В дверь постучали. Ключ вошел в замок и провернулся два раза, после чего дверь открылась и в нее вошел тот самый военный, допрашивавший ее немногим раньше. В этот раз он не зашел в комнату со стулом, а остановился в дверном проеме.
– Еще раз здравствуйте, Инсомния. Пройдемте, пожалуйста, со мной.
– Куда мы пойдем?
– Следуйте за мной, далее вы сами все увидите.
Она не хотела с ним идти, единственное, что сейчас Инсомния сделала бы, – это увидела свою мать и навестила бы Артура. Но выбора у нее не было, и с откровенным нежеланием ей пришлось отправиться вслед за малоприятным ей мужчиной. Вся эта завуалированная вежливость, с которой он к ней обращался, скрывала лишь нежелание прибегать к силе и сделать все как можно проще.
Вместе они вышли из белой комнаты и устремились вдоль коридора. Пройдя еще несколько метров, Инсомния почувствовала запах гари, а через мгновение показался зал, усеянный сажей, осевшей после взрыва корабля. От него остались лишь обломки и искореженный металл. То, над чем ломали головы ученые и что могло помочь в начавшейся войне, навсегда было уничтожено. Кроме нее, никто не знал, что произошло внутри корабля, и, возможно, ее подозревали также в этом взрыве, как и во всем случившемся.
Наконец они пришли, и перед ней открылась дверь, за которой ее ждала такая же пустынная комната. Внутри нее ничего не было, кроме стула и большого, почти во всю стену прямоугольного зеркала. «Это допросная», – догадалась Инсомния, а провода возле стула – не что иное, как полиграф, к которому ее собираются подключить.
Военный попросил ее сеть на стул, после чего появилась женщина в белом халате и обвешала ее тело проводами. Затем все они вышли, и комната опустела, но всего лишь на несколько секунд. Когда дверь снова открылась, в нее вошел седовласый, с опущенным подбородком, крепкого телосложения мужчина. Он был одет в черный пиджак и такие же черные штаны, под которыми блестели заостренные кожаные туфли. Инсомния сразу же узнала его. Это был один из друзей ее отца, с которым он проводил большую часть своего времени, отдаляясь от всех вокруг. Отец почти ничего не рассказывал о нем. Но теперь она прекрасно знала почему. Многие из тайн его прошлой жизни стали ей понятными только здесь. Этот с виду очень опрятный мужчина, с острыми, ярко выраженными чертами лица, был очень проницателен и крайне внимателен к любым мелочам. Отец всегда лестно о нем отзывался и восхищался его умом и безграничной преданностью своему делу. Единственным, кто мог знать все секреты и хоть немного прояснить все происходящее в этом мире, был Марк Гринберг, и он сидел сейчас перед ней.
– Инсомния, здравствуй, – его голос был твердый и уверенный в себе. – Я хочу, чтобы ты сразу поняла, что это не допрос какого-нибудь особо опасно преступника или убийцы, но из-за того, что случилось два дня назад, погибло много людей, и мы всего лишь хотим понять обстоятельства произошедшего.
– Если бы это не был допрос, я бы не сидела здесь, подключенная к вашим проводам. За стеклом не было бы кучки ваших тайных вершителей судеб. И меня бы не держали два дня в вашей белой комнате.
– Мне очень жаль, что мы прибегли к этим мерам, но мы тщательно должны разобраться в том, что случилось. Погибло пятнадцать человек, и причина этому – ваш отец.
– Он умер! Я могу хотя бы присутствовать на его похоронах? Хотя бы туда вы меня отпустите?
– Инсомния, чем раньше мы закончим, тем быстрее все станет на свои места. У нас очень мало времени. Давайте все же начнем.
– Начинайте же уже! – не выдержала Инсомния.
– Хорошо, – его голос стал немного мягче, но все же был властным. – Когда вы очнулись, ваш отец еще был жив?
– Нет, он лежал в крови возле моей кровати. – Инсомния отвернула взгляд от собеседника. Воспоминания ей давались крайне тяжело.
– Как вы считаете, что вас исцелило? Все наши врачи беспрекословно поставили вам смертельный диагноз и не давали ни единого шанса на спасение.
– Я не знаю. Когда я очнулась, на моем теле уже не было ни одной раны и ни одного больного места.
– Зачем вы вышли из палаты и направились в сторону инопланетного корабля?
– Я хотела взглянуть в лицо того, кто убил моего отца. Я, – Инсомния со злостью подняла глаза, – хотела, чтобы он за все ответил.
– Подходя к умершим, что вы делали?
Гринберг ни на секунду не переставал смотреть ей прямо в глаза. Его неколеблющееся выражение лица тщательно сканировало ее, улавливая каждую эмоцию, отраженную в ее мимике. Многолетний опыт в этом деле сделал из него первоклассного психолога, и все эти провода были лишь простой формальностью.
– Я хотела понять, живы ли они еще и могу ли я чем-нибудь помочь им. – Ее лицо немного изменилось, а взгляд ушел в сторону. То, что тогда она делала, забирая ту нематериальную часть только что умершего человека, ей самой было неприятно.
– И все же вы немного странно вели себя, подходя к ним, вы так не считаете?
– Нет, я всего лишь хотела им помочь. – Ее взгляд снова отклонился. Она знала, что он снова это почувствовал, но продолжала стоять на своем. Отец как-то ей сказал, что даже если тебя полностью уличили в неправде, продолжай стоять на своем, и скоро твой оппонент сам засомневается. Но что делать, если перед тобой начальник разведки с просто невыносимым, бурящим и улавливающим любую фальшь в твоих словах взглядом?..
– Хорошо, расскажите, что же произошло на самом корабле?
– Когда я зашла на него, ящер с кем-то разговаривал по видеосвязи, я схватила пистолет и выстрелила в него, затем что-то включилось, я думаю, это был отсчет до взрыва. – Они не должны были знать правду, и Инсомния это прекрасно понимала. Понимала и то, что если они узнают обо всем случившемся, то нормальной ее жизнь больше уже не будет.
– И все же скажите, как же вам удалось выжить? Понимаете, взрыв был такой мощи, что разорвало всю оболочку корабля и оторвало часть стены, я даже думал, что сама гора сейчас развалится на части.
– Наверно, мне просто повезло. Других ответов у меня нет.
– Инсомния, вы не ответили правдиво ни на один вопрос. Зачем вы врете, что вы от нас скрываете?
– Ничего. Мне нечего скрывать, я говорю только правду. Я, как и вы, сама не понимаю того, как все это случилось. Многое из того, что произошло, и для меня остается тайной. Я не понимаю, как я выжила после того, как попала в лазарет, и не понимаю, как этот взрыв не разорвал меня на куски. Как бы вы ни старались, но это за гранью и моего понимания. Божий замысел, удача, теория вероятности – думайте как хотите, большего я вам ответить не могу.
– Что ж, тогда я вынужден полагать, что пока вам необходимо находиться в белой комнате, до того момента, пока вы не начнете говорить правду. Мы продолжим, когда вы будете готовы к ответам.
– Почему вы считаете, что я лгу? – Ее глаза наполнились злобой, и она готова была рассвирепеть, чтобы не взорваться. – Это абсурд – держать меня, как преступника, взаперти!
– Это вынужденная мера. А вы нагло врете, когда судьба человечества под угрозой.
Гринберг выводил ее на эмоции, и она эта понимала, потому до сих пор все еще сдерживала себя. Теперь он просто жег ее своими глазами, испепеляя ее своим взглядом.
– На каждом допросе я буду говорить одно и то же, потому что мне больше нечего ответить, потому что это правда. Сколько вы будете меня держать в ней? Неделю? Месяц? От этого ничего не изменится.
– Мы будем держать вас, пока вы не расскажете, что произошло на самом деле.
– Вы должны меня отпустить, – не выдержала Инсомния. – Я должна попасть на похороны. Должна увидеть свою мать, ей сейчас нелегко одной.
– Вам не сказали? Мне очень жаль, – его взгляд изменился, стал значительно мягче и снисходительнее.
– О чем вы говорите?
– Ваша мать тоже была убита. Ее нашли в кабинете врача с двумя ножевыми ранениями в груди. Примите мои соболезнования.
Эмоции переполнили ее. Она опустила глаза и поняла, что сдержаться больше не сможет. Хлесткий удар ладошкой по столу ошарашил всех присутствующих. Ноутбук взорвался и отлетел в стену. Гринберг от неожиданности плюхнулся со стула на пол и удивленно смотрел на нее с пола. Теперь его взгляд не был таким невозмутимым, как раньше, его глаза округлились, а зрачки расширились.
