– Мы добьёмся мира, в котором ваша культура, ваша история и ваша философия будет достойна тщательного изучения, а не будет предана забвению в опальной брошюрке. Мира, в котором ваши сыновья будут знать не только отцов, но и сыновей. Если это недостойно того, чтобы бороться, то я даже не знаю, что вам предложить.

Конец моей пламенной речи встретило звенящее молчание. Жительницы поселения молча взвешивали все «за» и «против», советуясь исключительно с внутренними убеждениями. Наконец, самка, встретившая меня, шагнула вперёд:

– Мой сын, должно быть, ещё маленький, но я хочу его увидеть. Кстати, меня зовут Паннири.

– Очень приятно познакомиться, – улыбнулась ей в ответ я.

– Мы так обычно не делаем, но… – Паннири помедлила, а затем, поджав передние лапы, опустила голову к земле, оставив задние конечности выпрямленными. Её хвост вымпелом взвился к потолку, и пышная кисточка завораживающе медленно принялась укладываться в новую конфигурацию уже в воздухе, – Я подчиняюсь, доверяя тебе свою голову, и буду следовать за тобой, Рэраван мне в свидетели.

– И я, – ко мне навстречу шагнула самка постарше, тоже приняв подобную позу, – Я хочу увидеть мир, о котором ты говоришь.

– Просто живьём потрошите, – усмехнулась Альтейа, следуя примеру подруг, – Пора вытащить голову из снега и спасти наших мальчиков.

– Значит, решено, – Старейшина обвела сородичей внимательным взглядом, – Я отправляюсь на поиски бабушки Зейцу. Молодые, кто со мной? Вы порезвее будете.

– Наша Старейшина заткнёт за гриву любую, кто посягнёт на то, чтобы обойти её, – ласково промурлыкала Паннири. Её поддержали и другие.

– Ваши бы речи подавать нам на ужин, так они были бы слаще любого фра-а, – засмущавшись, пробурчала матриарх, – Сделаем так, Кармен из рода людей.

И мы, собравшись тесным кругом, подробно обсудили наш слегка безумный, но при этом всё же восхитительный план по спасению Зейцу и Валентино.

… Не могу точно сказать, что подумали стражи города, увидев наш маленький, но решительный женский отряд, но, должно быть, зрелище того стоило. Меня так и подмывало сказать это пресловутое «Отведите нас к своему лидеру», но пока рядом была Старейшина и чётко обговорённый план, сбыться этому сценарию было не суждено.

Остановившись чуть поодаль от крепостной стены, сложенной из громадных блоков непрозрачного льда, мы ждали гонца с той стороны. Несколько самок приняли уже знакомую мне «позу подчинения», повернувшись мордами ко мне. Их хвосты с развевающимися на ветру кисточками были прекрасно видны с любой точки обзора.

Пока ни о чём не подозревающие самцы гиангов совещались в своём ледяном гнездовище, напоминавшем мне обведённую стенами глазунью, я позволила себе оглядеть окрестности. По пути, немного медленном из-за найденной Старейшиной престарелой бабушки Зейцу, мне на глаза попались тёмные участки во льду – охотничьи полыньи, как мне объяснили. Гианги следят за миграцией своей любимой добычи и поддерживают точки входа в рабочем состоянии, периодически откалывая лишний лёд. Увидела я и небольшое стадо жвичей, сородичей того, на котором меня подвезли к самкам. Если с гиангами всё было понятно, то в вопросе того, чем питаются эти громадные звери, я совершенно терялась. Так что я обратилась к Паннири, шагавшей рядом со мной. Та, кажется, удивилась:

– Грызут лёд. Едят снег. На вашей планете большие звери питаются иначе?

– У нас такие огромные животные чаще всего пасутся, поедая растительность.

Моя собеседница весело тряхнула гривой:

– А наши жвичи носят еду внутри!

Только путём целого ряда уточнений мне удалось разобраться, как именно обстоит дело. Жвичи начинают жизнь в море, и, будучи личинками, питаются водорослями. Их тела устроены таким образом, что определённый тип пищи вступает со жвичами в симбиотические отношения, обеспечивая своего носителя питательными веществами в обмен на комфортные условия проживания безо всякой конкуренции. «Водоросли» позволяют жвичам переваривать часть колонии, а животные, в свою очередь, поят их тёплой водой, нагреваемой в защёчных мешках.

Я собиралась было переварить выданную мне информацию в тишине и покое, но тут ко мне подоспела Альтейа. Я привычно замерла, не зная, как с ней разговаривать, но самка окраса далматского дога, казалось, решила позабыть обиды во имя общего дела:

– Странно, что ты, будучи самкой, дружишь с самцом.

– Разве? На Земле это вполне нормально.

– Не верится, – Альтейа клацнула зубами и тряхнула головой, что, видимо, означало удивление и сомнение одновременно, – Мы слишком разные.

– Поначалу Валентино вёл себя как настоящий расист, но он ни разу не оскорблял меня по половому признаку, – чуть подумав, ответила собеседнице я, – Думаю, сначала он воспринял меня как детёныша, о котором поневоле нужно заботиться. Но когда мы вели дела, Валентино общался со мной на равных. Даже считая моих сородичей отсталыми, он всё же нашёл в себе силы дать мне шанс. И я ценю это.

– Говоришь как влюблённая, – на этот раз клацанье челюстей донеслось со стороны Паннири.

– Да что вы всё в крайности да в крайности?! – то ли возмутилась, то ли засмущалась я, – Это ваша неотъемлемая черта как расы? Самцы и самки, матери и няньки, вражда и любовь… Неужели у вас нет чего-то среднего? Нежности, привязанности, дружбы. Альтейа, Вы любили своего супруга и продолжаете любить Зейцу. Вы – середина. Объясните им, что не у всего на свете есть ярлыки!

– В этой промозглой пустыне любить означает чувствовать себя живым, – мягко присоединилась к нашему диалогу Старейшина, – Любить для нас означает хотя бы на время забыть о необходимости выживания. Ты права, землянка, мы не привыкли к полумерам, но, – её коготь бережно ткнулся между моих лопаток, – Будь тут не жар, а слабенькое тепло, ты бы не отправилась на другую планету выручать своего напарника.

– Ну хорошо, допустим! – не зная, что предпринять, на всякий случай надулась я, – Но мы с Вэлом – друзья, и точка!

– Твои чувства – твои слова, – Старейшина остановилась, – Нас заметили.

С тех самых пор мы молчали, терпеливо ожидая посла из города, но наш план решил скорректироваться прямо на ходу. А именно на вопле «Новенькая!»

Такого не ожидала ни я, ни наш отряд амазонок. По невероятному стечению обстоятельств наш маршрут совпал с прогулкой маленьких гиангов.

Когда нам навстречу поспешили серовато-бурые помпоны, я больше была озабочена тем, чтобы случайно не умереть от умиления, чем от попытки классифицировать этих симпатичных крох.

Толстенькие, коротколапые, с ног до головы покрытые волокнистым, словно сахарная вата, пухом, они загалдели разом, окружив меня:

– Ещё детёныш!

– Самочка!

– Давай играть!

– Ты умеешь играть?

– Что с твоим мехом?

Из патовой ситуации меня выручило зычное «Стоять!», и из-за холма показался воспитатель этих пингвинят-переростков. Я обратила внимание на его окрас: градиент от светлого к тёмному на лапах, словно у сиамской кошки.

Мой облик тоже вызвал у новоприбывшего ряд вопросов: это было видно по тому, как он встал на задние лапы, озадаченно принюхиваясь.

– Учитель, учитель, это же малыш, как и мы?

– Она маленькая.

– Давайте заберём её к нам!

– Будем играть!

– Я не пойму, что тут… – наставник молодого поколения рассмотрел весь наш отряд и окончательно замер, думая, что предпринять. Наконец, смекнув, что детёныши успели облепить меня почище муравьёв, отыскавших кусок рафинада, градиентный гианг обратился ко мне:

– Кто или что ты такое? Твой запах сбивает меня с толку.

– Я – БОГЭМ с генами вашего вида. Иду в голов со своими подругами.

– Как странно.

– А мы тоже идём в город! – похвастался ближайший ко мне малыш, приоткрывая пасть, – Мы были на экскурсии, и взрослые показывали нам, как ловить фра-а!

– Вот это да, – тут же подобрав нужный тон, вторила малышу я, заметив, что у него нет зубов, – И как всё прошло?

– Учитель выволок во-о-о-от такущего! – растопырились в разные стороны пушистые передние лапки, – Наш учитель самый лучший!