Ингольв приготовился выслушивать упреки, но вдруг Сидрок из всего этого завидного огня двергов37 вытащил малюсенькое колечко и хвалебно протянул его Ингольву в знак доблести. И Вальборг Железная кость, забыв на минуту о партии, не постеснялся выразить свое уважение волку.

– Возьми-ка и моей удачи заодно, ты хорошо дрался, – протянул ему Вальборг золотой браслет.

И его отпустили. Ингольв почувствовал себя дитятей, которому дали пряник, чтобы больше не проказничал. Но все же поблагодарив щедрых ярлов, он поспешил обратно. По пути многие воины выразили ему свое почтение, подметив, что никогда им еще не доводилось видеть собственными глазами владеющего собой эйнхерия. Хоть Ингольв и не изменил своей суровой мины, ему было приятно.

Он вернулся к Хродмару и упрекнул его в бездействии:

– И это ты называешь побратимством? Я с тобой заключил кровный договор перед богами, а ты! В следующий раз выручать тебя не буду, сам выкручивайся.

Публичный позор, укоры брата и громкие мысли очевидцев сковали все нутро кузнеца, он еле выдавил из себя:

– Я исправлюсь.

– Что-то не верится, – сказал Ингольв.

Хродмар глядел в одну точку, боясь смотреть куда-либо еще, чтобы не пересечься с чьим-либо осуждающим взором. Белоус тоже думал что-то сказать, но решил промолчать и предложил сберечь оставшиеся силы до завтра. Братья развернули спальные мешки у костра, поскольку все дома уже давно заняли дружины ярлов и конунгов. Войско таких размеров не поселишь в какой-то деревушке, как ни старайся. Тут подошел один кольчужник и, окликнув Ингольва, предложил ему переночевать в амбаре, мол, ему-то не жалко уступить место. Ульфхеднар ответил, что примет предложение, если найдется место и для брата.

– Прости за грубость, – сказал тот, – но рядом с трусом только рабам спать.

Хродмар сделал вид, что ничего не услышал и, зарывшись лицом к себе в спальный мешок, никак не мог уснуть. От стыда и внутреннего напряжения он задержал дыхание, боясь даже пошевельнуться, мышцы всего тела непроизвольно сковало, он словно окаменел. Живот ныл, лицо горело, голова гудела, хотелось плакать. И Хродмар тихонько заплакал.

***

Ингольв двигается вдоль темных колонн, медленно приближаясь с каждым шагом к одинокому столу. Это не ноги несут его к столу, а сам стол, не торопясь, летит к Ингольву. За столом сгорбились четыре фигуры. Они играют в тавлею, вдоль поля двигают фигуры, сплетенные из искорок света. Позади них пылает костром золотая гора украшений, монет и драгоценностей – единственный источник света во всем помещении, не позволяющий густому мраку объять храм. Ингольв переходит из тьмы в светлую часть помещения. Постепенно с его приближением проявляются черты лиц нескольких игроков. Первый из них – Сидрок, который едва размышляя над ходами, спешно передвигает фигуры. Перед ним корпит Вальборг, который старается ходить сдержанно и осторожно. Рядом ждет своего хода Бьорн Железнобокий с равнодушным выражением лица. Он ловко жертвует своими воинами, чтобы вот-вот захватить короля, отчего Сидрок негодует и чуть не опрокидывает стол. Ингольв не понимает правил игры, они отличаются от привычных, но инстинктивно до него доходит, что не хватает еще двоих игроков. Как они могут ходить против короля, стоящего в центре игрового поля, если за него никто не играет? А четвертая армия так вообще стоит нетронутой.

Вдруг пешка короля сдвигается с места, без чьей-либо помощи. И Ингольв видит проступающий из тьмы черный олений рог, это он передвинул ее. Тут над всеми, словно из тумана, возникает широкая тень, это какой-то черный человек с дымчатой головой. А олений рог оказывается его рукою. Из-за плеча расправляется одно огромное вороное крыло. Он не двигается, словно терпеливо выжидает удобного случая для хода. Внезапно он устремляет свой омутный лик на Ингольва. Ульфхеднар испытывает ужас перед черным человеком. Существо приглашает его занять свое место и принять участие в партии. Волк садится.

Световые фигуры высоко детализированы, каждая тонкость легко бросается в глаза. Ингольв внимательно разглядывает причудливых и не похожих друг на друга игрушечных воинов, но вот диковина! Они ясно напоминают собой настоящих людей! Многие были ему незнакомы.

Ингольв замечает, например, Хавлиди Белоуса с миниатюрным дубом в руках, на стволе которого вырезана руна Отал. Сутулого Офейга Ожидателя с мешком на перевес и выгравированной на нем руной Перт. Тут есть и сам Сидрок, подбоченившийся, с огромным поясом, на коем светится Турисаз, а неподалеку стоит Бьорн с мечом вместо руки, по долу которого тянется Тейваз. А вон там Гисли, восседающий на сундуке с руной Феу. Но больше всего Ингольва поражает фигура Хродмара с удилами во рту, поводья тянутся к топору, что лежит на его коленях, а на лопасти искрится руна Наутиз. И главное – сам Ингольв в волчьей шкуре стоит на коленях и вскрывает голыми руками себе грудь, в ней спрятаны два сердца с рунами Наутиз и Ингуз. Потом его взор привлекает середина тавлеи, где фигуры противников короля передвигает черный человек. Он играет за всех сразу! Игрокам остается только испытывать эмоции, наивно полагая, что это они сами совершают ходы. Да, выходит, что никто из игроков не играет за свою сторону. Игра идет по каким-то другим правилам, Ингольву неизвестным и непонятным. Внезапно раздается какой-то шум во мраке. Игроки переглядываются. Они медленно обнажают свои клинки, идут на шум и черный человек вместе с ними. Они растворяются в темноте.

Ингольв остается один.

Монетка. Неожиданно монетка с самой верхушки золотой горы срывается вниз, резво позвякивает, вот она катится по каменному полу, стукается о сапог Ингольва, закручивается и… из-под груды награбленных богатств выскакивают с жуткими воплями три ужасные огромные женщины, потрясывая, как одержимые, своими гадкими рылами. Они хватают какие-то четыре золотые фигуры, опрокидывают стол и каждая, раскрыв зловонную пасть, проглатывает их.

И остались только тени, тени и сердечная боль.

***

Хродмару снился беспокойный сон, сквозь который он умудрился засадить кулаком Ингольву в ухо, тот сразу пробудился. Случилось это, однако, вовремя. Рядом лежал топор кузнеца, бродекс был весь в крови, багровый, вплоть до рукояти, будто им разделали быка. Опешив, Ингольв принялся трясти брата:

– Хродмар! Вставай, вставай, ну!

Хродмар мигом очнулся ото сна, узрев окровавленный топор.

– Что за тролльщина, Хродмар? – не верил своим глазам Ингольв.

– Клянусь Одином, я спал, как младенец! – полушепотом недоуменно воскликнул Хродмар.

Тут раздался призывной вопль горна, сопровождавшийся чьими-то ругательствами.

– Кого ты убил?!

– Я никого не убивал, клянусь! Я-я ничего не понимаю!

Ингольв не знал, что делать – способен ли был его брат на подобный поступок? Если да, то неужели теперь помогать убийце? Хродмар с мокрыми и красными глазами так взволновался, что принялся икать. «С другой стороны, – успокоившись, задумался Ингольв, – надо быть полным кретином, чтобы лечь спать, не смыв кровь».

– Ингольв, я не, я не…

– Поднимайся скорей, надо почистить топор! – приказал Ингольв.

После они пришли на место сборища. Протиснувшись через толпу, братья увидели расчлененный труп мужчины.

– Я вам говорю, это Бьольв убил Агнара, кто же еще! – кричал Эйд.

– Да ты сам его раскромсал, а теперь на меня всю вину сваливаешь! – отвечал Бьольв.

– Почему ты так решил, Эйд? – поинтересовался ярл Вальборг.

Эйд снова принялся во все горло поносить Бьольва, а в конце добавил:

– После набега Бьольву якобы меньше досталось добычи в отличие от Агнара, которому перепала огромная золотая чаша с рубинами, вот и не спалось, извергу, всю ночь!

Тем временем Ингольв поглядывал на брата, думая: «Боги, во что я ввязался?» Хродмар еле заметно качал головой и шевелил губами: «Я тут ни причем, правда».