— Наверное, ей с сыном живется не бедно?

Полина произнесла:

— Кирилл очень болен. Он не в состоянии справиться с болезнью самостоятельно.

— Тем более. Полагаю, мать и обязана ему помочь. А, кстати, что с его здоровьем?

— Он… наркоман.

Несчастная очаровашка Мери, подумал Виктор. Ее судьбе не позавидуешь! Сколько родителей тянут этот нелегкий воз, сколько детей страдают и гибнут от наркотиков. Хорошо еще, что Поля не пристрастилась. Швандя хоть и легкомысленный мужик, но за дочь переживал бы сильно.

— Кстати, о каком ты человеке упомянула, которого пожалела твоя мать?

Полина молчала. Не ответила и на повторный вопрос. Замкнутость жены становилась невыносимой.

— Поля… — начал Виктор. — Прости меня. Я не сдержался, не знаю, что на меня накатило…

— Я тебя простила, — ответила она. — Простила давно. Так же, как мать.

— Подожди… При чем здесь твоя мать? И за что она меня простила? Ты же знаешь, что такое молодость, что такое необузданная страсть и неуемный пыл? Хорошо… ты простила меня, а я простил тебя. За ребенка. Но все-таки, расскажи про мать. Чем я ей мог так досадить?

— Будет лучше, — ответила Полина, — если она тебе сама все расскажет. Адрес известен — поезжай, поговори с ней. Может быть, тебе как писателю это покажется интересным.

Больше от Полины он не добился ни слова. Жена вышла из комнаты, Виктор услышал тихий шелест кондиционера в спальне и звон пузырьков — Полина принимала перед сном какие-то сложные успокоительные капли. Он подсел к компьютеру, но из головы никак не шел их странный разговор. Конечно, надо встретиться с очаровашкой Мери, что-нибудь ей подарить, вообще, проявить внимание к теще. И бывшей любовнице. Жизнь такова — не знаешь, какой сюрприз тебя ждет завтра.

Зазвонил мобильный.

— Румберг слушает.

— Привет, Румберг! Ты еще Румберг?

Голос принадлежал известному депутату Госдумы.

— Что тебе, Савелий, от меня понадобилось? Учти — мой отдых длится две недели в году.

— Знаю, отдыхай на полную катушку. Я вот по какому поводу: наш последний перевод из Чечни исчислялся в полтора миллиона наличными.

— Помню. Будем оформлять для перекачки, бумаги должны быть безупречными. Ждем наличные. Надежней через Лондонский филиал.

— Пусть оформляют, и чем скорее, тем лучше, — деньги поступят. Я о другом. Кто-то сильно под меня копает, еще не знаю, кто. Здесь в печати пошли мудовые рыданья о моих связях с наркомафией. Докатились до того, что уважаемые коллеги — эти Госдумовские болваны из коммунистов — затеяли что-то вроде разбирательства. Секешь?

— Да, не слишком приятно. Я чем-то могу помочь?

— Пока не нужно. Но если вдруг возникнет ситуация, когда они под благовидным предлогом заявятся к тебе, смотри в оба.

— Их не пустят на порог.

— Слабо. Они и через унитазный бачок пролезут. В общем, я тебя предупредил. Оторвись, корешок! Пригласи девочек, расслабься. Ну, до скорого!

Просто так Савелий никогда ему не звонил. Значит, положение сложилось действительно серьезное. А ведь гигантские капиталы Новикова растут, словно на дрожжах за счет миллионов мальчиков и девочек, посаженных на иглу. Впрочем, его, Виктора, сей вопрос почему-то мало волнует. Ведь на то человеку даны разум и воля, чтобы уже никогда не возвратиться к амебе, к рыбе, к примитивному скоту, удовлетворяющему себя расхожим способом. Но, видать, на то она и Россия с бесконечно грязными дорогами и беспросветно добрыми дураками, что все мерзкое, занесенное со стороны, цветет в ней пышным цветом.

Что ж, пусть это останется проблемой Новикова — кого и как отмазывать в данном случае. Любой чиновник закроет глаза на деньги, которые не пахнут. Да еще будет рад собственной изворотливости!

А разве господин Румберг не причастен к Российской вакханалии? Он ведь тоже, отведя глазки в сторону, набивает свои карманы наркодолларами. Или настал момент истины, когда пора раскаяться, повиниться? Перед кем? Перед Господом Богом? Твой Бог — твоя совесть, говорил отец Алексей. С совестью пока можно подождать, пускай подремлет, отдохнет. Живем один единственный раз — с этим нельзя не считаться. Анализ — удел философов. Тут в собственной семье твориться непонятно что. Двусмысленные намеки Полины только уводят в сторону, мешают нормально отдыхать. Конечно, с ним она несчастна. Но ведь она получила такое, о чем ее бывшие подружки могли только грезить. Еще успокоится, угомонится. Ее следует как-то встряхнуть, развеселить. Сейчас он жаждет близости с ней.

— Эй, Поленька! — позвал он. — Пойдем отметим наш первый день отдыха в ресторане! Или… поваляемся в кроватке? Сделаешь по старой памяти массаж?

Ответа не последовало. Он крикнул громче. Тишина. Пройдя в спальню, Виктор обнаружил Полину сидящей в кресле с безучастно смотрящими в одну точку глазами.

— Воробышек, — сказал он, присев перед ней на корточки, — давай, встряхнемся?

Она помотала головой:

— Я устала. Извини. Сходи лучше один.

— Ты отпускаешь? — наигранно изумился он.

— Отпускаю. Иди. Веселой ночи, дорогой!

В ресторане сидели две-три пары посетителей, а в баре Румберг заметил лишь одну проститутку, которая, смерив его оценивающим взглядом, стала медленно «подплывать» к новичку.

— Похоже, вы в наших краях впервые? — бесцеремонно спросила она. — Если предпочитаете крепкие коктейли — закажите «Джекпот». И я не откажусь с вами выпить.

Выпили. Коктейль чем-то напоминал русский «Северное сияние» — смесь водки с шампанским.

— А вы не очень разговорчивый, — заметила девушка.

— Как тебя зовут?

— Обычно я откликаюсь на «Софи».

— Я имею в виду имя, которое тебе дали родители.

Она пожала плечами:

— Мои старики? Что ж… «драная сучка», «ночная блядушка»… Продолжать?

На левой кисти девушки он различил тщательно затертые косметикой следы уколов. Странно, что в таком дорогом ресторане не нашлось место более респектабельной даме. Или это свежий стиль специально для новых русских, которым подавай что-нибудь попроще?

— Хотите посмотреть вечерний город? — предложила девушка. — Можем заехать ко мне на квартиру. Теперь моя очередь угощать.

— Спасибо…

Он вспомнил Катю. Почему она не с ним? И, вообще, с кем она сейчас проводит ночь? Хотя в России светлый день.

— Спасибо «да» или спасибо «нет»?

— Давай еще немного посидим.

Наверное, если он и сделал величайшую глупость в своей жизни, — то это была размолвка с Катей. Но Катю, в отличие от Полины, даже близко не прельщало его богатство. Любовь можно купить только… в баре.

— Софи, почему твои родители относились к тебе плохо?

Ее не очень-то радовал такой поворот, но что поделаешь, — других клиентов здесь не было.

— Они прочили мне коммерческое образование, а получилось, что я влюбилась в парня, оказавшегося сутенером. Дальше можно не рассказывать?

— Зачем ты села на иглу?

Девушка рефлекторно одернула левую руку:

— Тебе это интересно? Так вышло. При моей работе трудно устоять от соблазна унестись в заоблачную высь… Так мы поедем ко мне?

Отсчитав ей денег, Румберг поднялся в номер. Полины не было ни в спальне, ни в ванной, ни где-либо еще. Позвонив дежурному отеля, он узнал, что госпожа Румберг просила супруга не волноваться, так как срочные дела в России вынуждают прервать отдых. А еще передала, что утром свяжется с ним сама. Все. Больше никаких деталей.

Мобильный телефон жены не отвечал. Откупорив бутылку коньяка, Румберг сел на огромную кровать и сделал несколько глотков.

Эдвард Коллинз оказался на редкость скучным любовником: разговоры в постели начинались и заканчивались единственной темой — раскладкой сил на мировой арене. В этом он отчасти напоминал Уикли с той лишь разницей, что тот никогда так не ревновал Линду. Ревность Коллинза порою становилась просто невыносимой. Причем, носила какой-то болезненный характер с оттенком садомазохизма. Увы! Пожилой джентльмен был далеко не самой лучшей находкой красавицы Линды. Формально она продолжала числиться в ФБР, а фактически ни в какой работе не принимала участие. Это устраивало Коллинза: он сохранял контроль над Линдой, как с позиции постели, так и с профессиональной стороны.