— Ах ты, сволочь такая!! — истошно закричала Мери, вцепившись Филдсу в шею. — Задушу гада ползучего! Не подходи, Полька, и тебя задушу!..

С ней случилась дикая истерика: она орала, пытаясь стащить Филдса на пол и, когда ей это удалось, стала в остервенении бить его ногами.

— Мама!! Что с тобой?!! Прекрати!!!

Полина металась по палате, пытаясь остановить мать, не своим голосом взывая о помощи. На Филдса сыпались удары острых каблуков, словно его приколачивали к позорному столбу. Он чувствовал солоноватый привкус крови на губах, будучи бессильным увернуться от разъяренной женщины. А Мери, распаляясь еще больше, кричала, что все они, мужчины, скоты, и что только такие дуры, как ее несчастная дочь, способны верить подобным негодяям…

— Да помогите хоть кто-нибудь! — стонал Дмитрий Филдин.

Тут в приоткрытую дверь просунулась седая длинноволосая голова известного писателя.

— Позвольте! — громко объявил он и, не обращая внимания на потасовку, ступил в палату. — Так обычно дерутся за мой автограф. Надо же, еще не успел войти, а уже дерутся…

— И ты такой же, как он! — вскрикнула Мери, пытаясь оцарапать писателя.

Однако тот не сдюжил: увернувшись, он размахнулся и залепил разъяренной Мери сильную звонкую пощечину.

— Вот вам, получайте!

Все как-то разом остановились. Наступила странная пустая тишина. Мери, совершенно забыв о Филдсе, жадно всматривалась в облик вошедшего. Швайковский застыл в немом изумлении.

— Я… я просто… уже ничего… я не понимаю… — вполголоса произнесла женщина. У нее дрожал подбородок, от беспорядочных рыданий задергались худенькие плечи. — За что?.. Чем я прогневала Всевышнего?!.. Поля… Он — твой отец…

О, величайшие живописцы современности! О, умудренные жизнью философы! О, маститые классики драматургии! Кто из вас способен передать хотя бы часть трагикомичной сцены, представшей сейчас нашему взору? Как и чем можно выразить тот невообразимый накал страстей, в одночасье захлестнувших небольшую больничную палату, где проказник-случай свел некогда любящих и любимых персонажей той божественной комедии, название которой — жизнь?..

Даже если б шефу контрразведки Шельмягину очень захотелось в чем-то переубедить полковника Сомова, он наверняка не стал бы этим заниматься. В самом деле, игра не стоит свеч: не тот человек Сомов, с которым можно углубляться в такие, к примеру, вопросы, как наркомафия или незаконный бизнес. Он, то бишь, Сомов, — старый служака, не желающий знать ничего, кроме приказа. Ему не дано даже пофантазировать, не говоря уж о том, чтобы гибко думать и рассуждать. Иначе Сомов, надо полагать, давно бы стал каким-нибудь фирмачом, разъезжающим в иномарке, обзавелся нужными друзьями и безбедно приблизился к здоровой, обеспеченной старости. Нет, конечно, он далеко не глуп, хорошо информирован, вполне профессионален. Однако сегодня не это главное. Главное сегодня — правильно понять суть происходящего и, сделав необходимые выводы, спокойно, без напрягов, работать…

— Разрешите войти, товарищ генерал-полковник? — громко произнес Сомов, появившись в кабинете Шельмягина точно в установленное время.

— Входи, Сомов, входи… — пригласил Шельмягин, показав жестом на стул. — Присаживайся и рассказывай, что там у тебя происходит.

Сомов ответил почти автоматически:

— Проводим оперативные мероприятия согласно утвержденного плана и…

— Это я знаю. Воробьев докладывал, — перебил Шельмягин. — Дело Филдса у меня на контроле. Скажи-ка мне вот что: удалось ли установить его прошлые связи с ЦРУ в конкретном формате?

— В конкретном — нет. Однако существует много косвенных подтверждений этих связей.

— В сновидениях, что ли?

— В общем, да. Мы продолжаем разрабатывать, к примеру, Савелия Новикова.

— И что?

Здесь Сомов немного подумал:

— Кажется, есть все основания полагать, что обширные связи Новикова с Америкой могут пролить свет на некоторые моменты, о которых будет умалчивать Филдс.

— Говори.

— Ну, скажем, проникновение Новикова в законодательные органы.

— То есть?

— Став, например, депутатом Госдумы, Новиков сможет лоббировать там интересы… ЦРУ. Пусть и не прямо, но… Кстати, коммунисты открыто предупреждают о подобной опасности, исходящей от криминальных структур, имеющих каналы выхода на зарубежные спецслужбы.

— Коммунисты, коммунисты… — генерал-полковник закурил. — Сдались тебе эти коммунисты.

— Я так, к слову. Разрешите закурить?

— Кури.

Шельмягин покачал головой:

— Время сейчас, Сомов, очень сложное… Кстати, Новиков помогает нам в отработке афганской и таджикской наркомафии, так что не удивляйся — будем его поддерживать.

— Понял, товарищ генерал-полковник. Только…

— Что «только»?

— Странно как-то получается: раньше в Союзе с подобной напастью не было никаких проблем, вернее, не было самой проблемы повальной наркомании. Теперь же — и в МВД, и у нас солидные подразделения только и делают, что борются с этим злом.

— Правильно! Иначе и быть не должно.

Сомов неожиданно замолчал.

— Нет, уж ты договаривай, — приказал Шельмягин.

— Раньше было проще и понятней. Возникшее зло в момент искоренялось. А сейчас…

— Ты, сдается мне, ставишь под сомнение работу всего аппарата? — вкрадчиво осведомился Шельмягин.

Сомов понял — брякнул лишка. Кой черт сдались ему эти наркотики?!

Полковник чувствовал, как багровеет его лицо, что случалось крайне редко.

Зная, что прав по существу, Сомов тем не менее ответил:

— Никак нет, товарищ генерал-полковник!

Шельмягин улыбнулся:

— Сколько тебе положил Новиков?

— Да ведь это я, товарищ генерал-полковник, из оперативных соображений…

— Правильно говоришь. Вот и помогай ему, чтобы комар носа не подточил. Собирай потихоньку компромат, отрабатывай связи. В общем, не мне тебя учить. И… не бойся шальных денег: у тебя двое детей, жена педагог месяцами не получает зарплату, — пригодятся.

— Понял.

— Да, и вот еще что. С этим Филдсом особенно не спеши. Откроем ему валютный счет, отпустим, как говорится, на вольные хлеба — пускай занимается, чем хочет, пишет книгу: так легче будет определить его истинные намерения.

— Может, рублевый счет?

Шельмягин пропустил вопрос:

— Кое-кто из наших сотрудников в это смутное время… ведет двойную игру с западными спецслужбами.

— Есть факты?

— Есть интуиция… И некоторые косвенные признаки.

Сомов насторожился:

— Я знаю этих людей?

Шельмягин на листке бумаги написал фамилию и показал Сомову.

— Ваша интуиция поразительна, — признался Сомов. — Я того же мнения.

Шеф контрразведки задумчиво смотрел, как тлеет в пепельнице бумажка с именем. Наверное, размышлял он, такого, как Сомов надо пустить по следу человека, во взаимоотношениях с которым у него явный антагонизм. Это нормально. И даже полезно.

— Когда тебя представляли к «полковнику»? — спросил Шельмягин и, наблюдая за плохо скрытой радостью Сомова, добавил: — Пора бы и генеральский мундир примерить.

— Разрешите идти? — почти крикнул Сомов.

— Иди, но помни: о нашем разговоре — никому! Иди…

Когда за будущим генералом закрылась дверь, Шельмягин поймал себя на мысли, что Сомов уже никогда выше полковника не прыгнет. По крайней мере, пока он, Шельмягин, сидит в этом не слишком уютном кресле. Он недооценил Сомова, и здесь проявился скрытый негативизм начальника к своему умному и дальновидному подчиненному.

Подняв телефонную трубку, Шельмягин связался со строительным отделом:

— Что слышно о денежном переводе из «Коммерц-банка» на наш счет? Уже перевели? Сколько?.. Почему так мало?.. У меня вторую неделю простаивает стройка! Что?.. Значит, намекните, — будем принимать меры…

Речь шла о строительстве кирпичного дома Шельмягина в элитном поселке по Старочервонному шоссе. Банк входил в финансовую группу, негласно подконтрольную крупным воротилам российского наркобизнеса, в числе которых состоял и Савелий Новиков.