Я в изумлении покосилась на своего недопса, прилежно изображавшего пай-мальчика. Он сделал это нарочно!

В моей груди будто пристроили чашку горячего шоколада. Вэлу не нужно было вмешиваться, его это не касалось – но он сделал мне приятное.

Пока припевалы Бриттани суетились над своей звездой, я тихонечко шепнула «спасибо», боднув лбом видимое только пне плечо. Ответ от Валентино последовал уже в поездке, когда он будто бы невзначай ткнулся носом в моё колено.

Я мягко похлопала по ногам, приглашая его положить голову, и вскоре мы вдвоём глядели в окно, на мелькающие то тут, то там ранчо.

В этот момент я чувствовала поддержку своего напарника, и понимала, насколько это было необходимо. Мы ехали на раскопки: в точку пересечения работы всей жизни отца и бизнеса матери, и мне предстояло лицезреть ритуал, не менявшийся с того момента, когда мне стукнуло три.

За эти годы я перепробовала множество образных сопровождений, и, думаю, этот самый удачный.

Итак, включите фантазию. Дикий Запад. Салуны, красноватая пыль, перекати-поля на нужных позициях, палящее солнце. С коня спрыгивает бандит: моя мать, Сесилия Фэйр. Ей навстречу движется шериф: мой отец, Гарретт Уиллоу.

Они останавливаются друг напротив друга, приняв уверенные позы, ровно такие, чтобы в случае чего выхватить по револьверу.

– Сесилия.

– Гарретт.

Сухо, безэмоционально, как на похоронах троюродного дядьки, отвергнутого семьёй, побиравшегося и умершего в драке с бездомными на теплотрассе.

Смена кадра: на этом этапе они вспоминают про меня, свидетельство их мимолётного порыва страсти. В данных обстоятельствах гораздо больший объём сожалений приходится на долю моей маман: мы с отцом понимаем друг друга непозволительно хорошо.

– Привет, пап, – подождав завершения ритуала встречи, помахала рукой я.

– Привет, красавица. Снова подросла?

– Уже не смешно, пап! – захихикала я, уворачиваясь от его колючей щетины, которую отец всегда именовал «экспедиционной». Хохма про мой «подросла» была его излюбленной, и, хоть я и была не самой миниатюрной 15-летней девушкой, до папиного роста мне было далековато.

– Что я тебе покажу, когда закончится экскурсия, – подмигнул мне отец, оборачиваясь к моим одноклассникам, выползающим из объятий салона на немилосердно палящее солнце, – Всем добрый день. Меня зовут Гарретт Уиллоу, и я руковожу раскопками на этом ранчо. Сегодня я поведаю вам о самых настоящих капсулах времени: битумных ямах, позволивших нам узнать о мире, в котором человечество ещё только делало первые шаги.

– Все, кто хочет пройти по гораздо более удобному и облагороженному маршруту, следуйте за мной, – взяла слово моя маман, – Я расскажу вам о тех окаменелостях, которые являются частью моего бизнеса, и о техниках нанесения резьбы.

– Разумеется, никогда не поздно присоединиться к нашей группе и узнать о том, насколько бесценными находками является то, что не сможет украсить ваши интерьеры, но будет доступно в экспозициях музеев по всему миру, – не собирался сдаваться папа.

Из накалившейся ситуации меня снова выручил Вэл, все же решившийся расстаться с кондиционером автобуса.

– Пап, ты ещё не видел моего пёсика, – с глупой улыбкой втиснулась между родителями я.

– О, и правда, милая. Дай-ка на него посмотреть… – отец проследил за моим взглядом и поправил свой стетсон а-ля археолог «Парка Юрского периода», – Ого, какой серьёзный парень. Я хотел его погладить, но, судя по всему, он слишком крут для подобных вольностей. Валентино, да? Будем знакомы, я Гарретт.

Сделав над собой титаническое усилие, Вэл вильнул хвостом для приличия.

– Потом спрошу, как тебе удалось уговорить маму, – шепнул отец, поворачиваясь к набравшейся группке, – Так, хорошо, если все готовы, идёмте. Дорогая?

– Я у карьеров погуляю, – прилежно доложила я. Дело было не в том, что я была прекрасно осведомлена о занятиях родителей, а в том, что выбрать на экскурсии кого-либо из них означало либо заработать печальный взгляд (от папы), либо бесконечное брюзжание (от мамы).

– Идём, Вэл, покажу тебе раскопки, – пригласила своего недопса я, – У нас будет свой, авторский маршрут, только для двоих. Что скажешь?

Замаскированный бок гианга коснулся моей левой руки в знак согласия. Убедившись, что мои одноклассники разошлись по точкам экскурсий, я смело повернула в противоположную сторону.

– Мама с папой приобрели этот участок, когда были молоды и влюблены, – негромко начала рассказывать я, когда мы отдалились от лагеря археологов и зашли в густую траву, распугивая пёстрых кобылок, – Тогда за эту землю просили сущий бесценок, но папа предполагал, что в древние времена здесь было битумное озеро. Его расчёты оказались верны: это ранчо ни дать ни взять маленькая копия ЛаБрея, со своими мастодонтами, верблюдами, мамонтами, ужасными волками и прочими вымершими животными. Когда мама увидела первые кости и черепа, её очаровали переливы чёрного: такими становятся окаменелости, пропитавшиеся смолой. Возможно, ты не знаешь, но у нас, землян, древности в цене. Например, в Китае бивни мамонта скупают за бесценок, а продают за миллионы долларов, украшенные затейливой резьбой. Верно предполагая, что отец не одобрит такой вольности, мама отдала несколько образцов знакомому резчику и нашла покупателей на интернет-торгах, – на мою руку сел слепень, и я некоторое время полюбовалась на его необычные узорчатые глаза, пока эта огромная муха не полетела дальше, – Как ты понимаешь, папа был в ярости. Его жена – и расхитительница исторической памяти. У мамы была своя версия происходящего: археолог-фанатик желал умереть в нищете и безвестности, не дав шанс хорошо пожить своим жене и дочери. Так что с тех пор они в разводе, а ранчо поделено пополам.

Валентино деликатно промолчал, но я знала, что он меня слышал.

– Я не хочу поддерживать ни одного из них. Хочу отыскать свой путь. Буду дипломатом, как мой славный пёсик… Эй!

Услышав сюсюканье, гианг игриво боднул меня головой в поясницу. Вышло немного грубо, он не рассчитал своих сил, но я сделала вид, что ничего не заметила.

– Покажу тебе раскоп, в котором я часто играла и лепила из глины, когда была маленькой. А ещё, – я остановилась у края искусственного оврага, доставая из рюкзака пластиковый «блинчик» с ручкой, – Я просто обожала скатываться вниз! Ох и визг стоял. Мама вечно ворчала, что я возвращалась домой вусмерть перепачканная. Но теперь я уже большая и в состоянии прогнозировать последствия того, что делаю. Так что, взвесив все «за» и «против», наряду с тем, что я бываю здесь всё реже и реже, я всё же вспомню старые добрые времена! – с этими словами я плюхнулась на свои плоские санки, – Догоняй!

Я была уверена, что Валентино не последует за мной, но, к моему приятному удивлению, он съехал следом. Я перевернулась на спину, глядя на голубое небо без единого намёка на облачка.

– Наши детёныши тоже любят горки, – удостоверившись, что нас никто не слышит, негромко произнёс гианг.

– Правда?

– Да.

– Слушай, Вэл, – окликнула его я, сложив руки на животе, – Ты же помнишь встречу с той твоей подругой детства, когда мы помогали Раико?

– Конечно.

– Я вот что хочу спросить. Ваши самки остаются… жить с одним самцом?

– Гианги не образуют постоянных пар. Чаще всего следующий сезон размножения самка вынашивает потомство от другого самца, и так до тех пор, пока она фертильна… Я тоже хочу спросить.

– Да?

– Твоя мать всё ещё способна к зачатию. Почему она не хочет ещё детей? Могла бы выбрать подходящего партнёра, если не понравился предыдущий, у вас, людей, ведь это не запрещено.

– Думаю, ей хватает и меня, – усмехнулась я.

– Это нелогично. Ты отказываешься слушаться и идти по её стопам. Сесилия, – впервые произнеся её имя, мой недопёс задумчиво причмокнул, сомкнув и разомкнув свои острые зубы, – Могла бы попробовать снова, на другом ребёнке… Почему ты улыбаешься?

– Подбить меня под свои нужды станет для неё сладчайшим триумфом из всех. Просто так она не сдастся. И понапрасну силы на побочные проекты тратить тоже не будет.