– Из-под Пскова? – спросил его пожилой офицер, не отрываясь от бумаг.

– Да, – после небольшой паузы ответил ему Максим.

– Как звать? – опять спросил офицер.

– Петр, – ответил Максим, его настоящее имя станет популярным в России лишь в середине девятнадцатого века, поэтому он выбрал нейтральное Петр.

– Как по отцу?

– Иванович.

– Фамилия?

– Кленов, – ответил Максим.

– Грамоте обучен?

– Нет.

– Тогда ставь здесь крест, – сказал пожилой капитан и протянул гусиное перо.

Максим взял перо и поставил крест туда, куда указал офицер.

– Иди, одевайся, – приказал капитан.

Через несколько минут Максим был полностью экипирован. Ему выдали нательное белье, кафтан, короткий зеленый камзол с красными обшлагами, штаны, напоминающие бриджи, с медными пуговицами по бокам, зеленые чулки и тупоносые башмаки. Когда Максим во все это облачился, один из интендантов повязал вокруг его шеи черный галстук и надел на голову треуголку. Максим вышел из палатки и присоединился к группе своих будущих сослуживцев, стоящих неподалеку, их было около двадцати человек. В палатке, где записывали в солдаты, не заметили появление лишнего человека. Дело в том, что один из рекрутов накануне сбежал. По спискам число рекрутов сходилось, поэтому никто не забил тревогу. Когда последний двадцать восьмой новобранец получил обмундирование и вышел из палатки, появился капрал и громко крикнул:

– В две шеренги становись, – чем привел в полное замешательство молодых солдат.

Грязно ругаясь, он стал расталкивать новобранцев, пытаясь построить их в две шеренги. Его труды увенчались успехом, через десять минут неорганизованная группа стала походить на воинское подразделение.

– Равняйсь, – громко рявкнул капрал.

Его команду выполнил только Максим. Капрал подошел к нему и спросил:

– Как звать?

– Петр, – ответил Максим.

После этого капрал повел новобранцев к импровизированному плацу (он располагался в северной части Шлиссельбургской крепости), чтобы преподать им первый урок строевой подготовки. В руках он держал увесистую дубину, и, если кто-то из молодых солдат нарушал строй или шел не в ногу, капрал с криками и ругательствами нещадно бил провинившегося по спине.

Когда строевые занятия закончились, капрал подвел свой еще необученный отряд к виселице, на которой болтались одиннадцать веревок с петлями для повешенья.

– Кто мне скажет, что это? – спросил капрал, довольно потирая руки.

Все понимали, что это такое, но молчали.

– На этой виселице Государь Петр Алексеевич приказал повесить одиннадцать трусов, которые бежали с острова во время осады сей крепости, – произнес капрал. – Она стоит здесь, как назидание предателям. Если в будущей осаде кто-нибудь из вас струсит или оплошает, вас ждет это.

Капрал показал на виселицу с одиннадцатью раскачивающимися на невском ветру веревками. После его слов несколько новобранцев перекрестились.

– А теперь отбой, – скомандовал капрал.

Почти всех прибывших псковичей уложили под открытым небом на подстилки из промерзшего сена. Лишь для Максима и еще пятерых его сослуживцев «за отменные старания» нашлись места в палатках.

Утром следующего дня после завтрака, хотя назвать это «завтраком» было сложно, так как он состоял из куска недопеченного ржаного хлеба, миски жидкой перловой каши и чарки водки «для сугреву» (последнее немного удивило Максима), опять продолжилась муштра.

Во второй половине дня капрал привел свое подразделение к восточной стене Шлиссельбургской крепости рядом с цитаделью. Там стояли деревянные два на полтора метра изрешеченные пулями щиты. Капрал приказал построиться в две шеренги, а когда построение закончилось, появился пожилой солдат, судя по его выцветшему камзолу было понятно, что в армии он не первый год. В руках он держал фузею, которую передал капралу, и встал рядом с ним.

Капрал объяснил бывшим крестьянам, что это и для чего она предназначена, и как с ней обращаться, затем зарядил фузею и выстрелил в один из деревянных щитов. Раздался страшный грохот. Несколько молодых солдат в ужасе упали на землю и закрыли головы руками. Это очень развеселило капрала, он подошел к одному из упавших, пнул его тупым концом своего башмака и гневно крикнул:

– Встать!

Когда все поднялись, он прошел вдоль строя и ехидно спросил:

– Кто хочет пальнуть?

– Я, – сказал Максим.

– Ну, пробуй, – сказал капрал и передал ему фузею.

Максим взял оружие и быстро зарядил его, чем очень удивил капрала.

– Что ж, стреляй, – сказал он.

– А что без толку стрелять, вы укажите мне цель, – ответил Максим.

– Какой ты прыткий, – капрал подошел к одному из щитов, поднял с земли кусок известняка и нарисовал небольшой белый крест, потом вернулся к Максиму и презрительно посмотрел на него.

Максим прицелился, выстрелил и попал точно в перекрестье, чем еще больше поразил капрала.

– Дай мне, – капрал вырвал из рук Максима фузею, зарядил ее, прицелился и тоже выстрелил.

Пуля попала в щит почти в двадцати сантиметрах от цели.

– Пробуй еще, – с досадой сказал капрал и вернул оружие.

Максим снова выстрелил, его вторая пуля попала точно в первую.

– Он стреляет лучше меня, – почти беззвучно пробормотал капрал. – Здесь что-то нечисто.

Так, за бесконечной муштрой, упражнениями в стрельбе и освоением других солдатских премудростей прошло пять дней. После отбоя Максим вернулся в свою палатку, лег, немного помедитировал и заснул. Глубоко за полночь его разбудили крики, стук башмаков по гранитным дорожкам крепости, прогремели два выстрела из мушкетов. Он вышел из палатки и увидел почти всю армию генерал-фельдмаршала Шереметьева. Солдаты и офицеры стояли с зажженными факелами и жестами показывали на крепостную стену слева от Государевой или Царской башни. Максим подошел поближе и увидел, что от стены на высоте пятнадцати метров исходит странное свечение. Оно представляло из себя квадрат примерно метр на метр, и было хорошо видно почти из всех уголков крепости. Многие солдаты стояли на коленях и молились, никто не знал, что это, знак Божий или Дьявольский, и подходить к стене ближе, чем на тридцать метров, никто не решался. И здесь Максим заметил справа от себя высокого офицера. Он внимательно вгляделся в черты его лица и понял, что стоит рядом с Петром Первым, здесь же стояли комендант Шлиссельбурга Меньшиков и генерал-фельдмаршал Шереметьев в длинной лисьей шубе, надетой на ночную рубашку.

Максим простоял рядом с будущим Императором несколько минут и, наконец, на свой страх и риск решил обратиться к Царю:

– Государь, дозволь мне посмотреть, что там.

Петр грозно посмотрел на солдата, посмевшего обратиться к нему, но почти сразу сменил гнев на милость. Ему самому хотелось узнать, что там, и он произнес:

– Что ж, пробуй.

Максим, продираясь через толпу солдат, подошел к самой стене, и с ним ничего не случилось. Все, как завороженные, смотрели на него. Через несколько минут он громко крикнул:

– Принесите мне лестницу и кувалду, да побольше.

После осады в крепости оставались штурмовые лестницы, они хранились на заднем дворе цитадели. Многие из них зимой распилили на дрова, но кое-какие из них еще оставались.

Через пятнадцать минут Максим и еще один солдат, который также не побоялся подойти к загадочному месту, приставили лестницу к стене. Максим, взяв в правую руку принесенную ему увесистую кувалду, стал медленно подниматься к таинственному квадрату. Наступила гробовая тишина, было слышно, как невские волны бьются о берега Орехового острова. Все, не шевелясь, наблюдали за Максимом. Через несколько секунд он был на месте. Взявши кувалду двумя руками, он сильно ударил по облицовке стены, сделанной из пудожского камня. Тонкие плитки рассыпались, стало понятно, что здесь секретная ниша. Максим стал бить более аккуратно, он боялся повредить то, что там было спрятано. Вскоре все плитки, скрывавшие нишу, были полностью разрушены, и перед Максимом явился лик Казанской Богоматери. Это была довольно большая икона, ее высота была почти метр, ширина сантиметров восемьдесят, таинственное свечение стало постепенно исчезать.