После переоделся в джинсы и легкий свитер и вышел погулять по вечернему Мадриду, мысленно готовясь к завтрашней встрече с прокурором. Естественно, я быстро потерялся в лабиринтах улиц старого города, поэтому обратно в гостиницу пришлось ехать на такси.

Следующее утро было ясным и солнечным, и, в отличие от предыдущего дня, было теплее. Около четверти девятого я проверил документы, захватил стопку визиток и собрался пойти позавтракать, но, открыв дверь, замер. Прямо предо мной стоял управляющий. Он уже поднял руку, чтобы постучать. С обеих сторон от него было по полицейскому. Нашивка на их отглаженных темно-синих рубашках гласила: POLICIA NACIONAL.

— Прошу прощения, господин Браудер, — произнес управляющий, глядя в пол, — но эти джентльмены хотят видеть ваши документы.

Я протянул свой британский паспорт тому, что повыше. Лица у обоих были каменные. Сравнив страницу с моими данными с бумажкой, которую держал в руке, он заговорил с управляющим на испанском, которым я не владею.

Управляющий объяснил: «Мне очень жаль, господин Браудер, но вам придется пройти с ними».

— Это еще зачем? — спросил я, смотря мимо него. Он повернулся к долговязому и затрещал что-то на своем. Полицейский уперся в меня взглядом и отчетливо произнес: «Интерпол. Раша».

Черт.

Русские тщетно пытались арестовать меня на протяжении последних лет, и вот это происходит.

Интересно, что выброс адреналина заставляет замечать незначительные вещи. Я обратил внимание на луч света, который вдруг погас в конце вестибюля, и на небольшое жирное пятно на лацкане управляющего. Я также обратил внимание и на то, что управляющий больше не выглядел сокрушающимся, а стал, наоборот, обеспокоенным. Было очевидно, что он переживал не за меня, а из-за президентских апартаментов, которые не сможет предложить новым постояльцам, пока там мои вещи. Он очень хотел поскорее от нас избавиться и, быстро переговорив с полицейскими, сказал: «Эти джентльмены разрешат вам собраться». Я поспешил в спальню через все комнаты номера, оставив полицейских дожидаться у входа. И вдруг меня осенило: я один, и у меня есть шанс. Если до этого я думал, что этот номер — излишество, то теперь я воспринял это как провидение. Я набрал супруге, но она не ответила.

Тогда я позвонил Руперту, моему испанскому адвокату, который помог организовать встречу с прокурором Гриндой. Тщетно!

Забрасывая вещи в чемодан, я вдруг вспомнил, что посоветовала мне жена после моего задержания в аэропорту Женевы в феврале. «Если это вновь произойдет, — говорила она, — и ты не сможешь ни до кого дозвониться — твитни об этом всему миру». Я начал пользоваться «Твиттером» пару лет назад, и в тот момент у меня было 135 тысяч подписчиков, многие из которых были журналистами, официальными лицами, политиками из разных стран. Я так и написал: «СРОЧНО: только что арестован испанской полицией в Мадриде по запросу российского бюро Интерпола. Везут в полицейский участок».

Схватив чемодан, я вернулся к ждавшим меня полицейским. Я думал, что меня арестуют по всем правилам, но они вели себя не как копы в кино. Они не надели на меня наручники, не обыскали и ничего не отобрали. Просто велели следовать за ними.

Не проронив ни слова, мы спустились вниз. Они стояли за моей спиной, пока я рассчитывался за номер. Гости отеля, проходившие мимо, таращились на меня.

Управляющий за стойкой нарушил молчание: «Господин Браудер, вы не хотите оставить чемодан у нас, пока вы будете разбираться с этими джентльменами в участке? Я уверен, это недоразумение очень быстро уладится».

Зная всё то, что я знал о Путине и России, я не был в этом уверен. «Спасибо, но я возьму его с собой», — ответил я.

Я развернулся к полицейским, которые тотчас зажали меня с двух сторон. На улице нас ожидал их маленький полицейский пежо. Пока один забрасывал мой чемодан в багажник, другой затолкал меня на заднее сиденье.

Дверь захлопнулась.

Заднее сиденье было из жесткого пластика, который используют для изготовления трибун на стадионах, а толстый плексиглас отделял меня от передних сидений. Ручек дверей и стеклоподъемников не было. В салоне пахло мочой и потом. Тот, что сел за руль, завел машину, а второй включил сирену и мигалку. Мы поехали.

Как только завыла сирена, меня стали одолевать мрачные мысли. А вдруг они не полицейские? Что, если они каким-то образом раздобыли форму и машину и только выдают себя за них? И что, если они везут меня не в участок, а на частный аэродром, чтобы на самолете отправить в Москву?

Это была не паранойя. Мне десятки раз угрожали убийством, а несколько лет назад правоохранительные органы США предупредили, что, по их информации, планировалось мое похищение.

Мое сердце билось в жутком ритме. Как же мне из этого выбраться? Я начал переживать, что никто не поверит моему твиту. Вдруг они подумают, что мою страничку хакнули и это просто розыгрыш?

Слава богу, полицейские — или те, кем они были на самом деле, — не отобрали у меня телефон. Я вытащил мобильник из пиджака и тайком сделал снимок через стекло, запечатлев затылки полицейских и их радио, установленное на передней панели. И тут же твитнул это фото, поставив телефон в беззвучный режим. Если до этого кто-то и сомневался в моем аресте, то теперь вряд ли.

Мой телефон молчал еще несколько секунд, но потом прорвало. Звонки один за другим стали поступать от журналистов разных изданий и станций, но я не мог на них ответить. А вот и долгожданный звонок от моего испанского адвоката. Я должен сообщить ему то, что произошло. Согнувшись в три погибели и прикрыв ладонью телефон, я прошептал: «Я арестован и нахожусь в полицейской машине». Тут полицейские услышали меня. Водитель ударил по тормозам и прижался к обочине. Оба выпрыгнули из машины. Долговязый распахнул дверь и вытащил меня из авто. Он раздраженно охлопал меня и отобрал два моих телефона.

— Ноуфоунс! — громко, как глухому, прокричал тот, что пониже. — Арест!

— Адвоката, — потребовал я.

— Ноуадвоката!

Долговязый опять затолкал меня в машину и с силой захлопнул дверь. Мы продолжили путь по улицам старого города.

«Ноуадвоката»? Что, черт побери, это значит? Это же страна Евросоюза, я был уверен, что мне положен адвокат. Я сканировал улицы, по которым мы ехали, в поисках полицейских участков, но их не было! Я пытался внушить себе, произнося как заклинание: «Меня не похитили. Меня не похитили. Меня не похитили». Но, конечно, именно так и происходят похищения.

Мой твит от 30 мая 2018 года: «На заднем сидении испанской полицейской машины, арестован по запросу России. Мне не говорят, в какой участок везут» (© Bill Browder)

Сделав резкий разворот, мы неожиданно остановились за припаркованным грузовиком. В этот момент меня охватила паника. Я отчаянно искал выход, но не мог его найти. Из ближайшего здания вышел водитель грузовика и, увидев полицейскую машину с включенной мигалкой, поспешил освободить дорогу. Мы плутали по улочкам города еще пятнадцать минут. Наконец, подъехав к пустынной площади, машина замедлила ход. Остановились перед невзрачным офисным зданием. Вокруг не было ни души, а на здании — ни одной таблички с указанием, что это полицейский участок. Полицейские выбрались из машины и, встав по обе стороны задних дверей, приказали мне выходить.

— Что мы тут делаем? — поинтересовался я, выпрямляясь.

— Медикалэкзэм, — пробурчал низкорослый.

Медосмотр? Никогда не слышал про медосмотр при аресте.

Меня прошиб холодный пот, а остатки волос на голове зашевелились. Ни за что по доброй воле я не зайду в это мутное заведение и не позволю провести осмотр, каким бы он ни был. Я уже начал верить, что это и есть похищение, и рисовал в голове картины того, что ждет меня внутри: белый кабинет со стальной каталкой, столик с набором шприцов и эфэсбэшники в дешевых костюмах. Как только зайду внутрь, тут же что-нибудь вколют, а потом очнусь уже в московском СИЗО, и моя жизнь на этом закончится.