– Я ненавижу тебя!!!

– Как странно… а ты мне нравишься, Анариэль…

– Что?! Да как ты только удумал… что я… с тобой?! После того, что было?! Вот скажи… как ты смог выжить? Почему зверь… только тебя не тронул?! Почему он умер… а ты сейчас стоишь тут, такой мудак и смотришь на меня и ещё в любви смеешь признаваться?!

– Нет… не в любви, ты мне просто нравишься… нравилась, любовь же что-то большее. А теперь уйди с дороги, я устал, был сложный день… я хочу домой.

– Тварь! Ты слышишь меня, Мирт? Ты тварь!!! Ты должен был сдохнуть… а ты вернулся…

А он нет. И какое мне дело теперь до твоего обожаемого Джокеуса? Он умер, и я не собираюсь горевать по нему и тем-более мучиться угрызениями совести за то, в чём нет и крупицы моей вины. Разве виноват я в том, что мне с рождения везёт как последнему демону…

Бреду домой, а из головы её образ не выходит. Она очень красива. У неё голубые глаза. Когда она радуется, они становятся как небо в солнечный и ясный день, такие синие-синие… манят и скрывают что-то недостижимое… когда она смотрела на Джокеуса у неё были именно такие глаза.

Когда она смотрит на меня, она похожа на ведьму и вместо недостижимого неба, там скрывается морская бездна и тьма.

Я знал, что она возненавидит меня, когда вернусь. Я знал это, но всё равно надеялся, что ошибаюсь.

Подхожу к дому. Вижу светлое пятно, которое выбегает из двери. Оно подбегает всё ближе и становится чётче. Это Себастьян. Братишка.

– Ну как на охоте? Сумел кого-то убить?

– Нет, убить никого не смог… никто не попался, в лесу до сих пор тишина… словно все звери притаились, наверное тот зверь до сих пор ошивается где-то вокруг…

– Зверь значит… Брат, а ты знаешь, что тебе никто не верит?! Никто бы не смог уйти от зверя, если бы он…

– … если бы он самом деле пришёл, да? Послушай… – сажусь на корточки, чтобы быть с ним на ровне… как это странно, ему уже вроде двенадцать, а ростом он чуть выше моего живота. Смотрю внимательно в его огромные глаза. Они карие, храбрые и зоркие… в отличие от моих, полу-слеповатых… – Себастьян, мне совершенно наплевать, что обо мне думают другие… но мне очень тошно, если во мне начинаешь сомневаться ты… Понимаешь?

– Да… но соседи ругались с матерью… а к отцу приходил староста… они тоже кричали, староста ушёл весь красный и дверью хлопнул так, что она чуть с петель не слетела…

– Ясно… это плохо. А что родители? Они до сих пор на моей стороне… или…

– Иди к ним и узнай… они ждут тебя.

– Хорошо… – снимаю тяжеленный корзину с плеча. – На вот, держи и отнеси домой.

Себастьян приподнял крышку корзины и улыбнулся…

– Ты и в правду везучий братец… ты же вроде на охоту собирался…

– Да, но почему бы после неудачной охоты не пойти и не порыбачить, а?

– Действительно…

Себастьян убежал в дом, показывать матери мой улов. Я медленно шагаю следом, прислушиваясь к голосам.

– Мааам, смотри, что Мирт притащил!!!

– Ох… здорово, иди на кухню, почисти и разрежь её…

Как только я вошёл, мать стала смотреть лишь на меня, Себастьян ошивается рядом, стараясь привлечь хотя бы какое-то внимание к себе и моему улову… но мама смотрит лишь на меня… смотрит с грустью и сочувствием…

Прошло совсем немного времени, всего лишь неделя. Тела Джокеуса, Вехутана и Комуро не были найдены взрослыми в лесу. Вся деревня смотрит на меня косо, подозревая в убийстве, ведь все они видели, что я вернулся из леса в крови, хотя ран на мне не было.

Они все ненавидят меня. Считают убийцей. А я каждый день пропадаю в этом проклятом лесу, надеясь наткнуться на их пропавшие тела, или хотя бы на Зверя… я точно не справлюсь с ним, но так хотя бы сдохну и всё это наконец-то прекратится.

И сильнее всего меня тяготят не косые взгляды селян, а глаза родной матери, что полны сомнений…

– Что случилось, мам? – спрашиваю я.

– Пойдём к отцу, – говорит она, – нам нужно… поговорить.

Её глаза блеснули, она отвернулась, скрывая слёзы, и направилась в их с отцом комнату.

Там отец сидит у окна, свет падает на него, освещая серебряные пряди там, где раньше были волосы темнее вороньего крыла.

– Садись, – говорит отец и указывает на соседний стул.

В комнате больше нет стульев, поэтому мать садится на их с отцом общую кровать.

– Приходил староста… – начал отец.

– Я знаю, – оборвал я. – Чего он хотел?

– Что бы мы отдали тебя… на общий суд, завтра, вечером.

Они хотят убить меня. Нет, скорее хотят узнать правду. Куда же делись их дети? Кто их убил?! Они не поверят мне… ведь никаких останков не осталось… но скорее всего буду пытать, пока не выяснят правду… ту правду, которой не существует, но которую они так жаждут услышать… а затем они обвинят меня во всех грехах и повесят на какой-нибудь ветке, да повыше, чтобы все видели…

– И что же вы решили, родители?

Боже… останьтесь на моей стороне! Я не справлюсь, если и вы встанете против меня…

Отец что-то прочёл в моём лице и его тяжёлый взгляд превратился в сочувствующий, и мне стало ещё тяжелее.

– Конечно, – говорит мать, – мы не бросим тебя!

– Тебе нужно бежать прочь из деревни, – говорит отец, – но тебя поймают… либо хищники сожрут по дороге…

– Либо бандиты глотку перережут, – вторит отцу мать.

– Поэтому вы решили… – я уставился на родителей, которые вмиг перестали казаться добрыми дядюшкой и тётечкой. Вместо этого они смотрят на меня кровожадно, наглядно давая понять, что вообще ничего хорошего меня в будущем не ждёт. Я смотрю на них, и жду, когда они продолжат свою речь, ожидаю, так сказать, худшего, ведь мыслей у меня на этот счёт особо то и нет, напротив, такое чувство, словно в ловушку угодил.

– Я честно не знаю, что мне делать дальше… – прошептал я, не в силах больше терпеть. – Не тяните уже, ведь я вижу, что у вас есть какие-то мысли на этот счёт!

– Какой ты торопливый, однако… – говорит отец. – Неужели мы с матерью тебя так плохо воспитали?

– Нет…я…

– Не ругай его, Генрих! Мальчик просто расклеился, – мать встала с кровати, подошла ко мне и руку на плечо положила, всем своим видом давая понять, что дарует мне свою любовь и поддержку. Вот за что я её и люблю – она в любой непонятной херне всегда на моей стороне. Хотя я знаю, что она сомневается, я знаю, что она не верит мне… но защищает… и будет защищать до конца, потому что я её сын.

– Балуешь ты его… эх, ну да ладно, – отец внимательно посмотрел на меня. Не знаю, что он ищет в моих глазах, но выдержать его взгляд я не смог… такое неприятное чувство, словно другой человек заглядывает тебе прямо в душу, и пытается отыскать там какую-то грязь… хочешь, не хочешь, а взгляд отведёшь… такое можно выдержать, если только ты твёрдо веришь в себе… я же ощущаю всю свою бескрайнюю слабость… столько сомнений в душе, столько неуверенности и смятения…

Отец тоже увидел это и громко хмыкнул.

– Ты тот ещё слабака, сынок!

– Генрих… – в голосе матери столько недовольства, что его можно резать, а мне так стыдно… ведь чувствую я, что недовольна она не только потому что отец нагрубил мне, а потому, что он сказал правду, о которой она и сама думала, но не решалась сказать.

– Тихо, Клава, я не закончил!

Мать противно поморщилась. Кому понравится, когда его затыкают?

– Да, ты абсолютный слабак! Но ты и не должен быть сильным…

– Что?!

– Тут всё очень просто, сынок… для того, чтобы стать сильным, нужно встретить трудности на своём пути… а где тебе взять эти трудности, если всю твою жизнь мы с матерью заботились о тебе? Мы решали за тебя все твои проблемы, и ты вряд ли когда-нибудь раньше задумывался насколько слаб твой дух… до того момента, пока не столкнулся со Зверем… я до сих пор не понимаю, почему ты остался жив…

– Да я тоже не понимаю отец! Я уже устал это повторять… Я не знаю почему он не сожрал меня!!!

– Тише-тише… – мать погладила меня по плечу, в тщетной попытке успокоить.