– Вы тоже заблудились? – раздраженно спрашиваю я.

– Да. —человек радостно улыбается.

– Вы знаете, где дорога? – вновь уточняю я.

– Нет.

– Так, зачем вы взялись нам ее показывать? —Леша с укором смотрит на толстяка.

Человек по—прежнему радостно улыбается.

– Выведете нас отсюда, пожалуйста, – прошу я его.

Маша молитвенно простирает к нему руки. На слове «пожалуйста» у человека на мгновение перекашивает лицо.

– Я выведу вас туда, где живу, а старший покажет вам дорогу.

– Он точно знает?

– Знает.

– Ну что, Маша?

– Пошли, конечно. У нас нет выбора.

Человек уверенно выводит нас на тропинку, и мы еще долго идем по лесу.

***

Гусеницы почти переползли тропинку, по которой шел толстый человек в длинной рубахе.

– Ой!

– Что ой?

– Он наступил мне на хвост.

– Это не хвост.

– А что это?

– Это часть твоего тела.

– Он наступил на часть моего тела! На самый его конец. Смотри, какой красный!

– Окуни его в росу, быстро!

Гусеница опускает конец тела в росу. Раздается шипение, капля испаряется.

– Как хорошо—то, Рита.

– Разомлела уже. Вперед!

– Я так устала от этой гонки…

– Если новости придут раньше нас…

– Нет, нет! Мне об этом даже страшно подумать.

***

Человек выводит нас на поляну, на которой расположился настоящий палаточный городок. Только вместо туристов из них повылезали, зевая и почесываясь, такие же толстые в грязных балахонах люди. Мы рассматриваем этих странных людей, а они нас, но недолго. Я беру себя в руки.

– Ну, и кто тут старший? – спрашиваю я.

Из палатки выходит самый толстый и большой человек.

– Я тут старший. – говорит он.

– Может вы знаете, как выйти к дороге?

Толстый близко подходит к Маше и смотрит на нее:

– Какая дорога! Для жролей не существует дорог!

Один из жролей пальцем дотрагивается до Маши. Жроли торжествующе смеются. Маша прячется мне за спину, но там тоже стоят жроли.

– Инна, мелкий, бежим! – кричит Маша.

– Куда, Маша? Эти жроли окружили нас со всех сторон! – возмущаюсь я, оглядываясь по сторонам.

– Ну, сволочи, гады, бл.., я сейчас вам покажу!

Леша выскочил вперед и приготовился драться, но вдруг жроли упали на спину и, поглаживая себя по животу, застонали:

– Еще! Еще!

Мы смотрели друг на друга в недоумении. Маша охнула. Мелкий стал совершенно седым. Я схватила руку Машы.

– Бежим!

– Помогите! – голос раздавался откуда—то сзади.

Мы обернулись. У входа в палатку лежал немощный старик. Я бросилась к нему:

– Вы кто? Вам помочь?

– Меня зовут Кирилл, – еле шевеля губами проговорил он.

Маша обернулась, подошла к старику.

Кира? Бежим! – сказала она ему.

– Не могу, нет сил.

Маша, это кто?

– Это Кирилл, Инна!

– Понятно. Я все поняла! – задумчиво сказала я, пытаясь все сложить по полочкам в своей голове.

Но тут кто—то ткнул мне пальцем в спину. Я обернулась. Все жроли сидели вокруг нас и умиленно смотрели на Лешу. Меня передернуло от этого бессмысленного голодного взгляда.

– Мальчик, скажи еще что—нибудь. Ведь мы тебе не нравимся?

Жроли засмеялись. Я взвалила старика на спину.

– Дорогу! – крикнула я им.

– Вы никуда не пойдете!

Все жроли встали плотным кольцом. Но тут Маша закричала изо всех сил.

– Блин, сволочи немытые, уроды толстые, говно вонючее!

Жроли упали на землю и застонали, причмокивая и облизываясь. И Маша почти физически почувствовала, что из нее как будто пылесосом высасывают жизнь. Закружилась голова. Она сделала глубокий вдох, резкий выдох.

– Бежим! – крикнула я.

Неслись мы так, как говорят, со всех ног, не разбирая пути. Я практически не чувствовала веса Кирилла. Жроли бежали где—то позади, не отставая. Разрыв между нами сокращался. Пот и какая—то красная пелена застилали мне глаза. Я сильно расцарапала лоб о ветку, из ранки сочилась кровь, но я ни на что не обращала внимания: главное – оторваться от погони!

***

– Опять этот грохот! «Кто—то бежит», – произнесла одна гусеница.

– Они еще далеко, а колокольчики рядом, – подтвердила вторая.

– Береги свой конец тела, Чита.

– Как я могу его беречь, Рита?

– Поджимай под себя.

– Я тогда ползу медленно, а колокольчики уже близко.

– Да, да, еще немного, все, я звоню.

– Звони, Рита, звони! Я подползаю.

Гусеницы доползают к цветам и начинают звонить. Перед ними появляются две детские ладошки. Гусеницы радостно на них заползают.

– Я похудела, Рита!

– Тебе на пользу, Чита.

***

Летающий человек приземлился на песчаном плато. Намут и Шана вышли из корабля. Намут приблизился к каменной горке и нажал на один из камней. Горка сдвинулась, открыв проход в подземелье.

Они идут по коридору, так ярко освещенному, что в двух шагах ничего не видно. Намут открывает одну из дверей. Просторная комната без окна ярко освещена, но выглядит очень уютной. Большой обеденный стол застелен цветной скатертью. На нем стоит самовар, посуда, поднос с фруктами, вареньем, булочками. Намут пытается быть гостеприимным.

– Вам придется немного подождать здесь.

– Как скоро я попаду домой?

–Это не так просто. Все решится, как только появится наш главный специалист.

– Он мне сам все расскажет?

– Я думаю, что он поручит это мне.

– Нет, нет, я хочу, чтобы он это сделал сам.

– Не волнуйтесь, я думаю, что все будет хорошо.

Намут выходит, закрывает двери и останавливается, задумавшись.

– Странно. Что—то не так! Не так.

***

Кажется, вот еще секунда и нас настигнут, но вдруг жроли остановились. Я оборачиваюсь, стоят как вкопанные. Как будто бы перед ними стена из невидимого стекла. Леша и Маша добегают до середины поляны, когда понимают, что больше нас не преследуют. Я снимаю с плеча тело Кирилла и кладу его на траву. У меня дрожат руки и подкашиваются ноги. Я отвожу руку за спину и нащупываю сумку. Так вот, что било меня так больно по боку – сумка! Но я рада тому, что она со мной. Совсем без сил падаю в траву. Достаю из сумки носовой платок, вытираю лицо и прикладываю к ране.

– Давно я не бегала с грузом.

Маша садится рядом с Кириллом.

– Кира, ты как? – спрашивает она.

– Ты кто? – удивляется Кирилл

– Я это, я, Маша!

– Это они тебя так?

– Нет. Это я сама себя.

– Не понимаю.

– Что тут непонятного!

Из Машиных глаз фонтаном брызжут слезы.

– Нельзя пользоваться матом.

Машу вдруг напугало последнее произнесенное слово. И она тихо произнесла:

Ну, этой, ненормативной лексикой! Понял! Здесь нельзя. Никак нельзя!

– Совсем?

– Совсем! Инна, дай зеркало.

Кирилл дрожащей рукой берет его и долго туда смотрит.

– Это я? – спрашивает он с сомнением.

– Да. Вот, результаты перед тобой. И на меня можешь посмотреть, – предложила Маша.

Кирилл машет головой и видно, что ненормативной лексики у него полон рот.

– Ой! И думать нельзя тоже. Смотри, волосы! У тебя выпали волосы! Прекрати немедленно. Не то умрешь! Что мы тогда будем делать?

– Значит нельзя не только говорить, но и думать?

– Кир, ты им много наговорил?

– Много. Они те еще провокаторы. Маша, так ты обо всем уже знала, когда на них кричала?

– Да.

Кирилл садится, обхватывая голову руками.

– Ребята, я понял! Я все понял. Я понял, что было в той страшной бабке не так!

– Да. Это была я.

– Прости, Маша.

– Кира, ты еще кого—нибудь видел?

– Нет.

– Ребята, я очень страшная?

Я приподнялась на локтях, встать еще не было сил, и посмотрела на Машу:

– Машка! Посмотри. Прядь. Вот та. Слева. Она потемнела!

– Правда?

– Сама глянь.

Маша рассматривает себя в зеркале.

– Значит, это все может вернуться обратно? Можно стать прежними? Но как? С чего она вдруг потемнела?