Зал оказался до отказа забит танцующими, как черными, так и белыми, а очередь на вход растянулась на пол-Малверн-авеню. Непривычно было видеть так много белых людей на улице, известной на всю страну как «Черный Бродвей». Хот-Спрингс считался главной площадкой для проведения больших мероприятий с участием чернокожих американцев, от съездов баптистов и представителей Африканской методистской епископальной церкви до встреч главарей негритянского преступного мира из Чикаго и Нью-Йорка. Десятки чернокожих туристов постоянно посещали Хот-Спрингс, включая знаменитостей и членов Конгресса. Они приезжали посмотреть весенние тренировки бейсболистов, принять ванну в Пифийской купальне[58], поиграть в азартные игры в таких заведениях, как «Камея», или посмотреть выступление известных музыкантов, например Кэба Кэллоуэйя и Эллы Фицджеральд. Но это шоу было чем-то особенным. Оркестр Дюка Эллингтона приехал в город только на один вечер. И поскольку Эллингтон придерживался политики не выступать только для белой публики, даже на сегрегированном Юге, он выбрал танцевальный зал на Малверн-авеню.
Именно бывший босс Эллингтона Оуни Мэдден устроил так, чтобы оркестр прилетел в Арканзас и выступил. Оуни сделал оркестр Эллингтона «домашним» в клубе «Коттон» в Нью-Йорке, а еженедельные национальные радиоэфиры из клуба обеспечили музыканту известность на всю страну. Но Эллингтон, как и Оуни, двигался дальше. Его оркестр пользовался большим спросом, и заполучить его на один вечер в Хот-Спрингс оказалось просто подвигом.
Война забрала много молодых людей из Хот-Спрингса, но раненых на их место прибыло гораздо больше. Военно-морской госпиталь федерального правительства, единственный в своем роде в Соединенных Штатах, располагался на Центральной авеню над Купальнями. До Второй мировой войны в госпитале лечили, в основном, стареющих ветеранов с артритом. Но с началом последнего военного конфликта в Хот-Спрингс хлынул непрерывный поток раненых и контуженных, и госпиталь модернизировал свои помещения, чтобы удовлетворить потребности нуждающихся, добавив к ним редкое по тем временам рентгеновское отделение и ультрасовременный морг, оборудованный холодильными камерами, что обошлось в два с половиной миллиона долларов. Госпиталь представлял собой одно из лучших медицинских учреждений страны, но вскоре и его возможности оказались исчерпаны. В ходе войны число пациентов выросло с четырехсот до полутора тысяч в месяц, и правительство приобрело близлежащий отель «Истмен» за более чем полмиллиона долларов и переоборудовало его в крыло больницы. А когда и это помещение заполнилось, правительство начало снимать для военнослужащих комнаты в отеле «Арлингтон».
В конце концов, военные решили использовать и госпиталь, и Хот-Спрингс как пункт перераспределения всех солдат, возвращающихся в западно-центральные штаты. В течение двух недель каждый вернувшийся солдат останавливался в Хот-Спрингсе, чтобы обновить медицинскую карту и получить необходимое лечение. Через такую программу проходило около двух с половиной тысяч военнослужащих ежемесячно. Среди пациентов, лечившихся в военно-морском госпитале, встречались и такие громкие имена, как Эл Джолсон[59], Джо Димаджио[60] и генерал Джон Першинг[61]. Так получилось, что военные годы стали временем расцвета для Хот-Спрингса, особенно для игорных заведений и борделей, расположенных на вершине холма – всего в двух шагах от госпиталя.
ВОЙНА И ВЫБОРЫ в Сенат настолько отвлекли губернатора, что казино смогли вовремя возобновить деятельность и воспользоваться притоком ветеранов. Мэр Маклафлин понимал, что не может и дальше управлять всеми делами самостоятельно, но при этом не хотел отказываться от новой власти, полученной им после смерти У. С. Джейкобса в 1940 году. Раз уж он не в силах управлять одновременно и городом, и игорным бизнесом, то почему бы ему не подобрать себе кого-то подходящего, кто устроил бы его больше, чем Джейкобс?
Маклафлин передал часть доли Джейкобса в «Саусерн клабе» своему бывшему водителю и швейцару «Саусерн» Джеку Макджанкинсу. Кроме того, он отдал ему доли в большинстве других казино города. Маклафлин объявил, что Макджанкинс станет новым управляющим игорными заведениями. Многие удивились, так как считали, что Макджанкинс не отличался особым умом и сообразительностью. Датч Эйкерс, бывший начальник сыскной полиции, арестованный в 1938 году за помощь в укрывательстве самого главного преступника страны Элвина «Жуткого» Карписа, предложил ФБР попытаться использовать Макджанкинса в качестве информатора, поскольку тот являлся «весьма тупым субъектом».
Выбор Макджанкинса послужил сигналом к тому, что в игорном сообществе сменилась концепция: игорный босс больше не являлся хозяином Хот-Спрингса, отныне вся ответственность ложилась на мэра. Чтобы обозначить свой новый статус, Джек Макджанкинс, выходя в город, облачался во фрак и цилиндр. Но все прекрасно понимали, что Маклафлин дергает его за ниточки.
КОНЕЦ ЦАРСТВОВАНИЯ У. С. ДЖЕЙКОБСА поначалу устраивал и Оуни Мэддена. Мэру он по-прежнему нравился, и Маклафлин не возражал против того, чтобы Мэддену досталась небольшая доля в игорном деле. Когда Оуни предложил Маклафлину поделиться своими миллионами с городом, Маклафлин с радостью воспользовался его щедростью. «Саусерн клаб» нуждался в ремонте, и Маклафлин договорился с Оуни о покупке 25 % акций клуба, чтобы на вырученные деньги привести здание в порядок.
Оуни также приобрел клуб «Кентукки», переживавший не лучшие времена, и передал его в управление местному инвалиду по имени Джимми Джонс – у того имелись хорошие связи, но не было никаких средств к существованию. Помочь Джонсу вернуть «Кентукки» в строй Оуни поручил Дону Заио, гангстеру из Чикаго, работавшему у него телохранителем.
Однако вместо того, чтобы вернуть заведению его прежний статус, Заио и Джонс сделали ставку на проституцию. Такой поворот вызвал недовольство в некоторых кругах. Проституция в Хот-Спрингсе существовала всегда, она нужна была туристам, но держащие игорный бизнес компаньоны старались ее не афишировать и, что самое важное, придерживаться определенных норм приличия. Власть имущие в городке предпочитали, чтобы их бордели располагались в особняках, управлявшие ими мадам были бы увиты жемчугом, а молодые женщины дефилировали в атласе и кружевах. В «Кентукки» ничего подобного не имелось. Просто ряды маленьких комнат достаточного размера, чтобы разместить кровать, и многие – без дверей. Женщины работали быстро и дешево. Подобная практика привлекала нежелательную клиентуру, к которой добавился приток раненых и немощных ветеранов, в те дни населяющих город.
Однажды ночью в ходе рейда по борьбе с проституцией в «Кентукки» нагрянула полиция и обнаружила, что, помимо женщин, Заио и Джонс торговали еще и запрещенными препаратами. Подобное открытие не понравилось компаньонам. Торговля наркотиками и содержание низкопробного борделя создавали не только дурную славу всему городу, но и почву для более серьезных преступлений – нападений и, может быть, даже убийств. Оуни, пристыженный, продал «Кентукки».
От внимания ФБР не укрылось, что Оуни занялся игорным бизнесом. Дж. Эдгар Гувер досадовал, что его агенты не могут доказать причастность Мэддена к местному рэкету. Однако теперь, когда Оуни начал приобретать доли в нелегальных казино в Хот-Спрингсе, Гувер приказал своим агентам действовать. Однажды в 1941 году пара агентов ФБР наведалась в мэрию и спросила, не подавал ли Оуни документы на регистрацию в качестве иностранца-резидента. Он не подавал. Когда Оуни узнал, что ФБР задавало вопросы о его гражданстве, он занервничал. Возможно, они подумывали о том, чтобы депортировать его обратно в Англию. Его брак с Агнес не поможет ему, если выяснится, что он никогда не находился в Соединенных Штатах легально. Действовать надо было быстро.
