Проводив взглядом отца до соседнего драккара, Хродмар заметил там Вестейна Обуздавшего бурю, который бил себя в грудь, рассказывая одну и ту же историю: как он вывел из страшной бури свой корабль. Тогда Хродмару стало еще хуже, завяло былое воодушевление, он повернулся спиной к Хавлиди и плевать хотел на все его россказни, даже если они были правдивы.
Воины, попрощавшись со своими женами и детьми, погрузились на корабли, взялись за весла и отчалили. Толпа народа в разноголосицу желала им удачи, взывая к богам о помощи.
Олени моря отправились в путь.
III
Корабли вышли в открытое море. Сидрок встал на нос драккара, ухватившись за его змеиное горло. Сильный порыв летнего ветра вдарил ярлу по лицу и тот, воодушевившись, приказал поднять парус. Суровый дракон раскрыл свои крылья, морской вал разбился о его крепкое брюхо, окропив моряков каплями северного моря. Казалось, что корабль вот-вот взлетит и пустит густой дым из своих широких ноздрей – с такой скоростью он заскользил по волнам. Кольчужники дружно захохотали, а Сидрок принялся расхваливать на удачу в походе свой корабль:
– Ха-ха-ха! Лети-лети! Ломай хребты Эгировым дочерям33! Рвись беспощадно напролом!
Моряки хором загорланили песню.
Тем временем братья убрали весла и с большим интересом принялись разглядывать сидевшего прямо под мачтой низкорослого, в чем-то уродливенького человека, лицом уже довольно пожилого, зато весьма здорового телом. Его лысый череп блестел на солнце, косматая борода стояла лопатой. Он раскрыл перед собой огромный серый мешок, чуть ли не с него размером, закрыл глаза, подняв голову к небу – веки заметно задрожали, между тем он спешно закопошился своими жилистыми руками в мешке. Не смотря на крепость и молодость его тела, спина была порядком сгорблена, должно быть из-за того, что он всюду таскал эту ношу с собой.
К нему подошел Сидрок, и человечек, чуть помедлив, словно чего-то побоявшись, достал обеими руками ясеневую дощечку размером с локоть. Он так обрадовался, что аж подпрыгнул и показал ее огнебородому ярлу, громко завопив:
– Райдо! Райдо!
Сидрок, удовлетворенный ответом, присоединился к своей дружине распевать песни.
На дощечке красивым узором запекшейся кровью и вправду была изображена руна Райдо. Ингольва заметно удивило поведение незнакомца, он обернулся к рулевому с вопросом кто это вообще такой? Белоус ответил:
– О-о! Примечательный персонаж! Его зовут Офейг Ожидатель.
– Странное прозвище, – заметил Хродмар.
– Ага и не спроста! Хотите расскажу историю? – предложил он с таким фанатичным выражением лица, что сразу стало ясно: он из тех людей, кто живет только ради того, чтобы рассказывать истории и травить байки.
– Судя по твоему виду, неважно, что мы ответим.
– Ага! Ну так слушайте…
Как-то раз ближе к вечеру молодой Офейг возвращался с охоты и встретил по пути одну седую, как луна, старуху. Настолько старую, что ни одному человеку не под силу прожить столько лет! Она волокла за собой огромный серый мешок и чуть не валилась с ног, настолько, видать, долог был ее путь. Жалко стало Офейгу бабку и решил он ей помочь:
– Давай-ка я выручу тебя, бабуль, дотащу твой мешок, а то не чай так и кокнешься черепом об землю!
На что бабушка ответила ему:
– Не поднять тебе такой ноши, дорогой, ведь в нем ответы на все вопросы!
– Не боись, бабуль, будет тебе!
И Офейг с легкостью закинул себе за спину ее ношу. Но вместо того, чтобы отблагодарить молодца, старуха скривила ребром свой морщинистый рот и предрекла ему:
– Раз уж ты такой силач, то получишь ты – и те, кто к тебе обратится – ответ на любой вопрос. Но однажды твоя дрожащая рука вытянет руну пустоты, тогда не миновать тебе страшной смерти! Настолько мучительной, что наказание Локи покажется тебе отдыхом! А затем волк проглотит солнце! Ожидай!
Старуха так сверкнула глазами, что у Офейга подкосились ноги, он закрыл лицо руками и закричал от страха, как перед смертью. Почувствовав после, что никакой опасностью все же не грозило, Офейг посмотрел в след старухи, которая уходила от него в сторону леса. И когда та, в лучах заката, зашла в тень бора, его взору четко представилось, что старуха тут же выросла, приобретя черты присущие исключительно молодой девушке: длинные ноги, широкие бедра, тонкая талия и распущенные вороные волосы! И в ту минуту Офейг осознал: должно быть, ему явилась сама Хель, владычица мертвых. Придя в себя, он первым делом высыпал содержимое мешка на землю, оттуда вывалилась груда огромных деревянных дощечек с изображенными на них рунами, но никакой руны пустоты так и не обнаружил. С головы же его мгновенно опали волосы, и лицо его постарело.
– Вот такая печальная история, – заключил Белоус.
Ингольв задумчиво смотрел в пустоту.
– А не краснобай ты случаем? – заметил Хродмар.
– О, нет! Я уже не первую зиму тут за рулевого. Чего у Офейга не спроси – никогда не ошибается!
– Проверял, что ли?
– Ну… да, – замялся Хавлиди, – мы как-то встали на Рейне и, пока все разгружались, я спросил у него, поймаю ли я сегодня в речке макрель? Тот ответил «без сомнения». Я, собственно, отправился рыбачить и, не поверишь, на крючок и вправду попалась макрель!
– Нашел, что спросить, пожалей тебя Один! – недоумевал Хродмар.
– Макрель морская рыба, дурень, – равнодушно произнес Ингольв.
Хродмар тут же побагровел от стыда, а Хавлиди Белоус беззлобно рассмеялся.
Во время плавания кузнец постарался временно забыть об отношениях с отцом. Его расслаблял вид остальных плывших следом кораблей, он с восторгом в душе разглядывал их гордые драконьи головы, их паруса, которые раздувал леденящий хор горных йотунов34. Драккары невозмутимо рассекали бесконечное синее море, а на фоне голубого неба с белыми, будто шерстяными, облаками падал желтыми нитями свет. Но как Хродмар не пытался прогнать мысли об отце, они только сильнее возвращались, а вместе с ними страх и терзание совести.
– Жалко мне почему-то Офейга, – признался Хавлиди, – какого это знать, что ты обречен на поражение? Так и проведешь всю жизнь с рассудком в кармане – вроде что-то да соображает, а кто соображает? Он ли? Нет, не думаю, это уже не тот Офейг…
Хавлиди понадеялся, что с Ингольвом завяжется разговор, но волк не обращал на него никакого внимания. Он вслушивался в клокот морской воды, смотрел в нее и думал: что же на дне этой бездны? Должно быть, лишь тьма, в которой обитают все страхи человеческие и нечеловеческие. Ингольву думалось, что сам Ньёрд даже не заглядывал туда. Разве может еще кто-то там проживать? Должно быть, только Хёд35. Ведь он родился в темноте, сидит там, совершенно ничего не боясь…
– Все-таки, скажи мне, Ингольв, – продолжил Хавлиди, – разъясни мне, как эйнхерий Всеотца.
– Слушаю.
– Офейг заранее обречен на бесславную погибель, неужели такова его судьба и тут ничего не поделаешь? Неужто священные нити Норн подобны охотничьим сетям, которыми обычно ловят диких зверей? Если уж и боги не властны над ними…
Хродмар перевел свой взгляд на Ингольва, его тоже волновал этот вопрос, тот ответил ему своим хмурым взором, вопрошающе кивнув: «Чего тебе?»
– Скажи чего-нибудь умное, как ты любишь, – язвительно улыбнулся Хродмар, чтобы не выдать своего беспокойства.
– Как говорили истинные мудрецы, страдать – значит позволить развиваться событиям, как им предписано.
Белоус тут же замечтался, словно что-то припомнил, в его глазах отразилась какая-то уютная, домашняя теплота, и вся печаль куда-то мигом утекла с его лица. Он, помедлив, сказал:
