Радиация забрала у Гейба родителей, тётю. Радиация не даст Гейбу дожить до тридцати.

Опухоль обнаружилась на профосмотре — по лицу Криса Гейб понял, что что-то не так, но осознал свою судьбу далеко не сразу. К тому же Крис, пользуясь служебным положением, сделал возможный для Титана максимум: кроме медикаментов, договорился о проведении протонной терапии — заряженные частицы били точно в цель, и какое-то время казалось, что наступила ремиссия.

Однако Крис говорил, что это иллюзия — без хирургического вмешательства, которое проводилось только на Марсе, полное излечение невозможно. Так что, затаившись почти на год, рак продолжил рост.

Гейб запрещал себе думать о болезни и неблагоприятном прогнозе — работал и жил, стараясь видеть лишь положительное. В целом на Кракене-1 ему жаловаться было не на что: собственная квартира, близкий человек, доброжелательный коллектив. Даже если уйдёт через отмеренный опухолью срок — ничего не изменить, тут не то что Гейб, и Крис бессилен.

Крис проявлял сочувствие, поддерживал совсем не как доктор, и Гейб ощущал безопасность и готовность встретить свой конец: плата за покорение космоса взималась с потомков колонистов постоянно, но жребий выпадал хаотично и порой раньше положенного.

Изменилось всё в одночасье, в момент модернизации комбината: из-за продвинутых машин сотни людей лишались своих мест, и в лучшем случае переводились на другие предприятия. В худшем — отправлялись в грузовые порты, где ещё теплилась жизнь и надежда для тех, кто остался за бортом и потерял необходимую, как воздух и скафандр на Титане, работу. Гейб не опасался, был на хорошем счету у руководства, и вопрос о его сокращении или переводе не рассматривался; болезнь не являлась достаточным основанием для этого: пока может работать, будет работать, а утилизацию тела покроет обязательная страховка.

Но Крис решил иначе: в медицинском заключении подчеркнул факт скорой смерти сотрудника, что в конечном счёте привело Гейба на Онтарио. Причина выяснилась в приватном разговоре с начальником участка, когда Гейб получил приказ и ошарашенно не мог вымолвить и слова — жизнь закончилась здесь и сейчас, гораздо раньше срока. Получалось, что на сокращение повлиял именно Крис, и это казалось большей катастрофой, чем агрессивная форма глиомы.

— Крис, почему?.. — Гейб не хотел ругаться, даже думал смолчать, но не выдержал.

— Сам посуди, — Крис сохранял доброжелательное спокойствие и разговаривал, будто Гейб был неразумным ребёнком, — тебе осталось максимум полгода. А кто-то сейчас лишится места.

— Тебе настолько на меня насрать? — вспылил Гейб, до побелевших костяшек сжав кулак, но сработал стопор: пулей вылетел из медблока, чтобы скандал не разросся.

Впоследствии Гейб прокручивал в голове отношения с Крисом с самого первого дня, но по-прежнему не находил тревожных звоночков: всё было как у всех, не хуже, а во многом — лучше.

Предательство ударило жёстко — неделю до перевода на Онтарио Гейб пытался глотать таблетки, доводя передозировку до состояния беспамятства, но ему быстро надоело. Потом до изнеможения занимался в тренажёрке. Но всё равно пришёл прощаться: Крис, похоже, искренне не понимал, что сделал не так, и настоял на близости.

Уже позже Гейб подумал, что Крис просто не воспринимал его живым человеком, видел только роли: работник, любовник. Пока в каждой из них Гейб был хорош, его всё устраивало. А потом без сожалений выкинул Гейба из жизни, как неисправный прибор.

Злиться не имело смысла, но Гейб злился, хотя Крис был дитём Титана наравне с убивающими протестующих жандармами или устраивающими смертоносные диверсии повстанцами. Порядки в системе определяли другие люди. И именно их стоило ненавидеть.

Но в Гейбе не осталось ненависти — лишь усталость и боль, они забирали столь необходимое жизненное пространство и время, утекавшее, как сжиженный газ сквозь перчатки скафандра.

Сейчас он получил передышку, на которую и не надеялся: форт стал тихой заводью, где ожидание не страшит.

Алан сделал всё возможное, чтобы облегчить участь Гейба: подобранная медиком терапия существенно улучшила состояние. Головные боли прекратились, судорог больше не было, а в теле вновь появилась энергия.

Что не убрали таблетки и уколы, так это сновидения — Гейбу по-прежнему снился силуэт на фоне Солнца, а ещё снилось, как он блуждает по коридорам, теряя ощущение реальности, прикасается к неожиданно тёплому чёрному не то камню, не то металлу.

В остальном Гейб, в сравнении с недавним прошлым, чувствовал себя замечательно, а о настоящей причине приступа знали Алан, Юна и Кэс, торчавшая в лазарете в тот момент из-за ранения и слышавшая разговоры.

Кто рассказал лидеру группы о диагнозе, Гейб не знал, но однозначно не Адам — штатного медика на Онтарио не было вовсе, таблетки выдавались автоматически, так же отслеживались и положенные в центрифуге часы. И Мортимеру, и тем более Хаксли было плевать, чем болеет бригадир и болеет ли он вообще.

После спасательной операции Гейба окончательно приняли в группу — свой. Теперь уже точно свой. На этом фоне количество шуток о сладкой парочке возросло, Рик почти перестал смущаться и увереннее ловил взгляд, словно хотел, чтобы именно Гейб сделал первый шаг. Но Гейб старательно не допускал общения с парнем наедине: не стоило развивать тему дальше. В жизни и так много трагедий, чтобы создавать собственными руками ещё одну.

Зато Гейб обрёл неожиданного друга в лице Кэс — подколки и нарочитое недружелюбие сохранились, но отношение изменилось. Гейбу уже не нужно было догадываться и улавливать намёки — Кэс поясняла, иногда при всех, но чаще лично.

Так Гейб узнал, что последняя надежда потерявших пристанище повстанцев с колоний за поясом астероидов находится на Ганимеде — крупнейший спутник Юпитера не привлёк колонистов ресурсами, поэтому довольно долго оставался неосвоенным. Сейчас там собирались силы сопротивления, провозгласившие собственное государство и назвавшие его Республикой.

Ответом на следующий логичный вопрос, почему люди просто не улетят подальше от метрополии в другие населённые сектора, стало шокирующее открытие: такого варианта не существует. Жёсткое государственное регулирование рынка гипердвигателей не позволяет покинуть пределы Солнечной системы жителям мелких и приходящих в упадок колоний. А в зоне обитаемости их никто не ждёт.

Даже покупка ускорителей была сложно решаемой задачей; Гейб знал, что на Титане у гражданских космические корабли в личном пользовании фактически под запретом, но не представлял, что всё настолько плохо.

Безысходность уже давно не пробирала до глубины души — у Гейба собственная битва, и она точно закончится раньше, чем наступит всеобщая катастрофа.

Понимание факта в комплексе с таблетками помогало сохранять трезвость сознания и уделять больше времени обыденным вещам: Гейб старался брать от жизни максимум, зная, что другого шанса не представится. К чертям Единого с его обещаниями, есть только одна жизнь. И несколько месяцев. А может, и недель.

Рик — единственное исключение, но тут Гейб оставался честен с собой, не хотел портить ему первый опыт, хотя явное расположение, да и внешность парня буквально манили: бери то, что дают. Однако Гейб не был уверен, что Рику удастся так же легко выкинуть любовника из головы, как когда-то удалось Крису. Остаток пути лучше пройти в одиночестве.