Дмитрий Сергеевич нехотя согласился и, сославшись на занятость, сбросил звонок. Затем стукнул себя по лбу и расплылся в улыбке.

— Так два дня назад женщина вышла из комы. Тамара Ивановна?

Он бросился к посту и склонился над медсестрой:

— Верещагину с третьей палаты Ярослава разбудила? — заговорщическим шепотом спросил он. Она кивнула и продолжила читать назначения врача.

— Так это правда, — ошеломленно произнес он. — А я все ждал, когда кто-нибудь признается в розыгрыше.

Она еще раз кивнула, подняла голову и вполголоса сказала:

— Ты, действительно, думал, что такие уважаемые люди, как я и Валерий Борисович, будем врать? Лучше иди и проверь их.

«Невероятно! — думал он, бодро шагая к палате. — Все это правда. Жаль, что нельзя никому рассказать».

Он распахнул дверь и замер. Улыбка сползла с его лица, а глаза расширились от ужаса.

— Тамара Ивановна, сюда! У нее судороги!

Дмитрий Сергеевич подбежал к Ярославе, которая вытянулась в струну и билась в конвульсиях, повернул на бок и прижал всем телом, чтобы не упала с кровати. Ему показалось, что прошла целая вечность, прежде чем в дверях появилась медсестра со шприцем в руке. Она молниеносно вставила иглу в катетер для капельницы и ввела лекарственный раствор.

Судороги прекратились, и Ярослава обмякла. Дмитрий Сергеевич уложил ее на спину, укрыл покрывалом и с облегчением выдохнул. Затем вытер рукавом испарину со лба и с удивлением обнаружил, что у него трясутся руки.

— От напряжения, наверное, — подала голос Тамара Ивановна. — Или переволновался.

— Еще бы. Если честно, то сначала растерялся от неожиданности. Надо Валерию Борисовичу позвонить. Проконсультироваться.

— Зачем? — удивилась она. — Он никак не поможет. Надо, чтобы они проснулись.

Дмитрий Сергеевич наклонился над Ярославой и громко сказал:

— Вставайте! Хватит спать!

Затем схватил за плечо и принялся трясти, повторяя:

— Ярослава, просыпайтесь! Вставайте!

От сильного подзатыльника он едва не стукнулся о спинку кровати.

— Вы чего? — изумленно уставился на сердитую медсестру.

— А ты чего? Тебе же говорили, не может она сама проснуться. Только вместе с ним. Или опять не веришь?

Дмитрий Сергеевич пожал плечами, встал возле Тамары Ивановны и только сейчас заметил, как Ярослава изменилась. На бледном лице темнели круги под глазами, кожа губ потрескалась.

— Что же делать?

Медсестра не ответила. Она задумчиво смотрела перед собой. Несколько минут они стояли бок о бок и молчали.

— Может, все-таки позвонить Валерию Борисовичу? — несмело произнес он, и Тамара Ивановна вдруг кивнула.

— Надо позвонить. Только не Валерию Борисовичу, а жене пациента.

— Жене Бирро? Зачем?

— Чтобы она с ним поговорила.

— Но как мы ей расскажем обо всем? У нас же договор. Лично у меня нет пяти миллионов, — всплеснул руками Дмитрий Сергеевич.

— Вот поэтому сначала мы позвоним Евгению, — нравоучительно сказала она и подняла вверх указательный палец.

Илья зашел домой и увидел ботинки отца, аккуратно стоящие на полке. Сердце неприятно сжалось. Он хотел развернуться и выскочить из квартиры, но из кухни раздался властный голос:

— Где шатался?

Илья стянул шапку с головы и с досадой ответил:

— Я уже взрослый.

Из-за угла показался сначала большой круглый живот, а за ним и сам отец.

— Слышь, ты, взрослый, почему в холодильнике пусто? Или ты взрослый только когда гулять уходишь? Бери пакет и дуй в магазин. Скоро мать с работы придет, а дома даже куска хлеба нет.

Илья снова натянул шапку, открыл дверцу шкафчика, выбрал пакет попрочнее и несмело спросил:

— А деньги?

— Какие деньги? — изобразил удивление отец и подтянул сползающие трико.

— На продукты, — еще тише произнес Илья и опустил глаза вниз, на отцовские тапочки.

— Так ты же вроде работаешь? На свои и покупай. Мы тебе жилье бесплатно предоставляем, а ты нас кормишь. По-моему, честно.

Илья засунул пакет в карман и почувствовал, как с виска стекает капелька пота. Если бы это был чужой человек, то он лежал бы сейчас на полу и плевался кровью. Но животный, парализующий страх перед отцом не позволял даже повысить голос.

— Зарплату еще не давали. Только на следующей неделе, — извиняющимся тоном ответил он. Илья не смотрел на отца, но точно знал, что отец презрительно скривил губы и сдвинул седые кустистые брови.

— В кармане дубленки кошелек. Возьми. Чек принесешь, — отец развернулся и ушел на кухню. Илья схватил кошелек и выбежал из квартиры.

Магазин находился на первом этаже его дома. Но он решил прогуляться, чтобы успокоиться и прошел мимо. При мысли об отце невольно сжались кулаки и сердце. О нем он когда-то рассказал Ярославе.

— Я не понимаю, почему боюсь его. Он старик. Толстый, рыхлый, больной старикашка. Хватило бы одного удара, чтобы вырубить или даже убить. Но я не могу. Чувствую себя каким-то ничтожным и слабым рядом с ним.

— Во-первых, тебе надо съехать от родителей, — она провела рукой по его волосам и положила голову на плечо.

— Куда? У меня нет столько денег, чтобы снимать жилье.

— Ко мне. Собери вещи и переезжай ко мне.

Радость от предвкушения свободы заполнила его. Он схватил Ярославу, крепко обнял и прошептал:

— Спасибо, моя звездочка.

Переехать он не успел. На следующий день случилось то, чего она не смогла простить.

Илья вытащил телефон из кармана и набрал номер Ярославы. Вместо гудков включился электронный голос, который оповестил, что телефон выключен. Он попытался дозвониться еще пару раз, но автоответчик повторял одно и то же.

Илья не сразу сообразил, что направляется к ее дому. Ноги знали дорогу, а сердце магнитом тянулось к любимому человеку.

На долгий стук в дверь квартиры Ярославы отреагировала соседка. Она открыла дверь и прикрикнула:

— Ну, что ты все долбишься?

— Где она? — огрызнулся он. Маска агрессии, которую надевал чаще всего, пугала окружающих, но не соседку Надю.

— Нет ее дома, — грубо сказала она и, понизив голос, зло зашипела. — Бедная, не знает, как от тебя избавиться. Прицепился как репей и житья не даешь ни ей, ни нам. У меня ребенок только уснул, животом целый день мучается, а ты тут как тут. Нарисовался и долбишься. Иди отсюда и больше не приходи.

Она резко развернулась, зашла в квартиру и осторожно прикрыла дверь. Раздосадованный Илья сбежал вниз по лестнице и быстрым шагом пошел в сторону дома. На улице немного потеплело, но мороз все равно неприятно щипал лицо, особенно кончик носа.

— Где тебя носит? — напустился отец, как только Илья переступил порог квартиры. — Хлеба купил?

Илья кивнул и протянул пакет с продуктами. Отец схватил пакет и поплелся на кухню, бормоча под нос:

— Толку никакого. И в кого такой уродился? Может, нагуляла?

Илья был голоден, но решил подождать, когда отец уйдет из кухни. Есть под его пристальным осуждающим взглядом совсем не хотелось. Он пошел в свою комнату, залез под одеяло и принялся рассматривать фотографии Ярославы в галерее телефона.

— Идиот, — выругался он и стукнул кулаком по кровати. Воспоминания снова перенесли его в день их последней ссоры. Вся в слезах, она кричала на него. Он оправдывался, огрызался, но прекрасно понимал, что натворил непоправимое.

Павел Федорович слонялся по кабинету, переставлял с места на место предметы, даже попытался навести порядок на столе. Лида беспрестанно предлагала поесть или попить, пытаясь хоть немного отвлечь изнывающего от нетерпения профессора.

— Сядьте! — наконец вспылила она и указала на кресло, когда Павел Федорович принялся выкладывать тридцатилетний хлам из шкафов.

Он будто ждал, когда его остановят, с облегчением выдохнул и плюхнулся в кресло. Его била мелкая дрожь, и на лбу выступила испарина. Лида посчитала пульс на запястье и строго сказала:

— Принесу чай с облепиховым сиропом и баранки. Совсем себя загоняли. Никуда эта девчонка от вас не денется.