Гейб по-прежнему больше наблюдал за другими, чем делился своим — о болезни мало кто знал, — и размышления о природе человеческих отношений казались довольно интересным занятием: например, чётко видел, что Молли симпатизирует Кэс, а она всячески его игнорирует. Сложными были и отношения сестёр — Юна и Каталина отличались, как день и ночь на Земле, и скорее друг друга недолюбливали, а не общались с теплотой родных людей. Между ними, словно маятник, метался Рик: тётя больше подходила на роль жизненного ориентира, чем перманентно находящаяся в полузабытьи мать. Рик старался быть хорошим для обеих, но с задачей не справлялся — Юна требовала если не подчинения, то дисциплины, которой в группе было не сказать чтобы много, а Каталина пыталась обесценить достижения сына.

Субординация в жандармерии имела догматический флёр, и Гейб даже при полном отсутствии преступлений против гражданских вряд ли смог бы там служить: родители привили свободомыслие, ныне порицаемое и опасное.

Повстанцы смотрели на вещи шире, а может, просто не придавали значения общепринятым для армии и жандармерии нормам — Юна и Молли служили, а следовательно, точно знали о порядках не понаслышке. С точки зрения Гейба, некоторые вещи требовалось регламентировать жёстче — например, в его видении не все люди находились на своих местах.

Особенно туманными казались функции Льюиса — проповедник веры в Единого чаще мешал и попал в форт случайно, когда вытаскивали информатора с третьего комбината на Море Кракена. Причём это была операция группы Эхориата — штаб группы прятался в горном массиве.

Оттуда к Юне переметнулся и Гарри, ещё одна загадка для Гейба: молчаливый и не очень эмоциональный мужчина, хранивший огромный объём информации в голове. Главаря второй группы звали Эдисон — именно с Эхориата пришла страшная весть об уничтожении повстанцев с Плутона.

Гейб не знал внутренней кухни досконально, но граничащая с отчаянием подавленность говорила о многом: выходило, что сопротивление на Титане лишилось буквально всего — финансирования, поставок вооружения и медикаментов.

Даже Юна, всегда сохранявшая хладнокровие, неожиданно объявила вечер памяти: планы, которые можно было отменить, люди отменили и собрались в столовой, где Алан выдал всем желающим таблетки — расслабиться хотели многие. Гейб предпочёл бы выпивку, но она на Титане была дефицитом: последний раз употреблял алкоголь ещё на Лигее, жандармы имели свои каналы и могли пошиковать. Впрочем, никакого удовольствия Гейб не получал: если пьёшь с теми, кого презираешь, презираешь и себя.

Сейчас ситуация разнилась — Гейбу без всяких задних мыслей нравились многие повстанцы, а потому было комфортно находиться в их компании. Не смущала даже причина: Гейб искренне сопереживал своим новым товарищам. Никто не обсуждал перспективы — слишком их боялись, — говорили только о былом.

— Чтоб этому Стайлзу гореть в аду! — разорялся немного поплывший Льюис в другом конце зала. — Единый его покарает!

— Кто такой Стайлз? — спросил у Кэс Гейб: пару раз слышал фамилию, но не было случая поинтересоваться.

— Генерал космофлота, тот ещё ублюдок, — Кэс тоже была расстроена, но именно поэтому вела себя тихо и почти не ругалась.

— Плутон зачищали военные, — добавила Юна.

— Испугались, — скривил губы Алан.

— Значит, и у нас лишь иллюзия свободы, — Юна разглядывала прозрачный стакан с водой.

— И у Республики, — Алан проследил за её взглядом.

— То есть вас не трогают потому, что вы не опасны? — Гейб в этот тяжёлый момент пользовался безнаказанностью. — Или потому, что вы бьёте по своим?

— Не говори об этом часто, — улыбка Юны была до отторжения пугающей.

— Мне всё равно, — пожал плечами Гейб.

— Всем бы твою смелость… — начала было Юна, но её прервал звук падающей на пол посуды и поток отборного мата.

Молли повздорил с Дином по неясному поводу, хотя таблетки сами по себе могли спровоцировать неадекватное поведение. Или чаще — прорыв на поверхность того, что скрывается внутри.

— Кэс, иди успокаивай, — скомандовала Юна.

По затравленным глазам Кэс Гейб понял, что ослушаться она не может, но и желания выполнять приказ у неё нет: в последние дни наблюдалось охлаждение в общении с Молли, эти двое даже не участвовали вместе в вылазках, хотя считались сработавшейся командой.

— Иди к своему жандарму! — рявкнул Молли, резко дёрнувшись, когда Кэс к нему подошла.

— Он не мой, — негромко ответила Кэс и попыталась взять здоровяка за руку.

— Рассказывай тут… — нахмурился Молли, но позволил повести себя к выходу.

После того как сцена для зрителей в столовой подошла к концу, Юна усмехнулась и вновь посмотрела на свой стакан. Гейб же заметил, что Каталина уселась на колени к Гарри и, обнимая его за шею, неспешно целовала.

Вскоре Юна удалилась, Алан сполз на стуле и погрузился в изучение материалов на планшете, Дин болтал с Риком, а Льюис пьяным голосом декларировал заповеди своей веры — его никто не слушал, говорили о другом. Ресурсов держаться не осталось, но и Единый утешения дать не мог.

Вся действительность сконцентрировалась на площади небольшого зала — повстанцы лишились прошлого, не имели будущего, а значит, забота о моральном облике потеряла смысл.

Как и Юна, Гейб тоже пил только воду и думал о превратностях судьбы: каждый новый виток давал надежду и тут же её забирал. Нет, он не расстроился, просто не мог вычислить, успеет ли он уйти раньше, чем силы метрополии разобьют сопротивление на Титане. Хотелось бы успеть. Ещё одного круга испытаний он может не выдержать.

— Гейб, почему ты меня избегаешь? — место Юны занял Рик: осмелел от таблеток и спрашивал прямо.

— Я… не избегаю, — Гейба вопрос застал врасплох.

— Но… — решимость Рика мгновенно испарилась.

— Ты мне нравишься, Рик, — Гейб наконец взял себя в руки, — но у нас ничего не получится.

— Можно было не врать, — Рик поджал полные губы.

— Причина не в тебе, — спокойно сказал Гейб и понял, что лучше сказать правду: — Я болен. И не хочу, чтобы ты ко мне привязывался.

— Ясно, — сделал глубокий вдох Рик. — Прости.

— Ничего страшного, — выдавил из себя улыбку Гейб.

Оставаться на поминальной вечеринке больше не хотелось, и он ушёл в комнату, где проспал почти до условного утра — разбудил шумный и нетрезвый Дин.

Думать о смерти было сложно, и Гейб попытался сфокусироваться на жизни: собственная интересовала меньше всего.

— Отвали на хуй! — от громогласного возгласа Кэс дрогнули не только обеденные столы, кто-то уронил ложку.

— Не понравилось? — недоумённо посмотрел на неё Молли.

— На хуй! — повторила Кэс и удалилась из столовой.

— Лучше бы в пизду… — разочарованно сказал вдогонку Молли.

Кэс и Молли в тот вечер в столовую так и не вернулись, а наутро их отношения окончательно испортились. Точнее, агрессивно реагировала на боевого товарища Кэс, проявляя уже очевидную неадекватность. Гейб знал, что Кэс вменяема, потому не верил ни словам, ни свирепому взгляду.

— Что тебе Молли сделал? — спросил Гейб, когда они остались с Кэс вдвоём в арсенале.

— Ничего хорошего, — ощерилась она.

— Он тебя силой?.. — предположение было логичным, соответствующим эмоциям, но очень неприятным.