«До наступления второй ночи» — сказала связная от сети.

Прежде чем приступить к своим обязанностям, Агтус Кипалар — слуга в императорском дворце — поотирался в публичной части парка, но в том месте, где загадочным образом исчезли двое визитеров, не обнаружил никакой подсказки, наводящей на хоть какой-то след. Он приметил только отвердевшее пятно, оставленное на примятой траве криореагентами. А еще он завидел синие мундиры полицейских и пурпурные бурнусы инквизиторов, разбросанные среди окружающих цветников и живых изгородей. Он не стал упорствовать и непринужденным шагом направился к императорскому дворцу. Ментальное прощупывание скаитов натолкнулось на символы, которые защищали его разум; вероятно, скаиты пришли к выводу, что его уже столько раз стирали, что мозг полностью опустошен. Ему всего лишь надлежало быть осторожным и не привлекать к себе внимание, чтобы они не принялись задавать ему вопросы и не передали жутким наемникам-притивам. Прошло всего три года с тех пор, как Агтуса перебросили с Осгора и привлекли в организацию Луны Рок, и он постоянно имел дело с одной и той же связной, молодой хорошенькой камеристкой, которая время от времени выходила на него, чтобы передать ему инструкции, и в которую он тайком влюбился.

Он жил в многоквартирном доме во Флоренце, одном из пригородов Венисии, и привык доезжать на таксишаре до большого фонтана Романтигуа, а дальше идти пешком по аллеям, которые соединяли исторический центр города с императорским дворцом. Час назад, когда отсветы первой зари приняли эстафету у второй ночи, в нескольких метрах перед ним с перпендикулярного проспекта вышла его связная. Ему потребовалось лишь ускорить шаг, чтобы поравняться с ней. Она бросила на него короткий взгляд искоса, в котором он, кажется, уловил проблески не одного лишь сугубо профессионального интереса. На ее полных обаятельных губах появилась улыбка — на этих аппетитных губах, которые Агтус так охотно бы и съел. Белый капюшон, окаймлявший ее лицо, не смог ее изуродовать, а два кокетливых локона, которые она выпустила из-под присобранной кромки, обещали роскошные волосы. Он мельком подумал, не заставляет ли ее сеть использовать свои чары для добывания информации.

— Луна Рок сияет в небе Осгора, — прошептала она.

— Небо Осгора далеко от Сиракузы, — нахмурился он.

Им не было нужды таиться в пустынной аллее — ни малейшего риска, что крайне редкие в такой ранний час прохожие перехватят их разговор.

— Здравствуйте, — сказала камеристка. — Мы пытаемся связаться с мужчиной и ребенком, которые прошлой ночью попытались получить коды. Руководство сети полагает, что мужчина поражен криогенным лучом, и что они не покидали Венисии. Ваши новые директивы — провести скрытное расследование в императорском дворце и попытаться добыть информацию о том, где они могут прятаться.

— Никого в империи Ангов не ищут так, как этих двоих, — возразил Агтус. — Какие у нас шансы на успех там, где застряли самые способные агенты внутренней безопасности и ринсы с их клеточной идентификацией?

Она остановилась и вскинула на него свои огромные глазищи цвета песка. Гнев проступил на ее щеках, и так уже разалевшихся в отблесках рассвета Розового Рубина.

— Никто из них не обнаружил нашей сети, — яростно сказала она. — Ни скаиты, ни междупол, ни наемники-притивы, ни крейциане, ни ринсы! Так что мы умнее и эффективнее всех этих тупиц вместе взятых!

— Речь идет о воителях безмолвия, о субчиках, которые умеют появляться и исчезать по собственному желанию. С таким же успехом можно искать иголку в стоге сена!

— Мы должны найти эту иголку до наступления второй ночи, но, уверяю вас, вы не единственный, кто займется поисками! Сейчас я должна идти. Если вы обнаружите какие-то зацепки, даже если они покажутся вам нестоящими, немедленно сообщите мне об этом по экстренному каналу. Пожалуй, начните с публичного парка: именно здесь их видели в последний раз. Удачи.

Он схватил ее за руку и впился в нее глазами. Она в отчаянии огляделась:

— Пустите меня, из-за вас нас заметят!

— У меня к вам только один вопрос: они вас принуждают… спать с придворными?

На несколько секунд она лишилась дара речи, а затем неожиданно разразилась гортанным смешком:

— Отпустите же меня наконец, господин ревнивец, вы делаете мне больно!

Агтус вдруг осознал глупость своего поведения и разжал хватку.

— Извините, — промямлил он, — я не хотел быть грубым…

— Но вам удалось!

Убедившись еще раз, что никто не смотрит в их сторону, она подалась к нему и украдкой поцеловала в губы.

— Помните, — добавила она, — мы непременно должны отыскать след этих мужчины и ребенка до второй ночи.

— Я ничего не знаю о вас: ни вашего имени, ни вашего адреса, ни где вы работаете…

— Таковы правила сети. Я дам вам знать, как только у меня выдастся несколько свободных минут: вы пригласите меня пообедать…

Она тепло улыбнулась Агтусу и, массируя побаливающее запястье, быстро ушла, оставив его стоять ошеломленным посреди улицы. Он провожал ее взглядом, пока рассвет первого дня не поглотил белое пятно ее облегана с накидкой, а затем с радостным сердцем отправился в императорский дворец, сначала пройдя через публичную часть парка.

Перед входом в императорские покои уже скопилась плотная толпа: придворные, кардиналы, викарии, делегаты профессиональных гильдий, старухи-аристократки и люди искусства, все в сопровождении одного-двух-трех мыслехранителей… Им придется часами дожидаться, пока их примет император Менати, но перспектива долгого и томительного ожидания их не отпугивала, особенно с учетом того, что они пришли выпрашивать пребенду[14], и что тысячи стандартных единиц, которые они рассчитывали извлечь из беседы с императором, заставят их забыть об унизительных обстоятельствах ее назначения. Вид этих лицемерных накрашенных физиономий неизменно потешал Агтуса. В этот ранний час просители еще соревновались в учтивости, обменивались игривыми замечаниями, и на расслабленных чертах их лиц не отражалось ни малейшего напряжения, но по мере того, как пролетали часы, их автопсихозащитный контроль рушился, они начинали бросаться язвительными замечаниями, сыпать оскорблениями, а если дело доходило до драки, без усилий стражи (и довольно энергичных) разнять их не удавалось. Для осгорита не было занятия веселее, чем наблюдать за началом потасовки сиракузян: они походили на взъерошенных заносчивых петухов, привставших на шпоры и всячески старающихся выглядеть погрознее — еще более ожесточенных оттого, что они уже долгие часы старались подавить свои инстинкты.

Агтус направился к служебным дверям за колонной Ангов примерно в тридцати метрах от парадного входа. Сначала он положил руку на сенсорную пластину клеточного идентификатора, и затем, когда волновой щит придержал свой заслон, прошел через десять автоматических детекторов оружия — черных арок, расположенных вдоль коридора через правильные промежутки. В нескольких метрах за ними застыли скаиты-чтецы в багровых бурнусах. Как и всякий раз, когда он миновал ментальные пикеты, в горле у него встал нервный комок. Порой он терял уверенность в эффективности двенадцати защитных символов, полученных от бывшего агента сети перед трансфертом Агтуса на Сиракузу. Безосновательные страхи: за три года пребывания на имперской планете его ни разу не вызывали в трибунал инквизиции. Собственно, обещание секретной техники ментальной защиты и убедило Агтуса посвятить несколько лет своей жизни Луне Рок, подпольной организации Осгоритов. Однажды он распрощается с сетью, но при нем останутся двенадцать символов-защитников, драгоценных спутников — благословен будь Двадцать четвертый! — во вселенной, где правят скаиты Гипонероса и церковь Крейца. Правда, его отключат от экстренного канала — приемопередатчика, вживленного непосредственно в его мозг, подключенного к слуховым каналам, голосовым связкам, и настроенного на частоту приемопередатчика его связного. Возможности использовать экстренный канал пока ни разу не представлялось, и, поскольку он был строго зарезервирован для аварийной связи, Агтус отверг искушение использовать его в легкомысленных целях поближе познакомиться со своей землячкой. С одной стороны это был, пожалуй, не лучший из способов снискать расположение прекрасной камеристки, с другой стороны — те несознательные, которые вздумали нарушить основополагающие правила сети, безжалостно устранялись.