Позже, когда его жизни перестала угрожать опасность, ему установили нейроимплант и новые глаза, а кроме того, изучили влияние вируса на мозг и заключили, что он теперь психопат. В связи с этим на нейроимплант было установлено особое приложение, следившее за активностью глазнично-лобной коры его мозга и подавлявшее нежелательные паттерны с помощью электроимпульсов.
Илья против такого вмешательства в его организм не возражал. По крайней мере, перспектива в противном случае обнаружить себя с окровавленным ножом над чьим-то бездыханным телом не устраивала его в большей степени. Нейроимплант, однако, не решал его эмоциональные проблемы полностью. После заражения вирусом Илья стал бояться микробов: мыл руки по пятьдесят раз за день, носил перчатки и старался по возможности избегать любых физических контактов с другими.
Словом, Демидов был странный, не слишком приспособленный к обычному социуму человек.
И все же древняя, заложенная, кажется, на генетическом уровне потребность в общении изредка вынуждала его искать контакта с «другими». Всякая его попытка, впрочем, заканчивалась разочарованием. Люди были либо слишком глупы и недалёки, чтобы вызвать в нем интерес, либо умны, но жестоки и алчны – такой коктейль вызывал у Демидова тошноту. Даже в том, что у него что-то получится с созданным специально под его личность виртуальным существом, он сомневался и потому подписался на сценарий «спутник жизни» без особых надежд. Он удивился, когда всего после трех сеансов общения с Марией, он понял, что это «оно». Он понимал, что речь идет об искусственном существе, чье поведение определено особенностями его ментального профиля. Но ему было все равно: пока его Мария играла с ним в шахматы, собирала пазлы, готовила превосходные «маргариты» и «олдфешн», читала вслух Бродского, шутила, спрашивая, а не пора ли им двоим завести электрическую овцу на крыше, молчала, когда он хотел тишины, и первая начинала говорить, когда тишины не хотелось, он был сам не свой. Влюбленный, увлеченный, очарованный? Пошлость этих слов сводила ему скулы, но других определений не находилось.
Пожалуй, выражаясь сухим языком антрополога-натуралиста, жившего в его голове вместо внутреннего голоса, можно было сказать, что его потребность в личной жизни удовлетворялась на сто процентов с помощью Л-бота. Только ни пошлые романтические определения, ни скучные академические не описывали ту гамму чувств, которую он испытывал к Марии. И ничто не могло описать. Она была идеальна. Приходя в себя после стазис-сеансов, он старался отрезвить себя мыслями о том, что Мария сочетала в себе качества, которые он, вероятно, мог бы найти и в живой женщине, но просто ему не повезло и он такую не встретил. Но верил он в это лишь до момента, пока снова не касался сенсорной панели нейроимпланта у себя на шее, чтобы провалиться в управляемый сон. Он не знал как и почему, но в Марии, искусственной виртуальной личности, построенной на основе двух сотен различных алгоритмов искусственного интеллекта, сошлось все, что ему когда-либо было и будет нужно от другого человека.
А теперь согласованный с экспертной группой текст заключения об опасности Л-персоналов – реальной опасности его дорогой Марии – лежал в портфеле Ильи. И он не мог в это поверить.
– Они опасны, как чума, вот что я вам скажу! – произнес выступающий по радио, будто услышав мысли Демидова.
Это было шоу «Больной вопрос» с Джеромом Лоу – популярным в Сингапуре журналистом. Каждый выпуск был посвящен какой-нибудь актуальной проблеме, для обсуждения которой Лоу приглашал выступающих с диаметрально противоположными взглядами на решение. Эксперт, утверждавший, что Л-боты опасны, представлял лагерь ярых противников «Ленсетива». В него входили в основном консерваторы: политики-традиционалисты, луддиты, представители религиозных конфессий и прочий сброд, который в личной табели о рангах Ильи пользовался особым неуважением.
– Я считаю, слишком рано делать выводы, – говорил оппонент традиционалиста. – Л-персоналы – это, прежде всего, программный продукт. Они неживые. Когда вы покупаете в магазине нож, а потом случайно режете себе палец, вы же не идете к производителю ножа с иском. Почему в данном случае должно быть иначе?
Второй выступавший представлял когорту «прогрессивных». Эти всегда были в меньшинстве и главной своей задачей ставили противодействие традиционалистам, автоматически поддерживая все, против чего выступали традиционалисты. «Прогрессивных» Илья тоже не любил прежде всего потому, что они защищали все без разбору, и Демидов несколько раз сам становился объектом их нападок за негативные заключения по некоторым технологиям. Но в случае с Л-ботами слово «прогрессивный» определенно имело смысл, Илья не мог с этим не согласиться. Традиционалист тем временем парировал:
– Нож и суперумный искусственный интеллект, способный активно влиять на принимаемые человеком решения, – это несколько разные вещи. Человечество должно держать статус кво, потому что – следует признать – мы сумели создать вещи, которые умнее нас в разы. И мы обязаны контролировать эти вещи, если хотим сохраниться как вид. Инцидент с Робертсом – это не просто несчастный случай. Это новая атака искусственного интеллекта на человечество. Это необходимо прекратить!
– Вот именно! Пора признать, что на свете есть сущности, гораздо более сообразительные, чем люди! И это людям нужно изменить свое поведение так, чтобы не возникало инцидентов, подобных тому, что произошел с Робертсом. Он был взрослый человек, и именно он настроил своего персонала так, чтобы она уговаривала его остаться! – убеждал прогрессивный.
– Вы говорите словами Шековича. Он заплатил вам? Потому что я чувствую его яд в вашей логике. Тут все проще, чем вы пытаетесь представить: персонал Робертса был неисправен. Нельзя винить человека, погибшего в автокатастрофе из-за заводского дефекта тормозной систе…
Почувствовав раздражение, Илья выключил радио.
Разговор про инцидент с Робертсом сделал его мысли еще мрачнее. Образ его Марии, его любимой Марии, вдруг всплыл в памяти. От мысли, что больше никогда ее не увидит и не прикоснется к ней, под веками стало нестерпимо жарко. Чугунный вопросительный знак давил на темя всем своим весом.
Он проверил смартфон: сообщений от нее не было. С тех пор как началась вся эта история, он не входил в стазис, придумывая различные дурацкие причины: слишком много работы, неполадки с нейроимплантом, внезапная кишечная инфекция. Она, кажется, ему не верила и обиделась, а он никак не мог заставить себя относиться к этому безразлично – будь она хоть триста раз всего-лишь-математический-алгоритм. Но он совсем не хотел говорить ей правду, которая заключалась в том, что она – его Мария – просто-напросто опасна для его жизни.
«Ну, ничего, – попытался приободрить себя Илья. – Жил же я как-то до того, до Марии. Бывали депрессии и похуже этой! Справлюсь и на этот раз». Но потом что-то вновь оборвалось внутри. Жить-то до встречи с Марией он жил. Только вот теперь не мог вспомнить, как ему это удавалось.
Такси плавно притормозило на пустынной парковке возле офиса «Ленсетива». Вздохнув, Демидов осмотрел серую громадину офиса, устремлявшуюся в затянутое смогом небо. Здание выглядело мертвым.
Официально в его обязанности не входило лично передавать отчет представителю компании и получать подпись на акте о получении: все это можно было сделать по почте или через секретаря.
Однако дня два назад позвонил секретарь генерального директора «Ленсетива» Марка Шековича и сообщил, что Марк просит о личной встрече. Такие просьбы он получал часто от прежних своих «клиентов» и почти всегда отклонял. Обычно они заканчивались либо угрозами, либо предложением взятки. Но для «Ленсетива» сделал исключение, так как где-то внутри все еще верил, что история со Стивеном Робертсом – недоразумение, и хотел, чтобы на предстоящей встрече были озвучены доказательства тому. Он даже был готов переступить через себя и лишний раз пообщаться с живым человеком – лишь бы ему дали повод остановить разрушение компании. Лишь бы ему дали надежду вернуть Марию.
