– Да ну эту чашу к двергам, у меня удачи побольше будет! Лучше расскажи, как он у тебя кольцо свистнул! – сказал Бьольв.

Тут встрял Сидрок:

– Так, вы и остальные ночевали с ним в одном помещении, неужели вы ничего не заметили и не услышали? Так может спать лишь обожравшийся тролль!

– Да, я видел, как он встал посреди ночи и вышел наружу, – признался один финн, – но я не придал этому никакого значения, может ему в кусты надо…

– А затем?

– А затем я снова уснул, а когда проснулся, заметил кровь на своей одежде, я даже не сразу понял, что она чужая! – закончил свой рассказ свидетель.

Ингольв внимательно слушал, а сам размышлял: «Агнар поднял на смех Хродмара, но мог ли он, обиженный на нелепую шутку, порезать обидчика на куски?! Маловероятно, ведь кузнец никогда не убивал. Но если допустить такое, то он слишком неуклюж, чтобы пробраться в дом с двадцатью спящими воинами, втихую убить одного, да еще и расчленить! Хм… больше похоже на подставу».

Тут вышел Ингольв и словно истинный лагман повел свою речь:

– Вместо того, чтобы весь день, подобно сплетницам роптать в пустую, обращаюсь к убийце: тот, кто совершил подлое убийство, присущее лишь смердящим рабам, сделай шаг вперед и, как настоящий воин, признай свою вину, если ты не жаждешь своею трусостью проклясть собственный род и утерять веками накопленную им удачу. Честное признание – честный суд.

Надеяться на чистосердечное признание убийцы было наивно, даже не смотря на северную веру, но Ингольв рассчитывал на то, чтобы кто-то выкрикнул: «Это Хродмар-кузнец! Поглядите на его топор!» Этот кто-то и окажется убийцей. Возможно, злоумышленник даже полагал, чтобы это сделал сам Ингольв.

Люди с подозрением переглядывались, но никаких действий не последовало. Молчание, да и только. Подождав еще немного, Сидрок решил закрыть тинг:

– Что ж, это надолго, а нам пора отплывать! Хоть мы и не узрели воочию лицо убийцы, зато знаем, что отныне род его очернен также, как и честь жертвы. Похороните его останки во имя Одина, быть может, Всеотец смилуется над беднягой.

– Ты что, вот так просто это оставишь? – спросил его ярл с шрамом на глазу.

– А что ты мне прикажешь делать? Это же твои люди, не мои. Волк прав, боги накажут убийцу… или ты сомневаешься в них?

– Я никогда не сомневаюсь.

– Ясно, что кто-то убил его из своих же, мы только вчера прибыли, поэтому глупо нас в чем-то подозревать, – заключил Сидрок.

– Логично, – чуть подумав, согласился ярл со шрамом.

Так они и порешили, хотя Гисли считал, что так просто оставлять это было нельзя.

Соратники Агнара начали собирать его останки, а Сидрок сказал, что пора бы покинуть «сие уютное пристанище», снарядить корабли и отправиться дальше, наконец, заниматься благими делами, да объединиться дружинами с Бьорном Железнобоким.

Перед уходом Ингольв отвел в сторону брата с вопросом:

– Ты что-нибудь помнишь, когда спал? Кто мог взять твой топор?

– Да я спал, как убитый! Топор лежал рядом!

«Странно… очень странно…» – подумал Ингольв, брат стоял перед ним с виноватым видом.

– Так. Послушай меня внимательно, Хродмар. Мы братья, я твой щит, ты мой щит. Я не хочу, чтобы посреди поля боя ты меня бросил от страха. Если хочешь оправдаться перед отцом, то слушайся меня, понял?

– Я не подведу… больше не подведу.

– Надеюсь.

Так, попрощавшись с остальными, дружины Сидрока, Гисли и Вальборга отправились пробуждать ото сна своих морских драконов. На обратном пути через лес Ингольва всячески хвалили и приободряли – несколько воинов даже, кто смог, отпросились у своих ярлов отправиться рассекать реки вместе с ним, такое яркое впечатление он на них произвел.

Хродмар, понурив голову, неуверенно шел где-то позади, неуклюже спотыкаясь об вены леса. С ним никто не разговаривал, все обходили его стороной. От страха, унижения и стыда ноги обмякли, в горле надулся ком, голова болела от мыслей: «Что думает отец? Что думают другие?» Потом принялся размышлять о топоре и уже пожалел, что вообще отправился в поход.

Тут рядышком проковылял мимо Офейг со своим громоздким мешком.

– Медвежеголовый прав, он был прав, это не твой топор, не твой.

Хродмар даже чуток испугался Офейга, ведь тот никогда ни с кем не разговаривал, лишь выкрикивал имена рун время от времени.

– Это мой топор, – ответил Хродмар.

– Не обманывай, лжецам вырывают языки, тролли вырывают, я сам, сам видел, как они вырывают языки, а потом делают себе из них пояса, да-да!

– Офейг, не зли меня, я выковал этот топор, – неуверенно стоял на своем Хродмар.

– Нет, его выковал не ты, этот топор выковал сам себя, я знаю!

– Ты крот что ли? Здесь мое имя, вот, видишь? – указал Хродмар своим пальцем на руны.

– Имя! Имя может дать только создатель! Твой топор ворует имена! Он похититель имен! Потому что у самого нет имени! Да-да!

– Ты что несешь? Да не может быть такого! – опешил Хродмар.

– Это он убил, он сам! Безымянный!

Кажется, слова хранителя мешка привлекли внимание одного из ратников. Он повернул голову в их сторону и прищурился – это был Вестейн.

– Тихо ты! – не подав виду, зашипел Хродмар, – поди всем расскажи еще!

– Это он убил Агнара, он убил, да-а, оно и не удивительно. Суть кроется в имени – не понравилось ему имя «Агнар», нет, оно чужое, а вот «Хродмар» – так это другое дело! Это-то близкое, родное! Зачем ему становиться «Агнаром»? Незачем! Всем не любо привыкать заново!

– Да с чего ты это взял!?

– Головушке моей ни тролленька не ведомо, а вот владычица! Владычица-то все знает! Вот, погляди…

Офейг раскрыл мешок, повеяло старой древесиной. Он, запрокинув голову к небу, заворошил там рукой и вытянул руну Хагалаз.

– Ага! Видишь, да, видишь? – очарованно сказал Офейг, приблизив ухо к руне, словно она что-то ему нашептывала.

Хродмар промолчал и ускорил шаг, чтобы поскорее отделаться от своего собеседника.

***

Змей Сидрока летел первым. Весла крыльями поднимались и опускались. Корабль игриво поскрипывал, будто мурлыкал. Гребцы общались, но чаще ругались, поскольку на борту был один человек, по имени Йофрид, который, хлебом не корми, любил всех всячески подначивать да выводить из себя. Он крикнул рулевому:

– Эй, брюхо! Налей-ка мне меда!

Его рог передавали друг другу гребцы из рук в руки в самый хвост драккара, один сострил:

– Плесните этой селедке меду, совсем малый обессилел!

Хавлиди, сидевший за румпелем, тоскливо достал свой маленький бочонок с медом и засетовал себе под нос: «Кто ж меня за язык тянул, брал ведь для себя!»

Йофрид же, что касалось препирательств, никогда не оставался в долгу:

– Давайте скорей пришвартуемся, я покажу этому обжоре какими опасными селедки бывают!

Тут рог передали обратно, ответив ему:

– Эй, кисель, держи!

Рог вернулся обратно своему хозяину в руки, но так небрежно, что по пути пол напитка богов расплескалось. Йофрид жадно опрокинул остатки в свое горло, а ему вдогонку крикнули соседи:

– Э! Тебе ведь плюнули туда!

Но Йофрида это ничуть не смутило, он лукаво указал пальцем на стальной ободок с рунами, мол, выкусите, ребятушки, любой яд какой не влей – обернется в лекарство!

– Могли бы придумать чего-нибудь получше, не мужики, а ромашки!

– А ну иди сюда! – не выдержал моряк.

Эта беседа так и длилась бы до следующей остановки, но на правом берегу из зарослей вышел человек с удочкой через плечо, задумчиво направляясь к воде. Как ни странно, он не заметил, что прямо к нему надвигалась настоящая колонна из драккаров. Йофрид подумал, что это не дело, поэтому с вызовом так громко свистнул, что у всех заложило уши.

Рыбак, обернувшись, оцепенел от ужаса.

– А вот и мы! Хе-хе! – добавил Йофрид.

Рыбак бросил все свои принадлежности и мигом скрылся за кустами, пока снова не появился в поле зрения, но уже на травяном склоне, на который он в панике забрался.