилось терпеть и смотреть в окно. День выдался ненастный, близились пасмурки, но я все равно чувствовала облегчение. Во всяком случае, не в темноте сидеть. Да и раньше это для меня было весёлое время.
Ещё больше меня обрадовало то, что Арис ждал нас у самого замка, нервно меряя шагами лестницу. Он помог сначала вылезти Геусту, а потом, несмотря на мои возражения, подхватил меня на руки, прокружив в воздухе.
— Жива-ая! — искренне обрадовался он, опустив меня на землю. — Ты б знала, как меня испугала.
Я, слегка смутившись, постаралась пригладить вечно растрёпанные волосы. Геуст, фыркнув, гордо прошествовал в замок, сказав на прощание:
— Теперь из деревни — ни на шаг. Да и там бы я тебе не советовал часто появляться.
Арис огорчённо посмотрел брату вслед и сказал:
— Не обижайся на него, он хороший же. Просто часто злится.
Я едва остановила себя, чтобы не пожелать Геусту где-нибудь там споткнуться. Всё-таки сейчас он и впрямь имеет право ко мне придираться за глупость.
— Ты его уже который раз защищаешь, — хмыкнула я. — Поражаюсь тому, как у вас всё мило, правда.
Арис хотел что-то ответить, но подошедший со спины Джек положил одну руку ему на плечо, другую — мне и тихо спросил:
— Может, лучше внутри?
Я недовольно дёрнула плечом, но послушалась. Арис что-то невинно болтал, не выпуская моей руки. А я осознала, что, несмотря на показное равнодушие к своей судьбе, всё же действительно нервничаю.
Чего же теперь мне ждать?
========== Глава 19. Прошлое: Братья. ==========
«Ты его уже который раз защищаешь… мило».
Арис едва сдержал горькую усмешку — какими путями он шёл к этим отношениям, вспоминать было стыдно.
Старшего брата он всегда любил, всё-таки других близких родственников у него не было. Долго, правда, привыкал к тому, что вот этот вот бледный хрупкий мальчик, который даже ходить не может и шугается каждого шороха, может его как-то воспитать. Не воспринимался он как взрослый, поэтому Арис его изначально больше жалел, чем действительно слушался.
Да только, когда Геуст отошёл от шока и окреп, выяснилось, что характер у него всё же не сахар, а маленькому Арису, несмотря на всё хорошее, терпеть часто не хотелось.
Скучный. Геуст, когда сидел, уткнувшись в книгу, ото всех слов отмахивался, даже не вникая в их смысл. И учился-учился-учился. Ребёнку это было непонятно, и он часто пытался его отвлечь, да только, если вдруг Геусту приходило в голову попробовать объяснить брату, что он читает, было ещё скучнее. Арис обиженно зажимал уши, вызывая смех старшего.
Холодно-вежлив со всеми. Это подчёркнутое «вы» ко всем, кроме него самого, несколько огорчало – его, значит, как ребёнка воспринимает, а даже тех близнецов, что у них работали, нет. А ещё эта воспитанность невыносимо умиляла взрослых, и потому от Ариса ждали подобного поведения, хотя ему совершенно не хотелось казаться маленьким ангелом.
Чересчур миролюбивый.
Геуст с Джеком отошли тогда буквально на десять минут, заглянув в какой-то дом по своим делам, а выйдя, обнаружили, что шестилетний Арис, взъерошенный и растрёпанный, потирает кровоподтёк на лице, хотя при этом и выглядит довольным. Геуст всплеснул рукой, искренне возмутившись:
— Вот на минуту тебя нельзя оставить! Когда ты поймёшь, что можно решать вопросы миром? С кем уже поругался?
— Неважно, — отмахнулся Арис, вытирая нос рукавом рубашки.
Геуст задумчиво провёл пальцем по щеке брата, вздохнув, потрепал ему и без того взъерошенные чёрные волосы.
— Горе моё. Можно ведь было бы сказать их родителям… — начал он решительно, но младший, помотав головой, поспешно выпалил:
— Нет-нет, мы сами всё уладили, — и искренне порадовался, что приятели уже успели убежать.
Они-то что, раз поцапались, быстро забыли, но Геуст ведь мог и впрямь родителей найти, а он тогда уже всё, навсегда «ябеда».
Арис вечно ходил с синяками от частых драк с деревенскими мальчишками, но ни разу так и не выдал обидчиков, хотя бы потому, что зачинщиком часто являлся он сам. Геуст же сильно боялся за него, а младший лишь сердито огрызался — это его дела!
Хилый и болезненный — мальчик, сам здоровый и крепкий, так долго не мог осознать, почему Геуст вечно раздражающе медленен и вечно все ему уделяют столько внимания, от которого, впрочем, сам Геуст старательно отказывался.
Чересчур нервный и нелюдимый, на улицу предпочитал лишний раз не выходить, а потому и Арис часто оказывался запертым в замке. Да, его выпускали в деревню, но это было не то. Один раз, тоже в шесть лет, он умудрился сбежать, хоть и недалеко; нашли быстро, но Геуст его встретил весь в слезах и на грани обморока. Арис только тогда мысленно пообещал себе защищать брата, да только все равно не сразу смог до конца всё принять.
Придирчивый и занудный. Когда Арис начал учиться, Геуст его постоянно контролировал, всё проверял, следил, чтобы младший брат всё понимал и всё делал, при этом успевая и свои уроки сделать. А проверял весьма придирчиво и сурово.
Семилетний Арис косо смотрел на старшего брата, который, оперевшись спиной о стол, внимательно изучал написанное. Небрежный жест, и лист с противным треском вырван из тетради, беспощадно скомкан и летит в мусорное ведро. Тетрадь вновь очутилась на столе перед Арисом, и мальчик ошалело смотрит на чистую страницу, словно издевающейся своей белизной.
— Отвратительно. Переписывай, — коротко объявил Геуст.
Арис обиженно насупился и, едва брат развернулся, незаметно выставил ногу так, чтобы Геуст о неё споткнулся. Тот, ойкнув, неловко успел ухватиться за стол, только один из костылей выронил. Вытирая выступившие слёзы, наклонился за ним, поднял и, кивнув брату, вышел из комнаты - словно и не заметил.
Таких мелких подстав и шалостей было немало. Сейчас — стыдно-стыдно-стыдно, хотя Геуст обо всём этом даже думать забыл, тогда — тихая мстительная радость.
В какой момент Арис окончательно решил, что не даст больше никому Геуста в обиду, он не запомнил. Но было стыдно за своё предыдущее поведение, особенно учитывая то, что старший довольно легко всё прощал. Потому — надо было исправлять. Терпеть, понимать, помогать. По-прежнему были у них разногласия, по-прежнему Геуст часто считал Арис маленьким и несамостоятельным, но всё же, если не зацикливаться на обидах, то жизнь могла спокойно течь в более мирном русле.