Йофрид вытащил из воды труп. Это был Оттар.

– Займи мне там местечко! – подмигнул он ему и положил к остальным телам.

– Муль тоже погиб – грустно сказал Хавлиди.

– Е-мое, тогда не займет! – с досадой развел руками Йофрид.

Один из берсерков совсем ослаб, его осмотрели и заметили застрявший наконечник стрелы. «Царапина!» – усмехнулся он. «Порой маленькая кочка переворачивает тяжелый воз» – ответили ему. Тогда он сам сунул пальцы в рану и вытащил железный треугольник. Он все же понял, что не выживет, поэтому сказал Эльдгриму, чтоб тот присмотрел за его домом и женой, а в конце произнес: «Хорошо мы, ребята, подрались!» И умер. Хавлиди хотел было перенести его труп на палубу к остальным, но Эльдгрим остановил Белоуса и сам отнес тело к кораблю.

Вальборг попросил Хродмара залечить рану на ноге. Кузнец раскалил до красна сталь и сказал ярлу задрать штанину. «Ты готов?» – спросил он. Вальборг выдохнул и кивнул. Запахло мясом. Йофрид аж сморщил лицо, представив какую боль испытал ярл, но тот даже не пискнул, лишь заскрежетал зубами.

Сидрок тем временем внимательно рассматривал свой обугленный местами корабль, он махнул рукой: «Жить будет!» А вот Вестейну совсем не повезло – теперь его корабль годился только на дрова, но унывал он не по этому поводу, ему было жаль своих людей. «Слишком много потерь! Слишком много! – сетовал Вестейн, – а выжившие останутся калеками!»

***

Воины нашли просторное чистое поле. Там они сложили из дров большое погребальное ложе, чтобы со всеми почестями отправить павших к богам. Но перед тем, как зажечь заготовку, северянам пришлось для начала подстричь каждому телу ногти под самый корень, чтобы владычица мертвых не смогла построить Нагльфар – корабль, сооруженный из ногтей мертвецов.

Хродмар подкладывал дрова, в лицо отдавало жаром. Его терзала мысль, что на самой верхушке этой горы трупов должен был лежать он сам. Его изводило чувство, что среди толпы где-то стоял Бранд и размышлял о том же. Хродмар боялся признаться себе в том, о чем сказал ему брат: если б он отправился на чужбину до встречи с Ингольвом, то отец оказался бы прав в своем отношении к сыну. В общем-то, Бранд и поныне оставался правым, только не догадывался об этом. Хродмар оправдывался в душе, что таковы намерения богов, а значит они на его стороне, улыбаются ему и помогают в достижении своей правоты. Это судьба, не иначе! Судьба – очень удобное понятие, чтобы заглушить совесть.

Северяне поддерживали огонь таким образом, чтобы дым поднимался как можно выше, ведь, чем выше дым, тем выше в небе будет сожженный… и богаче! Правда, состоятельность зависела от количества сожженных богатств, причем награбленных им самим же, но разве это беда? Настоящие соратники всегда помогали своим собратьям не только при жизни, но и после их смерти, делясь с ними своей удачей. Однако в последнее время северяне стали более скупыми… в огонь они бросали всего несколько монеток или – уж дай Фрейр! – одно колечко, считая, что этого достаточно, остальное же присваивали себе любимым. При этом у каждого на лице было написано: «Это нормально. Все ведь так делают? Значит и мне можно. Все нормально!» Спустя минуту хмурились так, будто сейчас им выступать на тинге и успокаивали себя: «Ну ладно, по сравнению с другими не такой уж я и скупец!» И чтобы как-то загладить свою вину перед мертвыми они подбрасывали в огонь еще чуть-чуть серебра.

Также поступили и Йофрид, и Хродмар, и Хавлиди, и многие другие. Вестейна можно было простить, он многое потерял. Интересно, что скажут погибшие в Вальхалле, когда узнают, что только один Гисли приказал принести помимо колец еще ожерелья, камни, разную серебряную утварь и даже золотые пуговицы. Вместо того, чтобы последовать его примеру, все легкомысленно выпятили нижнюю губу: «Тю-ю! Это Гисли, тут все понятно…»

Лицо Сидрока было хмурым и серым, прямо как небо над ним. Его глодало осознание того, что он, как ярл, терял свое влияние. Он громко приказал привести одного из захваченных франков. Когда его приволокли, бедняга упал на колени и что-то забормотал бессвязное, обратившись к Сидроку, потом он жалко и неуклюже подполз к Вальборгу, отчего штаны его позеленели от травы, затем пополз к Гисли. Беспомощный, он беспокойно оглядел всю толпу, у него чуть было не навернулись слезы. «Да разденьте его уже!» – рявкнул Сидрок. Пленника оголили, стянув кольчугу и разорвав рубаху. От прохладного ветра мурашки покрыли его кожу. Сидрок схватил его за шею, как шавку, яростно пнув к костру, тот проскользил брюхом по земле к огню и еще бы чуть-чуть – того и гляди опалил бы себе волосы. Сидрок произнес обращение к богам и вынул из-за пазухи нож. Пленник понял к чему все шло, он не знал куда пятиться. Сидрок еще раз схватил попытавшегося сбежать франка за волосы, и крик перешел в сухой хрип – ярл плавно перерезал ему горло. Северяне одобрительно били по щитам, выкрикивая имя Тора. И даже те дружинники, проявившие свое недовольство к Сидроку за то, что он после засады несправедливо отчихвостил Ингольва, теперь надрывали глотки громче всех, вот тогда Сидрок расслабился. И, надув щеки, он заявил: «Если бы не боги, не стояли бы тут мы, на этом самом месте, Тор приведет нас к победе!»

Ингольв не оценил речи ярла, да и всю эту показуху с прибеганием к священному ритуалу в угоду себе. Бросить лишь пару монеток мертвым и принести жертву Тору ради своего статуса, после того как бог грома ниспослал им дождь – это низко. Ульфхеднар отошел к кораблям, а вернувшись, он стремительно протиснулся через толпу, вышел прямо в центр к Сидроку и вытянул руку с огромным франкским золотым крестом, да так, чтоб каждый это видел.

Ингольв встал на фоне костра и произнес:

– Этот подвиг мы совершили с самим Тором! Он спас наши жизни, чтобы мы прошли вместе с ним путь славы! Так одарим же удачей павших героев, чтоб те передали богам нашу благодарность!

И напоследок напомнил им речь:

Гибнут стада,

родня умирает,

и смертен ты сам;

но смерти не ведает

громкая слава

деяний достойных.

И бросил огромный крест в огонь, так легко и непринужденно, что Эльдгрим схватился за голову – столько золота выкинуть впустую!

Все затаили дыхание в ожидании смельчака, который первым предпримет какие-нибудь действия, ведь от такой неожиданности со стороны Ингольва все теперь недоумевали, в растерянности не знали, как себя повести. Очевидно, что первыми обязаны были выступить ярлы. Но Сидрок, подобно раковине, намертво затворился в себе и тихонько принялся растить жемчужину ненависти – настолько холодным было его лицо, и да не позволит Один однажды выпустить содержимое! Сидрок и подумать не мог, что его славу может загубить какой-то попутчик, которого он никогда не видел и не знал, и который вместо того, чтобы гоношить деньгами и уничтожать стяги недругов, как это делал любой уважающий себя викинг, посмеет отнять его влияние!

И первым, кто сделал шаг вперед был ни ярл, ни конунг, а – кто бы мог подумать, – сам Хродмар Мертвый муж! Он приблизился к костру и, чуть поколебавшись, образцово выкинул все! Все, что добыл, все, чем недавно так гордился. Соратники, разинув рты, не поверили своим глазам и последовали его примеру. «Если уж Хродмар нашел в себе силы, то мы-то тем более!» – подумали они.

В ту минуту Ингольв искренне поверил, что в их душах произошло возгорание того божественного начала, духа, которому просто не хватало одной-единственной искорки для возрождения, что та причина, которой поклонялись и отдавались предки его народа, то, что отлично знали в себе еще первые люди, но забыли потомки – отныне ожило. Хотя бы на мгновение. Он с восторженным воодушевлением наблюдал, как все счастливы были помочь своим соратникам занять достойное место в чертогах Всеотца. Они бросали и бросали в огонь все, что только сверкало и блестело. Со всех сторон дождем летели в костер всевозможные богатства, и лишь Сидрок в последнюю минуту нехотя и пренебрежительно кивнул головой своим дружинникам в знак того, чтобы они тоже подсобили умершим. Теперь Ингольв искренне верил и радовался – Хеймдалль знал на кого положиться.