– Почему ты не ответил мне в ответ? – я всегда прямолинейна.

– Что?

– Я сказала тебе сегодня, что люблю тебя, а ты не ответил.

– Я ответил, что тоже люблю тебя, ты чего? – камень упал с души, его дыхание было таким громким, что я не различила его слов. Но почему меня так обеспокоил этот момент?

– Я никогда раньше не говорил никому о любви, кроме мой семьи. Для меня это новый опыт.

– Ты никогда не любил?

– Я не знаю, у меня, конечно, были отношения, но все это не было так.. по-настоящему. Я никогда раньше даже не придавал значения этому, и никому не говорил ничего подобного. Самое странное, что я даже никогда не чувствовал чего-то похожего. Я мог сказать «люблю» своим сестре или матери.

– Все же любовь семьи, и любовь мужчины с женщиной имеют радикальное отличие.

– Да. И я люблю тебя. И я говорю это не потому, что меня обязывают твои слова. Я говорю это, потому что это так и есть. И будет. Ты невероятно особенная. И с тобой я не боюсь этого чувства.

Я знаю, что у него были отношения, но неужели он никогда не любил? Я не перестаю смотреть в его глаза, пока он наблюдает за звездным небом в окне. Он о чем-то глубоко задумался, но я видела это в нем раньше – в его душе нет печали. Любовь открывает сердце, и тогда оно подвержено страшной боли.  Любое окончание любви – это боль. И она оставляет отпечаток, который делает взгляд глубоким, и это представление сильно противоречило с легкой прозрачностью его глаз. И в этом было наше кардинальное отличие с ним.

– Я раньше сохранял красивые картинки из социальных сетей, где изображалась идеальная атмосфера семейного счастья. Семейные праздники, рождественские елки, дни рождения, одинаковые пижамы на всю семью. Я сохранял и думал, что в моей жизни должно быть так. Но то будущее, которое я вижу с тобой– это превосходит любые мечтания. Ты будешь лучшей матерью. Наших детей.

Еще раз думаю о том, что нет ничего красноречивее прикосновений и молчания. Но я даже представить не могу, о чем он думает, пока не задам конкретный вопрос. Может быть, мы еще не научились понимать друг друга без слов. Я бы называла его непонятным, я чувствую какую-то недосказанность. Да, в нем есть что-то, чего я до сих пор не знаю. В воздух вылетают звуки, превращающиеся именно в те слова, которые я хочу услышать. Но вижу ли я нас такими? Я тщательно перевариваю каждую его фразу и понимаю, как сходятся наши жизненные ценности. Но опять же, вижу ли я его своим будущим мужем? Я больше не даю себе таких обещаний и еще ни разу не признавала это всерьез по отношению к Артёму. Мне нужно научиться меньше анализировать, и больше наслаждать моментом. В обратном случае, я бы даже не вступила в эти отношения. Но мне правда с ним хорошо.

В своих мыслях я начинаю проваливаться в сон, это первый раз, когда мы говорили о любви. Засыпаю в полноценном ощущении счастья и комфорта. Чувствую, как его дыхание тоже становится медленнее. В районе, в котором находится дом родителей Тёмы изумительная тишина. Из окна видно контур леса, а в открытое на ночь окно доходят звуки пения сверчков и запах летней свежести.

Именно так я буду вспоминать каждую деталь этой ночи, проливая глухие слезы в себя. Я буду лежать в его объятиях, но сердце не даст покоя. Это будет сильно отличается от объятий этой ночи. Он будет прижимать меня так сильно, что мне даже станет душно. Я буду знать, что он не спит, но мы не произнесем ни слова до утра. Я четко понимала, в чем разница той и этой ночи. Я знала, что это последний раз в нашей жизни, когда мы засыпаем вместе.

      Я еду знакомиться к родителям Артёма. Первый раз я навещу его семью с «официальным» визитом. Интересно, какая у него всё-таки мама? Я, конечно, видела уже ее раньше, и отчетливо помню нашу первую встречу. По дороге я думаю именно про нее, так как отношения свекрови и невестки – закономерно сложная вещь.

Я приехала впервые в гараж с Тёмой, когда его машина была поломана. Мне так нравилось смотреть, как он копается в своей старой иномарке, пока я читаю возле печки. Многие девушки пренебрегают машинным хобби своих парней, но мне нравилась эта гончая развалюха. Эта машина видела много ошеломляющего драйва, и я не про скорость. У меня с ней было особое отношение. Я часто протирала салон от пыли влажными салфетками, а в бардачке лежали мои духи. Я один раз забыла их в машине, и Тёма почти весь флакон выпрыснул в салон, чтобы внутри больше пахло мной. Я не стала забирать их обратно.

Я смотрю, как Артём недовольно работает инструментами и думаю, что его руки покроются шелушинками от холода. На дворе была зима. Вдруг неожиданно распахнулась дверь, и я встаю с раскладного шезлонга и поворачиваюсь.

– Здравствуйте. – это было трудно назвать располагающим тоном. Скорее, это было нечто вроде обозначения своего присутствия. Мама Артёма. Она точно знала, что я нахожусь в этом гараже.

– Здравствуйте! – я очень растеряна, и не ожидала встречи в такой.. неподходящей обстановке – среди машинных железяк и в теплых валенках до колена, в которые заправлены мужские баллонные штаны на несколько размеров больше моего.  Хотя не думаю, что это хуже, чем когда было с..

– Меня зовут Елена Николаевна – Елена Николаевна. Елена Николаевна. Елена Николаевна. Я пытаюсь запомнить имя мамы Артёма, повторяя его несколько раз про себя. У меня плохая память на имена, и это не лучший момент, чтобы перепутать имя. Я открываю рот, чтобы представиться, как:

– Это Агата Георгиевна. – Тёма произнес мое имя в сочетании с отчеством, это было слишком неуместно. Это было что-то показного укола в сторону собственной матери. Я знаю, что Тёмины друзья зовут его маму «Тёть Лена», и мне показалось, что ему не понравилось то, что ко мне она представилась полным именем. Ну что ж, теперь и Тёмина мама подумает, что я высокомерная. Или просто узнает об этом.

– Агата Георгиевна? – бровь Елены Николаевны поднялась вверх и глаза в этот момент демонстративно осмотрели меня с ног до головы.

– Да, можно просто Агата– отвечаю я с улыбкой, но внутри хочу спрятаться в «домике».

– Хорошо, я все поняла. – одной этой фразой у меня сложилась почти полная картина характера этой женщины. В руке у нее была непотушенная сигарета, а интонация изложения дала мне понять, кто в доме хозяин. Она невысокого роста и полноватого телосложения, либо так кажется от объемной уличной куртки.

–Артём, ты будешь еще долго? Заедь вечером в магазин, купи хлеба. С утра Марию нужно будет отвезти в сад. – тон Елены Николаевны имел больше тон приказа, чем просьбы. И меня тогда удивило, что такую маленькую девочку в семье зовут полным именем, это младшая сестра Тёмы.

– Хорошо, мам.

– До свидания. –Елена Николаевна обернулась из-за спины и улыбнулась. Словно запоминала меня, чтобы рассказать впечатления своему мужу.

– Как ты думаешь, я понравилась твоей маме? – параллельно записываю имя Тёминой мамы в заметки на телефоне.

– Ты не можешь не понравится, Агата. – ты ошибаешься.

Вспоминаю один из болезненных моментов своей жизни – как однажды меня уже не полюбили. Это сильно било по моему самолюбию, но причина была ясна – традиции. Из меня получалась плохая армянская жена. Вот тебе и «барев дзез»! Все это каждый раз всплывает у меня в голове снова и снова, и я не хочу допустить вновь ошибку. Во мне слишком много харизмы, чтобы жить по правилам патриархата, но возможно, как я поняла уже намного позже, иногда и мне можно было бы быть немного помягче. «Она должна делать какие-то шаги, чтобы попасть в нашу семью, а не заявляться и вести себя так, будто бы ей все положено!». Хотя не представляю, как можно выдавливать из себя вежливость, когда ты точно знаешь, что тебе уже не рады.

Я долгожданный и единственный ребенок в моей семье. Мама всегда называла меня «моя драгоценность», поэтому я имею такое необычное имя. И с самого детства во мне было убеждение, что я лучшая на этой планете.