– Что вы, какие пустяки!» Вдруг вспорхнув, Баксков сорвал на ходу пролесок и через секунду коленопреклоненный стоял около сидящей на засохшем мху Марты, картинно и верноподданнически протягивая ей цветок.

– Самой очаровательной девушке Чехословакии! – сопроводил Баксков дарительный жест, пришедшей на ум, своей записной речевкой. Поблагодарив, Марта воткнула пролесок торчать в кармашке с сюрикенной обоймой и, представившись в ответ «Таинственной лесной феей», выразила искреннее сожаление о потере Николаем своего воздушного судна. Николай, схватив руку собеседницы, прильнул к ней поцелуем, (совсем, как не так давно, к руке Настасьи, на Мальдивах, где настойчиво и нередко в этом упражнялся) и, глядя отнюдь нескромно в глаза Марты, истово поклялся:

– Я незамедлительно приобрету новейший, современный несгораемый дирижабль на более совершенной паро-фотонной тяге и назову его – «Таинственная незнакомка»! – скороговоркой протараторил артист, забыв, что квантово-механического преобразователя на быстрых углеводах, подаренного фон Брауном – больше нет, сгорел вместе с его дирижаблем и набором пластинок с оперными ариями и «Каем Метовым».

– Слишком длинно. Назовите проще, – «Марта», загадочно улыбнувшись, предложила пилотица.

   Конечно, Марта не могла не предложить доставить на своем паро-байке к гостинице вволю настрадавшегося русского сопрана, его же – секс-туриста. Но Баксков уже не хотел в гостиницу. Он хотел подольше побыть – с очаровательной пилотицей, какая ему нравилась – также сильно, как и Анжу Дуде. А, возможно, что и – больше. Он, Николай Баксков, уже значительно меньше думал о таких бесконечных и умеющих иногда пламенеть – ногах Настасьи, с которой у него, как раз программа в рамках романтичного, полного приятных неожиданностей адюльт-тура на чехословацкой земле.

   Вместе с Мартой они пошли, под руку, по лесной тропинке. Долго шли молча. Сопран не знал что сказать. Да и говорить не хотелось. Душа Николая пела. Он забыл про усталость и чувствовал себя – на подъеме. И откуда только – брались силы!

– Слышите! Птичка поет? Вдруг сказала, приостановившись, Марта.

– Я сегодня – эгоист! Слышу только – исключительно себя и свое бьющееся сердце! – отвечал, зачарованный пилотицей, сопран.

– Эгоизм – это плохо – сказала Марта. Любить только себя – некрасиво и бесплодно!

– Разве мы люди знаем, что есть «эгоизм»? Мы просто чувствуем нечто внутри нас, что заставляет – с чем-то считаться, к чему-то прислушиваться – парировал сбитый пилот.

– Эгоизм есть – жадность, зависть и агрессия – просто сказала Марта.

   … – Фихте? – уверенно предположил Баксков, прочитавший в отрочестве всего Шопенгауэра и Фейербаха с Кантом.

– Нет, это я нашла в немецком издании «Словаря разумений слов» Палыча, – здорово, правда? Мы, немцы, …то есть – чехи, …опомнившись, исправилась тут же Марта, – предпочитаем, чтобы – все – «по полочкам». Баксков почуял в Марте интеллектуалку-ведунью, и у него пусто засосало под ложечкой.

   … – Когда сосет под ложечкой – произнесла, вдруг, Марта, – это в человеке возбуждается гордыня. Такое бывает, когда самооценка индивидуума недостаточна и требуется подпитка похвалой со стороны.

   … – Гордыня, эгоизм… – не понимаю разницы – задумчиво сдавленным голосом проговорил сопран.

– Вот из эгоизма – и получается гордыня, когда к жадности, зависти и агрессии в человеке добавляется страх не оправдать ожидания окружающих. Николай был ошарашен философскими психологизмами умной Марты. Ему на мгновение показалось, что он уже не сможет запеть – никогда.

   Баксков не знал, что умствования Марты – были подсказкой некоему российскому режиссеру, понаставившему фильмов и теперь осмысливавшему прожитое, пока его брат на фоне мирового коллапса изгонял из страны бесов-юристов. Такое бывает в наполненной паром эпохе стимпанка – элементальная передача информации на скрещении временных измерений.

   Николай с Мартой вышли на опушку леса. Пред их взором открылся прекрасный вид на лежащий в низине раскидистый чешский городок, дымящий пароконденсаторами, что накапливали энергию для очередного рывка в чехословацко-немецкий паро-прогресс.

– Что у вас в России – весна в этом году – холодная? – спросила Марта.

– Холодная, …но долгожданная – чуть задумавшись, отвечал Николай, с благоговением и мурашками в спине прикрывая своей пятерней тыльную сторону ладони своей удивительной спутницы. Марта погрустнела. Задумалась: «Бедные танкисты фюрера. Они будут мерзнуть по утрам в своих холодных чехословацких танках, в которых нет отопления. Надо будет – не забыть сказать об этом Рудольфу, чтобы он обязательно передал это Адольфу!». Оригинальный, созданный в единственном экземпляре – ее истребительный бомбардировщик «Хенкель009», в отличие от чехословацких танков, был оборудован паронагревательным кондиционером, с паро-интеллектуальной авторегулировкой новейшей системы – «умный самолет». Самой же главной изюминкой для Марты в пилотской кабине – было наличие встроенного патефона с паро-прижимным адаптером, не прекращающим воспроизведение – даже на самых крутых виражах.

   Пройдясь, чуть вниз по склону – по наезженной дороге, идущей вдоль опушки, Марта и Николай – наткнулись на оставленный на обочине паробайк пилотицы. Надо сказать, что Николай, с того времени, как заимел себе дирижабль – технику полюбил, и он хотел попросить Марту, чтобы дала ему порулить ее массивным паро-байком, с розово-фиолетовыми свастиками на сверкающем никелем бензобаке. Однако, подумав о возможности обнимать обтянутую кожей талию Марты, в предстоящей их совместной поездке, будучи на месте пассажирском – тут же оставил эту идею. Марта включила запыхтевший парогенератор своего передвижного средства, предложила усаживаться Бакскову, а сама засмотрелась на экран планшета, встроенного на приборной доске паро-байка и понажимала на нем кнопки. Николай усаживался на заднее сидение, думая о том, что самое лучшее в мире – это ехать, крепко держась за талию Марты. «Как поедем – буду петь! Ехать и петь!» – решил сопран Баксков.

   Но только Марта, взявшись за руль, перебросила ногу через сиденье, как по обеим сторонам могучего технологичного паробайка, снизу на паро-гидравлическом механизме – выползли поручни с удобными ручками для пассажира, напрочь убившие необходимость прикасаться к водителю для страховки во время движения.

   Владимир Рудольфович Соловеев-Ульрихт удачно доставил Ольгу, куда ему и было приказано развед-ставкой – в секретный санаторий для работников КГБ и внешней разведки, расположенный в соснах, под Мункачем. Владимир, сдавший с рук на руки агента Ольгу, принявшим ее товарищам из арендованного у венгров санатория еще пол-дня, циркулем, неуклюже передвигался на широко расставленных ногах – от того, что провел много времени в паро-мотоциклетном седле. Многие прохожие его шарахались, потому, что был похож на Робокопа, боровшегося с собой, чтобы на ходу – прямо в штаны – не отправить естественную надобность.

   Ганс Рихтер, красный разведчик, т.е. – Евген Папов-Скобеив, дерзко и рискованно завезенный лейтенантом Путеным в Прибалтийские земли, успешно легализовался. Ему пришлось облачиться в легенду «спекулянта «Рижским бальзамом». К спекулянтам полиция была не столь внимательна, как к честным труженикам консервных заводов и рыбакам, небрежно отмеченным печатью пролетарского происхождения. Так, что Евген. стремительно легализовавшись, уже тайно вершил, по заданию Путена, свою новую разведывательную миссию – замерял шпроты, еще не попавшие в банки и измерял прибалтийские целинные земли. Передвигаться ему приходилось на велосипеде, с раскладным землемерным циркулем в бардачке и пистолетом под мышкой. Евген не любил оружие. Но – на пистолете под мышкой настоял этот требовательный и придирчивый лейтенант с голубым металлическим блеском в глазах. Велосипед Евгену тоже – не очень не нравился. Но другого выхода, чтоб не привлекать излишне внимание – не было. Страна Прибалтика, или «Чухония», как ее называли во встающей с колен Германии – была в эпоху довоенного стимпанка – слаборазвита, и из продвинутых транспортных средств – едва ли насчитывала три-четыре сотни на всю страну небольших воздушных шаров на педальной тяге. Любой самодвижущийся механизм в Чухонии привлекал много внимания.