Хороший детёныш. Бунтарка из отсталой расы.
Где-то в солнечном сплетении поселилось ожидание чего-то грандиозного, и я в который раз ощутила поток свежего ветра.
Кондиционер был не при чём. Просто со времени начала стажировки в дипломатическом ковене я почувствовала, что начинаю жить. По-настоящему.
========== Кейс 4. “Сроки годности” ==========
Вплотную познакомиться со всей суровостью Вселенной мне выпало во время дела под кодовым названием «Сроки годности».
Как водится, беды ничто не предвещало, разве что…
– А это обязательно? – проскулила я, вложив в эту коротенькую фразу все доступные оттенки отчаяния.
– Каждый раз одно и то же, – со вздохом нетерпения покачала головой маман, – Карр, детка, ты же помнишь: в какие бы времена мы ни жили, встречают всё равно по одёжке. А когда ты женщина, нужно выглядеть на все 100. Особенно на официальных приёмах.
– Но мам, это твои бизнес-парт…
– И слышать не желаю. Ты будешь там – и точка. Это вечеринка для семей. А вдруг сможешь с кем-то познакомиться?
– Ну мам!
– Что «мам»? Только не говори, что тебе нравится тот похожий на хиппи… Как его там?
– Норман! – вспыхнула я. Надо же было такому случиться: парень, благодаря которому я стала владельцем (кавычки) Вэла, решил заглянуть и спросить, как прижилась (огромные кавычки) собачка ровно в тот момент, когда старшая из нас почтила визитом августейшую резиденцию семьи Фэйр.
И всё, логическая цепочка выковалась! На пустом месте! И сколько бы я ни объясняла, что пристройщики животных частенько наносят вот такие визиты вежливости, действия это не возымело.
Да, мне вот-вот должно было исполниться 16, но мама и понятия не имела, что в моей жизни оставалось кое-что гораздо интереснее полового созревания. Работа галактического дипломата, но это так, вариант, не более того.
– Хорошо. Норман, не важно, – моя родная бизнесвумен мастерски прикрыла глаза большим и указательным пальцами, делая вид, что смертельно устала от пререканий, – Но в салон красоты ты пойдёшь.
Я оглянулась на Валентино, но, похоже, он не намеревался меня выручать. Вообще в вопросах чисто бытового характера мой напарник предпочитал сохранять нейтралитет, если это не препятствовало нашей работе.
– Хочешь взять его с собой? – не так поняла мой взгляд маман, – Думаю, это хорошая идея, мы можем задержаться, а он…
Я довольно скрестила руки на груди, упиваясь повисшей паузой. Быть может, это и не было моей заслугой, но собачьих грехов, как-то: расцарапывания входной двери, жевания туфель, луж в неположенном месте – за Валентино не числилось.
– Даже не знаю, – наконец, сдалась маман, – Но он хорошо на тебя влияет.
Я округлила глаза, без слов вопрошая «Ты серьёзно?!»
– Оценки улучшились. Ничего не канючишь. Горжусь тобой, Карр.
– А…
– Но в салон мы всё равно пойдём.
– Чёрт.
– Выражения, юная леди.
Час спустя я уже возлежала на столе косметолога с ментоловой маской на лице, наслаждаясь звуками спотыкания персонала об Валентино. Они видели маленькую собачку, а не мускулистого пришельца, так что понятия не имели, почему наталкивались на какое-то невидимое препятствие то тут, то там.
Понятия не имею, во имя поддержки или же из собственного высокомерия, но Вэл абсолютно не был заинтересован в том, чтобы лежать на отведённом месте, свернувшись в плотный, не доставлявший проблем калачик. Хотя он мог, и я знала это. Тогда мой недопёс прикрывался пышной кисточкой хвоста и становился похож на чирлидерский помпон, в спешке брошенный на пол. Обычно Вэл принимал такую позу во сне, но быстро разворачивался обратно, явно перегреваясь, из чего я заключила, что планета гиангов на порядок холоднее нашей.
После череды вариаций фразы «Придётся чуточку потерпеть», меня отдали в руки парикмахеру, выстригшему невидимые невооружённым глазом якобы секущиеся концы моего скошенного каре. Затем настала очередь маникюра.
– Юная леди хочет какой-нибудь дизайн?
Я взглянула на свои упоительно мелкие и притом короткие ногти. На маминых при желании можно было рисовать полотна венецианских мастеров, и иногда я чувствовала некоторую зависть. Хотя…
– А мы можем нарисовать мелкие звёздочки? И по галактике на ногтях больших пальцев?
– О, – мастер по маникюру, кажется, удивилась, – Конечно же, без проблем. Будет здорово! А… почему именно звёзды и галактики?
– Ну знаете, – я вознесла глаза к потолку, вспоминая наш с Вэлом кабинет. Не так давно я уговорила напарника там прибраться, и, отодвинув пару контейнеров, внезапно увидела окно. Штаб Ассоциации располагался вне орбиты какой-либо звёздной системы, и кругом царило бескрайнее звёздное небо.
– Да? – терпеливо отозвалась моя собеседница.
– Когда на улице день, ты видишь всего одну звезду, вокруг которой вертится наш мир. Когда же воцаряется ночь, можно посмотреть наверх, и… небеса нараспашку, будто глядишь в душу самой Вселенной. Это… Кхм, как-то так, – я живо свернула полёт мысли, услышав, что маман заёрзала в кресле. Она всегда панически боялась, что я не буду практичной умницей, а вместо этого увлекусь какой-нибудь несерьёзной и крайне нестабильной профессией, например, стану писателем. Так что при ней я такими поэтическими порывами не делилась.
– А ведь и правда вышло недурно, – заметила моя родная бизнесвумен, когда мы вышли из салона, – Звёзды… Хочешь, куплю тебе телескоп?
– Нет, не надо, мам, спасибо, – я еле сдержала усмешку, памятуя о своей великой тайне. Позволь я купить этот инструмент, и мама бы а) в очередной раз нашла бы способ откупиться от моих странностей, и б) на протяжении пары недель внушала бы мне, что астрономы лелеют несбыточные мечты и получают микроскопические зарплаты. Иногда мне казалось, что мама считает меня сумасшедшей, и год за годом тщательно подбирает для меня лечение с учётом всех симптомов, видимо, надеясь на то, что в 18 я провозглашу «Мама, я здорова! Хочу в твой бизнес!». Но в глубине души мы обе знали: это невозможно, с той лишь разницей, что меня такой расклад нисколько не расстраивал.
– Так, платье и туфли тебе привезут, я договорилась, а ещё… Да, точно!
Я не успела увернуться от атаки: шумный «пшик» окутал меня приторным цветочным запахом.
– Мам! – возмутилась я, но было уже слишком поздно.
– Лимитированная коллекция, ещё даже в магазины не поступила. Тебе – в самый раз, – родительница уже спокойно убирала в сумку своё тайное оружие: флакончик духов.
– Мам, они жутко девчачьи! Я люблю травянистые или типа того.
– Будешь любить травянистые, когда тебе стукнет 40. А пока ты – цветок, и должна пахнуть соответствующе.
– Но…
– Прекращай уже спорить.
Я закатила очи горе, думая о неизвестных науке проявлениях деспотии. Многим людям кажется, что «золотая молодёжь» настолько обласкана жизнью, что не имеет никаких проблем. Но, если подумать, проще простого сорваться, когда к тебе денно и нощно предъявляют непомерные требования, большинство из которых – приказы с пометкой «потому что».
– Как дела, цветочек? – пользуясь случаем, поддел меня Валентино, пока я, героически извиваясь, вылезала из заказанного мамой платья. Синтетическая подкладка, словно спрут, окутала мою кожу и явно не собиралась сдаваться вот так сразу.
– Помог бы лучше, – пробурчала я, косясь на соблазнительно искрящуюся атту, висевшую возле подоконника. Я обожала эту органическую «шкурку» с того самого дня, когда мы вели дело «Счастливая лапка», и частенько влезала в неё, находясь дома.
– Не ровен час, порву эти, с позволения сказать, лепестки. Мы же этого не хотим?
– Я бы не возражала… Пф, – я наконец-то сняла негодное платье через голову, сплёвывая залезшую в рот прядь волос, – Иди лучше почитай свою «Иллиаду».
Скудная на эмоции морда за секунду выдала такое удивление, что я едва не рассмеялась.
– Не понимаю, о чём ты.
– Я видела, что ты взял книгу. И что ты читал её. Не увиливай, – я стряхнула негодные туфли, с наслаждением опускаясь на нагретый солнцем пол, – Кажется, я даже знаю, чем она тебе приглянулась. Война за женщину, совсем как у вас, гиангов.