– Тяну.

– Мягче тяни, подстраивайся под волну темного, а то он нас сейчас просечет, а потом исками встречными завалит от своего ведомства.

Вера стояла, не понимая, что от нее хочет цыганка, пытаясь понять то ли попрошайничает по своему обыкновению то ли что-то еще. Голова вся гудела после долгого и утомительного трудового дня, а тут еще этот дождь.

– Ясень, в поле воздействия входит, мент, ой прости ты ж сам из бывших. Так, прикоснись к сознанию, да не к моему, молодо-зелено, к его.

– Это же нарушение права свободного выбора!

– Кто ж тебе его зомбировать даст? На мысленном уровне посыл через канал Ангела Хранителя. Нет, он не против.

У перехода подземки стоял с кислой скучающей физиономией гражданин наружности обрюзгшего милицейского типа с толстой кожаной папкой под мышкой. Незримо для смертных над его головой проступил грустный лик Ангела-Хранителя. Чему ж ему радоваться, если за всю свою бессовестно растранжиренную жизнь опекаемый им человек так и не воспользовался своей совестью? Он едва заметно кивнул операторам, темный негодующе зашипел, крепче вжимаясь в тень, а под ноги Вере из перехода с истошным воем кинулась ополоумевшая кошка, опрокинув в последнем спасительном прыжке лежащий на хлипком картонном ящике у примостившейся рядом убогой нищенствующей бабушки нехитрый товар.

– Ясень, не спать на посту! Как бы ты поступил?

– Ну, цыганка, судя по поведению и реакции на нее окружающих, явно недовольных ее присутствием и конкуренцией, не местная, можно регистрацию проверить и срубить бабла по легкому.

– Стажер Ясень, я понимаю у него совести нет, а у тебя? Ладно, давай.

Ткань реальности дернулась милиционер, позевывая, повернулся и тут, в зону досягаемости его заплывших жиром поросячьих глазок, попалась галдящая цыганка.

– Уважаемая, предъявите-ка документики.

Вера скользнула пустыми глазами по непонятно откуда взявшемуся милиционеру, нагнулась над мокрым и дрожащим у ее ног мокрым котенком и повернулась к причитающей над своим разбросанным товаром старушке.

– Бабушка извините меня Бога ради.

– Да за что же милая? – дрожащим голосом пролепетала старушка, гладя дрожащей рукой котенка – видать, напугал кто-то. Ишь, намок как.

Вера водрузила картонный ящик на место, подобрала разбросанные пачки сигарет, затертые пакетики жвачки, последней подняла, смахивая жидкую водянистую грязь обветшалую книжонку.

– Вот бабушка, – она протянула, стараясь незаметно для окружающих втиснуть пару мятых купюр.

– Спасибо милая, не надо, ей Богу не надо.

– Ну что вы, бабушка, вам вот на хлебушек будет. Берите, ну берите же.

– Храни тебя Бог, милая. Вот возьми от меня – бабушка протянула ей ту самую замызганную книжонку. «Житие Николая угодника», пусть он тебя хранит и мелко-мелко перекрестилась.

Вера взяла книжку, прижала к груди, не жалея дорогой куртки, немытого, трясущегося котенка и вошла вглубь перехода.

Обычная, каждодневная картина, наблюдаемая на каждом шагу. Не так ли? Обычные люди, обычная жизнь – но судьбы у всех разные. Из таких вот нитей и ткется полотно истории, полотно всей цивилизации нашей маленькой голубой планеты.

– Приемная? Третий канал, да Синицына Вера – выбор сделал. Активизируйте. Уже записали?

– Интересно.

– Что интересно Ясень? Как дальше все у нее сложится?

– Нет, сколько собьют с цыганки.

– Эх, Ясень, Ясень…

– Что у вас?

– Довольно таки скучный объект: биологически под тридцать, по уму около шестнадцати. В это вляпался случайно, не по своей воле, а под давлением родственников. Может, отпустим?

– Ну что вы, как можно, а проценты кто будет отрабатывать?

– В каком смысле проценты?

– Самые настоящие, банковские. На самом первом дне их предупреждали, что они не знают насколько и куда они попали – не поверили, думали, будет смешно.

– И что теперь?

– Да ничего теперь, учить уму разуму будешь, куда бы он ни пошел – раз уж попал в разработку. Дай данные.

Борей сокрушенно кивнул глядя на изломы судьбы.

– Вот вроде ж не совсем дурак, а полез незнамо куда. И зачем было такому типично еврейскому мальчику такая головная боль длительностью во все бытие? О… я смотрю, по нему уже работали. Да, точно работали, а я смотрю, что-то мне его лицо знакомо.

– Кто работал?

– Да есть тут у нас один… Тоже из этих, но не столь безнадежен. Работает на включении довольно долго, телесно к вознесенным не принадлежит, но и благоразумием тоже не отличается. Время от времени берет самые глухие и провальные задания, на последнем из которых погорел, в буквальном смысле.

– Как это?

– В свободное время можешь ознакомиться, а пока работай по подопечному.

Стажер согласно кивнул, и где то далеко-далеко на экране побежали первые строки.

Спустя какое-то время Борей подошел и сверился с данными линий:

– Что же, довольно неплохо. Линии начинают выпрямляться – через год другой можно на включение. Ход с эффектом божьего присутствия и всеведения неплох. Когда человек видит себя со стороны, то и глупостей меньше делает. Вот тут и тут у тебя явные промахи.

– Где?

– Объем.

– Вы понимаете, что вот прямо сейчас, я могу вас посадить? – судья пристально – смотрел на подсудимую.

– Понимаю господин судья.

– Ирий, время ноль. Она так и не изменится и это будет луной отдаваться по всем вероятностям, тормозя его развитие – Борей картинно оперся о стол судьи – Итак, какое решение ты выберешь? И помни, что бы ты ни избрал твой подопечный все равно решит что все развязалось без нашего вмешательства.

– Думаю, я принял правильное решение.

Ткань сдвинулась, но это была уже совсем другая история. Да и сам человек стал иным.

Молчалив эфир. Тусклое, безжизненное пространство, лишь изредка освещаемое всполохами чьих-то угасающих, разбивающихся надежд. Многоголосие, толкотня выше – где смешались в одну непрестанно гремящую какофонию обрывки человеческих мыслей, всплески эмоций, наползая одна на одну цветастой кричащей рябью – неистовое буйство страстей отраженных в психосфере. Это все там, где-то неизмеримо далеко, всего за несколько ударов сердца. Имеет ли значение обозначать то, что не имеет ни начала ни конца? Здесь нет ничего, это пограничная зона между мирами, узкая полоса ничейного пространства, где поле цивилизации примыкает к мирам нисходящего ряда.

Серая муть прояснилась, стала немного светлее и в пространстве соткалась едва заметная призрачная фигура.

– Начинается пограничная зона, идем тихо. Свернуть проводники и войти в зону непрогляда. Готовность пять минут. Ведущим групп подойти ко мне.

– Борей, проследи, что бы все курсанты у меня туго ежиками в непрогляд свернулись и молчание во внешнем эфире. Светлынь, замкни для надежности на себя поля курсантов, не на прогулку ведь идем, сама знаешь, вниз. А они еще впечатлительные, и черта смаленного не видели – в прямом смысле этого слова.

Сумрак пришел в движение и незримый, неосязаемый отряд вероятников скользнул в зыбке марево нижних миров. Вынырнув из скольжения, они оказались в самой гуще битвы. Тяжелые крейсера чудовищных, изломанных угловатых форм взрывались в ослепительно-испепеляющем буйстве распоясавшихся энергий, поверхность планеты дрожала и содрогалась, в белых сполохах плавилась поверхность, испарялись океаны, а ведомый спокойно, не обращая внимания на это светопреставление шел через пустоту к намеченной цели.

– Боже мой, что это? – прилетело по защищенному каналу связи.

Оператор развернулся, окинул равнодушным взглядом поле битвы и жестом подозвал стажеров.

– Вы видите перед собой сценарий конца света, один из его вариантов.

– Но откуда он, кто мог умыслить такое, желать такого? Это же чудовищно.