Жизнь Альтейи, как и жизнь многих самок до неё, не отличалась какими-то особенными событиями. У гиангов выращиванием потомства занимаются самцы, но в случае девочек ситуация немного другая: когда те достигают возраста, схожего с подростковым и уже умеют добывать пищу, отцы отпускают их бродить восвояси, вплоть до брачного сезона.

Наступило такое время и для Альтейи. Она повстречала самца из рэра и забеременела, но именно тогда всё пошло не по стандартному для гиангов сценарию.

– Одной из древних традиций нашей расы является принесение даров молодой матери, – бесцветным голосом произнесла мать Зейцу, глядя куда-то сквозь слушательниц, в число которых входила и я, – И это логично, после родов хорошо бы отдохнуть, а не нырять в ледяную воду в попытках отыскать еду. Мы, самки, не приспособлены к ловле быстрой добычи вроде фра-а, – Альтейа открыла рот, и я сразу же заметила разницу: челюсти самки усеивали квадратные резцы вместо иглообразных орудий убийства самцов, – И мой супруг того сезона вознамерился добыть самого большого фра-а во Внутреннем океане, поскольку думал, что я подарю ему мальчика, наследника. Я была рада его заботе. Киблахар нравился мне. Самки постарше говорят, что это всё ребячество молодости, но я ведь понимала, что именно чувствую… Зейцу очень на него похож, такой же… весёлый.

Мы деликатно молчали, пока Альтейа тёрла морду лапами, собираясь с силами, чтобы продолжить. Снова подняв голову, она произнесла только одно:

– Киблахар нырнул в полынью и больше не вернулся.

Как и земные женщины в когтях гормонального шторма, самки гиангов, носящие новую жизнь, испытывают невероятный спектр эмоций. Сначала Альтейа думала, что её супруг тянет со дна настоящий деликатес. Потом, поняв, что время идёт, а его нет, решила, что её обманули и рассердилась. Альтейа отказывалась принять даже малейшую вероятность того, что её избранник погиб в ледяных водах Внутреннего океана, по глупости или из-за какой-то роковой случайности, но минуты становились часами, а детёныш, вознамерившийся увидеть свет, не собирался откладывать своё рождение.

– Он был крошечный, жалкий, дрожащий, и только и мог, что бестолково пищать, – вспомнила былое Альтейа, – Таким Зейцу предстал передо мной, когда я в муках исторгла его на беспощадный лёд. Я была голодна, и никто в целом свете не обвинил бы меня, съешь я чуть больше, чем послед. Но я была той, кто давала жизнь. И, по идее, не определяла, как она пойдёт, – рассказчица недвусмысленно покосилась на Старейшину, – Я могла оставить его там, но что-то во мне не дало этому случиться. Я взяла его на руки, и детёныш затих, пригревшись. Привыкшая заботиться о себе, я и понятия не имела, как ухаживать за ребёнком.

Так началось их путешествие вместе. По словам Альтейи, Зейцу бессчётное множество раз оказывался близок к тому, чтобы повторить судьбу отца, «совал нос куда ни попадя, Рэраван его раздери». Поняв, что не в состоянии справиться с юнцом, грозящим вскоре перерасти её саму, Альтейа держала путь на север, к селениям диких самок.

– А здесь в истории появляюсь я, – проскрипела Старейшина, – Мы согласились принять Альтейю к нам, но её отпрыск должен был отправиться к другим самцам, это было очевидной необходимостью.

– Я научила Зейцу, что он должен был говорить при встрече с сородичами, – продолжила свой рассказ Альтейа, – И проводила его до Главного города. Внушила, что его отец умер, и он скитался один до тех пор, пока не набрёл на город. Своими глазами видела, как моему малышу поверили, мигом загнав к другим детёнышам… Мне бы радоваться и снова жить без хлопот, но тот противоречивый опыт, который я испытала, должно быть, изменил что-то внутри меня.

День за днём мать, терзаемая разлукой, проделывала долгий путь, чтобы повидать сына. Издалека, оставаясь в тени безучастных ледяных и каменных сводов, самка подстерегала момент, когда малышей выводили на прогулку, и они резвились на свежем воздухе.

– Зейцу было не узнать, его кормили тем, что он и должен был есть, а ещё учили всяким премудростям, о которых я не имела ни малейшего представления, – мягко произнесла Альтейа, – Мой мальчик так часто рассказывал свою историю одиноких скитаний сверстникам, что вскоре и сам стал верить в то, что его мать была всего лишь миражом, уловкой воспалённого одиночества. Я не виню его: трудно держать в голове что-то настолько невероятное как заботящаяся о тебе мать, если ты – гианг. Когда же настала пора стерилизации, я… Я не должна была вмешиваться, но я сделала это. У самок тонкие лапы, и некоторые помогают на операции. Я подговорила одну из медсестёр заменить её и сделала в документах пометку, что операция состоялась, срезав, но не удалив наметившиеся тычинки.

Альтейа оглядела нас по очереди, словно призывая судить, но, убедившись, что никто не желает этого делать, продолжила уже гораздо спокойнее:

– Моё сокровище славилось беспокойным нравом. Этого было не отнять. Я понимала, что обман может раскрыться. Мне требовался подкуп. С превеликими усилиями я отыскала друзей моего супруга, моля их о спасении мальчика.

– Подкуп? – Старейшина дёрнула головой, – Но что ты могла им предложить?

– Ха, – усмешка Альтейи была полна горечи, – Я пообещала сезон за сезоном ждать их в условном месте и вынашивать их детей. Ведь потомство – это всё для нашего вида.

– Вот только доброхоты просчитались, отдав Зейцу и Ваш подарок в виде феромонов Со.

– Не думаю, – самка опустилась на четвереньки, – Со выступал в секторе галактики, вход в который был мне заказан, а также, как выяснилось, был убийцей. Рано или поздно Зейцу должен был нарваться на неприятности, и так и случилось. Его фертильность была раскрыта, и теперь, раз он рэра, мой мальчик будет отослан на одну из наших самых дальних колоний на всякий случай, а твой напарник останется в тюрьме до конца жизни, если никто не отыщет способа убрать его раньше.

– Я этого не допущу! – вздыбилась я, – Альтейа, послушайте, я не смогу в полной мере искупить свою вину перед Вами, и именно поэтому я должна придумать, как сделать так, чтобы спасти и Зейцу, и Валентино. Никто не имеет права отсылать невиновного, как и сажать такого же невиновного в тюрьму.

– Что ты можешь, маленькая? – с грустью спросила мать Зейцу, глядя на меня печальными белыми буркалами.

– Одна – ничего, – я подняла голову, – Поэтому мне понадобится ваша помощь. Мы должны выяснить, к какому роду принадлежал отец Зейцу. Киблахар – так его звали, верно?

– Да. Но те, кто знал его, предали его память.

– Верно. Они явно чего-то боялись. Киблахар называл своего ребёнка «наследником», а это весьма странно. Мы пойдём другим путём, – я посмотрела Старейшине прямо в глаза, – Нужно отыскать мать Киблахара и спросить, кто бы её супругом в тот сезон.

По рядам самок прошёл тренькающий шепоток. Было заметно, что они не привыкли к решительным действиям, даже Альтейа, борец по своей сути, выглядела очень уставшей от одного лишь рассказа о пережитом.

– Наши старые самки живут на значительном отдалении друг от друга, поодиночке. Они сочиняют песни о былом и складывают узоры из раковин, – с сомнением проговорила Старейшина, – Если повезёт, и мать Киблахара, кем бы она ни была, не тронулась умом и всё ещё жива, я приведу её. Но кто станет нас слушать? Мы всего лишь самки. Мы даём жизнь.

– Этого более чем достаточно, – я обвела взглядом остальных, подмечая, кто из них уже мог иметь взрослое потомство, – Раз можно найти мать Киблахара, значит, каждая из вас помнит своих детёнышей, даже если они были слишком малы, чтобы запомнить вас.

– Конечно, – Альтейа вслед за мной попробовала скрестить руки на груди и нашла позу удобной, – Но как ты предлагаешь это использовать?

– Мы соберём делегацию из самок, имеющих взрослых детёнышей, и никто из самцов не посмеет дать нам отпор, – мой голос упорхнул куда-то ввысь, к ледяным сводам, – Сможете ли вы смотреть в толпу и находить своих малышей?

– Сможем, но чего мы этим добьёмся? Даже если самцы пропустят нас, даже если ты каким-то чудом добьёшься оправдания моего сына и своего напарника?