– Ты можешь быть со мной откровенна? – спросила Лорен, поворачиваясь к дочери. – Хотя бы раз в жизни! Скажи мне, что тобою руководит?

Александре хотелось сказать, что ею руководили исключительно чувства, в отличие от расчета, который руководил всю жизнь ее матерью. А если бы Лорен и получила подобный ответ на свой вопрос, то наверняка пришла бы в еще большую ярость.

“Велосипеды и отказы завидным женихам” показались бы ей цветочками, если бы она узнала о мечте Александры стать однажды гонщицей и инженером, и о том, что в гараже прячется от всех ее мотоцикл.

– У тебя такие возможности, – продолжала беседу Лорен, теперь уже утешая саму себя. – Твой отец богатейший человек в Европе, а ты отказываешься от нормальной прислуги. За тобой увиваются носители аристократических титулов, а ты ведешь бесполезную жизнь.

Александра молча слушала последующие нравоучения матери, зная, что все, сказанное ею в свою защиту, все равно не будет учтено. Их разговор если и напоминал теннис, то только не полноценную игру, где оба участника передают друг другу мяч, а выступление одного игрока и множество мячей вокруг него одного, поскольку он не видит вокруг достойных противников.

– Не ожидай от подобного образа жизни помощи в будущем только потому, что ты мнишь себя какой-то особенной. Мы все так думаем. Никто не спорит, приятно думать о призвании и мечтах, когда живешь за чужой счет. А ты попробуй все это делать без гроша в кармане. Я всю жизнь старалась выкарабкаться из нищеты и дать тебе достойное будущее и что я получила взамен? Доченька, хоть каплю благодарности от тебя получила? Доведешь свою, маму, честное слово, доведешь.

Лорен достала из сумочки белый носовой платок и промокнула им глаза. Александра же опустила глаза и постаралась понять тоненький голос, зазвучавший где-то глубоко внутри. Его послание. Голос в унисон с матерью глухо и монотонно нашептывал девушке о том, что ее желания, ее мечты, как и она сама, ничтожны, что она слишком слаба изменить свою жизнь. Так случилось не в первый раз, и Александра знала, голос не прав. Он просто еще толком не жил и у него нет никаких оснований и тем более прав лишать ее надежды, но ей становилось все хуже и хуже. После этих мыслей легкость ушла и где-то в душе голос крепчал и вырывался наружу. Он не принадлежал ей, а существовал отдельно от нее. Александра словно наблюдала и слышала его со стороны. Теперь он громко заявлял, что она все равно сдастся. Голос постепенно настраивал ее поступить так, как сказала Лорен, потому как по-другому не получится. У нее ничего не выйдет. Сопротивляться бесполезно. И у Александры не нашлось сил заглушить этот голос или вовсе заставить его замолчать.

Лорен торжествующе улыбнулась, зная, что победила, точно так же как хищник знает, когда добыча слишком слаба сопротивляться.

– Поторапливайся, доченька, – сменила она тон и снова погладила брошь на пиджаке. – О, где здесь телефон? Я непременно должна позвонить доктору Уильямсу. Мы сначала заедем к нему. Пусть он осмотрит тебя. Скажешь Уолтеру, что ты поедешь с моим водителем?

– Скажу, – ответила Александра и, оставив на полу книги, которые она собиралась перебрать, направилась к выходу из комнаты. Она знала, рассказывать матери об отсутствии Уолтера и приезде его сына в свете происходящего совершенно неуместно.

– Кстати, я наслышана об успехе твоей подруги Молли Аккерман, – доносилось до Александры, – о ней говорят газеты! Я покажу тебе парочку по дороге. Молли все успевает, как я посмотрю. И детей рожать, и рисовать успешные картины.

До центра Лондона пришлось добираться больше часа. Улицы наводнили люди, а дороги – машины и автобусы. Воздух вибрировал от смешанного гвалта человеческих голосов и урчания моторов. Александра думала о том, какой этот Рэй, сын Уолтера, и смогли бы они с ним поладить. Она никогда прежде не встречала настоящего моряка, и в этом было что-то завораживающее. Море всегда ассоциировалось у нее с дальними путешествиями и приключениями. Александра с удовольствием читала в детстве книги о пиратах и мореплавателях. И ей всегда хотелось стать одним из них – или пиратом, или мореплавателем, не важно, главное – побольше приключений. Теперь ей хотелось встретить наяву человека, пропахшего морской пеной и странствиями.

После посещения доктора Уильямса, когда они ехали в машине домой, Лорен показывала Александре статьи о картинах Молли.

– Какая умная девушка, – говорила Лорен, выразительно глядя на дочь, – как мы видим, наличие семьи ей совершенно не вредит. Ведь разве можно быть по-настоящему счастливой женщиной без мужа и детей?

Они подъехали к белоснежному зданию под номером семнадцать. Перед его входной дверью стоял огромный горшок с замысловато подстриженным деревцем на тонкой голой ножке. Внутри дома было прохладно и тихо. Александра поднялась наверх и, открыв дверь в спальню, поняла, что совсем не рада так скоро вернуться в свое городское пристанище. Она чувствовала, что будет изнывать здесь от скуки и мыслей о том, как сегодня в очередной раз она предала свои мечты.

Александра переоделась в удобное платье из хлопка и решила спуститься вниз, спросить у Эммы, нужна ли ей помощь с ужином. Домоправительница Эмма сидела рядом с дверью в кухню, внимательно рассматривая газету. Она была вдовой с двумя взрослыми детьми, которые жили своей жизнью где-то в восточном Сассексе. На первый взгляд Эмма казалась властной и деспотичной из-за своей крупной фигуры, но под ее внешностью скрывалась добрая тихоня. Она постоянно носила черный, то ли из-за погибшего на войне мужа, то ли скрывая свои большие формы. И время от времени разбавляя этот мрачный цвет другими оттенками, например, темно серым, темно коричневым или темно синим. Эмма работала на Эдварда много лет и постепенно стала частью семьи. К Александре она относилась с заботой и всегда неловко улыбалась ей.

Когда Александра спустилась на кухню, Эмма оторвалась от газеты и грузно встала с кресла. Ее черное платье контрастировала с густыми седыми волосами.

– Мисс Александра, вы вернулись?

– Снова ненадолго, Эмма. Надеюсь, через пару дней уеду обратно в Мэддоу-Хаус.

– Вот вы, значит, какая. Совсем не хотите нам уделять время. А что это с вашим хорошеньким личиком случилось? Эмма прищурилась и тут же удивленно распахнула глаза, – да вы покалечились где-то!

– Да будет вам, Эмма. Мелочи жизни. Я всего лишь упала с велосипеда сегодня утром, – и вообще-то я хотела помочь вам с ужином.

– Не утруждайте себя, мисс Александра, вам бы лучше отдохнуть, – попыталась возразить Эмма.

– Я как раз отдохну. Так, что у нас есть в холодильнике?

Вечер фарфоровой синевой разлился по Лондону. Небо выглядело спокойным и ясным, и ничто не предвещало грозы.

Гранты сидели в столовой за ужином, когда вдалеке послышался тихий раскат грома.

– Ну вот, такой чудесный день, – сказал Эдвард, промакивая уголки губ салфеткой, – надо же ему закончиться вот так нескладно. Хоть ужин отменный. Форель тает во рту.

Лорен выглядела недовольной.

– Это все заслуги твоей дочери, – сказала она, не имея в виду ничего хорошего, – она занимается хозяйством в деревне, а в городе готовит и моет посуду.

Эдвард отложил приборы и посмотрел сначала на жену, а после на дочь, как будто искал между ними сходство.

– Не вижу ничего в этом плохого. Я бы гнал в шею всех остальных поваров, лишь бы еда в доме всегда была такой вкусной. Я помню шепард пай в твоем исполнении, Александра. Он был весьма недурен.

Эдвард громко чихнул несколько раз подряд.

– Спасибо, Эдвард, – сказала Александра ровным тоном, показывая таким образом, что не собирается поддерживать разговор.

– Как дела в Мэддоу-Хаус? Я смотрю, деревенская жизнь бьет ключом? – спросил Эдвард, кинув взгляд на царапины на лице девушки, затем аккуратно отрезал кусок нежно-розовой рыбы и, не дожидаясь ответа дочери.