— Держи меня в курсе, Калашин. Я, понимаешь, должен сам во все вникать.

— Разумеется, г-н Президент…

Оставшись один, глава государства открыл заветную дверцу и, пригубив самогон, удовлетворенно выдохнул. Крепкий, но пьется легко! Калашин и его люди знают, что делать. Они погасят эту шумиху насчет коррупции, должны погасить. Все так неустойчиво и зыбко. Вспомнят ли о нем потомки? А если вспомнят, то, каким словом? Одни — матерным, другие — ругательным, третьи… вообще не вспомнят. У народа длинная память на диктаторов и тиранов, но короткая на таких, как он — безвредных и добрых. Никого не сажал, никого не гнал, все позволял, все разрешал. А в результате? Опять-таки, понимаешь, недовольство. И низкий рейтинг. Вот и старайся для них, хлопочи о кредитах международных валютных фондов! И кроме сына, жены да льстивых царедворцев — никого. Пожалуй, еще один друг, который всегда поддерживает — немецкий канцлер. Но и он слабеет, сдает позиции напористым конкурентам.

— Нет, пора в баню! — воскликнул Президент и вызвал по внутренней связи первого помощника Бубликова: — Иван, поехали…

«Машина готова, ждем!» — услышал он теплый, убаюкивающий голос помощника.

«Все-таки мои ребята молодцы, — подумал Президент. — Всегда подставят плечо в трудную для страны минуту».

Обширные связи Питера в шоу-бизнесе позволили ему войти в круг людей, всемирная известность которых являлась общепризнанным фактом. И, следует отметить, бывший дворовый хулиган умело этим пользовался. Выдающийся иллюзионист одесского происхождения Джо Вандефул входил в число самых близких его друзей — оба они были во многом схожи, оба красивы, молоды и авантюрны. И, что характерно, малоразборчивы по части прекрасного пола. Если, к примеру, Джо — эдакий целлулоидный мальчик с рекламного проспекта — был без ума от кареглазых блондинок, то Питер — сама предупредительность и галантность — предпочитал зрелых и умных красавиц. Однако разница во вкусах молодых людей с лихвой компенсировалась их, если можно сказать, духовным родством.

— Женщины… — частенько рассуждал Питер, — делятся на проституток и всех остальных. Причем, они довольно легко переходят эту условную грань в обе стороны.

— Слишком расплывчатое понятие «всех остальных», — отвечал Джо. — Говоря откровенно, любая женщина состоит из двух противоречий: борьбы с основным инстинктом и бесконечными капитуляциями. Но есть и такие, для которых эти два фактора служат отличным подспорьем в достижении собственных далеко идущих целей.

— Ты подразумеваешь свою подружку топ-модель?

— Возможно. Не будем переходить на конкретные имена. Вообще, в любом деле, если ты действительно стремишься к вершине, нет понятия «собственные принципы». Но… достигнув ее, т. е. вершины, можно ими обзавестись.

— Ими?

— Да. Собственными принципами. Причем, так, чтобы все телеграфные агентства подавали их в качестве главной сенсации!

— Спасибо за совет, Джо.

— Это мой тебе очередной подарок.

— Как ты великодушен…

Друзья зачастую подтрунивали друг над другом, не переставая восхищаться внезапными находками по части юмора.

— Если желаешь знать, — заметил Джо, — свою карьеру я сделал очень даже запросто.

— Не поступившись ни одним принципом?

— Представь, именно так.

— Конечно, тебе бы очень хотелось, чтобы я в это поверил.

— Мне наплевать, как ты считаешь. Существуют две вещи, в которые любой человек поверит, будь он хоть семи пядей во лбу.

— Любопытно, что же это такое?

Джо Вандефул неторопливо размял тонкую сигару, затем поднес к ней зажигалку и, выпустив сизое облако дыма… загадочно улыбнулся:

— Ответ прост, как все гениальное. Это — его величество Обман и ее высочество Иллюзия.

Питер заулыбался:

— Ваши профессиональные инструменты, сэр, понятны каждому.

— Не «понятны», а известны, — поправил Джо и продолжал: — Именно непонятность поначалу рождает замешательство, неуверенность в собственном разуме. И лишь затем человек, зная, что чудес не бывает, сам того не замечая, смирившись, подсознательно начинает верить в Чудо. Почему? Да потому, что он не в силах дать объяснение увиденному, не в силах раскрыть фокус.

— Но причем здесь твои нетронутые принципы?

— Очень даже просто! Мой «обман» не основан на лжи. Он лежит в чисто научной категории, опираясь лишь на законы оптики, химии, механики и так далее. Но суть человеческая такова, что мы, не желая признавать того, сами стремимся быть обманутыми, — будь то в жизни, искусстве или политике. Мы даже готовы платить большие деньги не только за иллюзию обмана, но и за самую откровенную неприкрытую ложь!

— Глупости говоришь…

— А разве ты не веришь в лучшую жизнь, которую тебе обещает политик с телеэкрана или святоша на паперти? Разве ты не веришь всей той чепухе, которой тебя ежечасно пичкают средства массовой информации? Помнишь, как ответил Бернард Шоу на вопрос, в чем состоит правда жизни? В том, что мы вынуждены постоянно лгать, был его ответ. Здесь вовсе не сатира, здесь — истина.

— К чему ты ведешь?

— Или ты ни разу никем не был обманут? — пропустил его вопрос друг. — А сколько раз обманывал сам, полагая, что поступаешь исключительно во благо обманутого? И зачастую… любимого человека?

— Проповедь какая-то…

— Но самый грандиозный и жалкий обман — это когда человек, наделенный достаточным разумом, обманывает самого себя. Здесь и лежит край той невидимой пропасти, сорвавшись в которую ты летишь до самой смерти, сознавая лишь одно — назад дороги нет.

Питер подумал, как мало, в сущности, он знает Джо, полагая, что знает достаточно хорошо. Ведь его друг — кумир сотен миллионов людей — величайший иллюзионист двадцатого столетия, которому безропотно поклоняется всякий, кто хоть раз видел его удивительные чудеса. Им, этим чудесам, даже самый пытливый ум не в силах дать вразумительного объяснения. Здесь железная логика теряет смысл, а всякий смысл превращается в бессмыслицу. Хотя сознание и говорит: всему тому, что ты видишь, есть, должно быть, ясное и определенное толкование…

Работа в спецслужбе многому научила Питера, однако, и он, более чем искушенный по части конспирации, восхищался теми мощнейшими заслонами секретности, которые возведены вокруг творчества Джо Вандефула, — здесь работали группы опытных специалистов таких промышленных монстров, как «Дженерал моторс», «Форд компани», «Дженерал электрик» и многих более мелких фирм. Воздвигнутая ими стена секретности была практически непробиваема, а истинная цена коммерческой тайны трюков иллюзиониста составляла не одну сотню миллионов долларов.

Джо небрежным движением пальцев левой руки перемешал колоду карт и огромным веером бросил ее на журнальный стол…. Когда-то в Одессе, в юные годы, он слыл величайшим шулером и пройдохой: к примеру, останавливая на улице прохожего, он под видом щедрого филантропа предлагал ему двадцать рублей за червонец, а тот, предвидя обман, все равно брал деньги и, пересчитав, видел перед собой только клочки туалетной бумаги, — а филантропа и след простыл! Он обладал гипнотическим влиянием на окружающих, водил дружбу с самым, что ни на есть, отребьем, однако (как ни парадоксально!) оставался на хорошем счету у КГБ и милиции.

Все-таки насчет собственных нетронутых принципов Джо явно лукавит, подумал Питер. Бесспорно, он великий маг и чародей, но и женщины сыграли в его головокружительной карьере далеко не последнюю роль, — ФБР это было доподлинно известно. Собственно, здесь и находилась та самая тайна, та хрупкая зацепочка, которую держит про запас любая солидная спецслужба в отношении интересующего ее субъекта. Ведь как знать — в хозяйстве все может пригодиться.

…Питер вздрогнул: вместо одного карточного веера он видел уже три! Уж ни мерещится ли?

— Этому фокусу всего за пять баксов меня научил пьяный гонконгский моряк, — улыбнулся Джо. — Тогда мне позарез нужны были деньги и, кажется, не было в Одессе ни одного кабака, где б я не демонстрировал карточный трюк. Смотри, я покажу тебе, как просто все получается…