Нана напряглась. Она слишком не привыкла к этому самому пресловутому «нельзя», оно всегда злило ее. Слишком много можно всего было до сих пор ей!
— И что же там ещё нельзя, кроме мяса?
— Думать не так, как все.
— Об этом-то я знала, что мыслят они одинаково, признаться, я этого не могу понять и меня это пугает…
— Это нормально, что ты боишься этого! Каждое живое существо имеет право на свободу мысли! А также вправе выбирать себе спутника жизни самостоятельно, а не того, кого навяжет тебе болото!
— Ты это о чём? — Нана почувствовала, как сердце ее начинает учащать удары.
— О том, что если вы с твоим мужем подадитесь в болотное общество и оно решит, что тебе не подходит твой Мохан, то никто не позволит вам пожениться там! Ты станешь женой того, на кого тебе укажут, а Мохан женится на той, кого навяжут ему! И вы не сможете даже тайно встречаться — там все на виду!
— А что если мы не послушаем общество и поступим по-своему, если будем мужем и женой вопреки всему?
— Тогда вы почувствуете на себе силу изнуряющей энергии, которую источает болото, ручаюсь, вы не выдержите ее давления!
— Тогда почему от всех Молящихся исходит энергия высокой любви и счастья? Они счастливы!
— Ну, кое-кто, может и счастлив, вот и подсылают именно счастливых вести агитационную работу, чтобы заморочить. Но будь с собою честна: такой, как ты, по душе ли все это?
” — Что если это все правда? — холодная душой, подумала Нана. — На что тогда надеяться, если не на мир Молящихся?»
Неожиданно за дверью послышались голоса: Мохан о чем-то беседовал с проживавшими в их дворце харитами и несколькими ратичами. Нана оглянулась на дверь, а когда повернула голову в ту сторону, где сидел Противник на своем троне, то увидела, что он исчез вместе со своим троном.
Дверь отворилась и Мохан появился на пороге. Нана попросила его присесть рядом на небольшой диванчик и когда он выполнил ее просьбу, она в подробностях, почти слово в слово пересказала ему ее беседу с Противником и то, что он показал ей на экране.
====== Часть 107 ======
Дверь отворилась и Мохан появился на пороге. Нана попросила его присесть рядом на небольшой диванчик и когда он выполнил ее просьбу, она в подробностях, почти слово в слово пересказала ему ее беседу с Противником и то, что он показал ей на экране.
Когда она окончила говорить, поведав обо всем до последнего слова, Мохан возмущённо произнес:
— Ты говорила с ним, Нана? Разве ты забыла, что Молящиеся советовали тебе не общаться с ним!
— Я не забыла! Но, видимо, сработало проклятье Майи! Стоило мне захандрить — и вот, пожалуйста, я уже поступила неправильно, мало того, что разболталась с Противником и дала ему имя, как он того хотел, да ещё усомнилась в Молящихся! И на душе у меня лежит тяжёлый камень! Зря я недооценила проклятье Майи!
— Да, очевидно, на самом деле проклятье оказало свое пагубное действие.
— Оно может внести в мой дальнейший жизненный путь что-то по-настоящему страшное?
— Мы не допустим, любовь моя! Просто теперь следует быть внимательнее к своему настроению и не допускать уныния.
— Думаешь, я хотела? Я и не заметила, как уныние овладело мной.
— Согласен, это трудно заметить. Я и сам то и дело ловлю себя на том, что тоскую по дням иллюзии, что бессмертен. Сейчас, когда у меня есть ты, мне как никогда хочется жить — именно в этом измерении, именно в состоянии бога Вишну! И как же сильно я хочу от тебя ребенка, Нана…
— Но ты же понимаешь, что сейчас уже это невозможно.
— Я все понимаю. Я подумал хорошенько и решил, что ведь я могу усыновить твоего Эрота. Ведь он — вечный ребенок, как наш Ганеша, почему я не могу стать отцом этому мальчику?
У Наны похолодело на сердце. Нет, нет, только не это! Она не хочет искать Эрота, она всегда боялась пробуждению теплых чувств к этому ребенку, чтобы не страдать, если страдания выпадут на его долю.
Конечно, Эрот мог бы стать сыном Мохана, он более других ее детей подходит для этого. Потому что другие ее сыновья знают своих отцов и любят их больше, чем ее и не захотят себе отцов других. Эрот… Нана подозревала, что зачался он от ее золотых волос, которыми она щекотала свое естество, это был период, когда она была без постоянного любовника, недолгое время короткой депрессии, когда ей казалось, что найти настоящую любовь ей не суждено. Так почему бы и не согласиться с тем, чтобы Мохан его усыновил?
Но тогда Мохан захочет, чтобы этот ребенок жил с ними, в их дворце. Она будет видеть его каждый день и… Привяжется?! О, она боялась этого, даже когда была бессмертна, а теперь, зная о том, что жизни придет конец и впереди — туман неизвестности, как же она это вынесет? Уж лучше держаться подальше от этого ребенка!
— Ты уверен, что Эрот согласиться стать твоим сыном?
— Постараюсь его уговорить.
— Это непослушный своевольный мальчишка…
— Значит, необходимо найти к нему подход, чтобы он слушался нас.
— Разве у нас есть на это время?
— Но ведь не всегда мы будем так заняты, как сейчас!
” — Когда мы не будем так заняты, — подумала Нана, — может, он ещё передумает. Возможно, это у него временная причуда, какая бывает у всех мужчин. Привязываться к собственному ребенку? Сейчас? В такое смутное время? О, нет!»
После этих разговоров сначала с Противником, затем с собственным мужем, у Наны лег на сердце камень. И облегчение не приходило, пока ее в очередной раз не навестила Диля. Она пересказала ей, так же, как и Мохану, весь разговор с Противником.
— Он считает, что я дала ему имя, но я всего лишь сказала, что он шутник, когда он открыл передо мной экран и продемонстрировал свои выходки. Но ведь это не так? Разве это считается что я назвала его?
— Главное, не то, что считается. Ты сказала, какой он по-твоему, и этим вызвала его повышенный интерес к своей персоне. Теперь наверняка он будет посещать тебя чаще.
— В этот раз он не вызвал у меня таких негативных чувств, как раньше, но я отягощена. Он сказал, что настолько силен, что способен потягаться с самой Природой.
— Ложь. Ни у кого нет сил тягаться с ней!
— Но у меня появилась такая ненависть к ней за то, что она жестока, за то, что сначала заставила нас жить по сценарию судьбы, а в дальнейшем лишит бессмертия! Ведь это безжалостно, и нельзя ничем не смягчить! Вот я и подумала, пусть бы ее кто-нибудь убил, кто может, пусть даже это был бы Противник…
— Он сам — часть Природы, как и все до единого. Если бы убить Природу было бы возможно, то убивший ее уничтожил бы и себя. Но ты так на нее обижена, что хотела бы, чтобы ее убил Противник? И стал бы править всем вместо нее? Полагаешь, это было бы лучше?
— Я в таком отчаянии, что готова полагать, что угодно! Он сказал, что его свита состоит из вечно молодых и красивых людей, имеющих неограниченную свободу. Разве он не более гуманен к ним, чем Природа — к нам?
— Да, верно, Противник потакает своим любимчикам, я ведь говорила тебе об этом ещё раньше. Но… Никто не знает, сколько то или иное существо продержится у него в фаворитах. Были и есть такие, что сохранили его милость на долгий срок, иные намного старше самой Земли. Но большинство недолго пользовались его расположением. Ибо никто не может предсказать, что оттолкнет его от того, кому он взялся потакать. Может даже какое-то брошенное вскользь слово или то, как оно прозвучало. И тогда лишившемуся его покровительства повезет, если Противник просто отшвырнет его от себя и забудет о его существовании, а не вздумает наказать. Но у всех, кто перешёл на его сторону, итог одинаков: рано или поздно они перестают существовать.
— В каком смысле?
— В прямом. Ничего не остаётся от них, так, как будто их никогда не было на самом деле.
— В уме не укладывается, что такое может быть…
— На его сторону переходили целые народы и некоторых из них уже нет нигде.
— Он уничтожает тех, кто стал за него?!
— Не он. Природа. Она долго терпит, но однажды безжалостно стирает отступников с книги существования. Это происходит не сразу, Природа ещё даёт много времени и возможностей опомниться и вернуться к соблюдению ее законов. Но отступники почти никогда не возвращаются к ней. И чем дольше живут, тем больше вредят тем, кто не в их рядах.
