Общество Айрони его тяготило. Говорить им больше было не о чем. Да и как, если все, что удавалось выдавить Фитчу, – вой, мычание и скулеж?

Поначалу певунья частенько забегала к нему перед сном: пересказывала последние сплетни или просто сидела рядом, пока он ел. Но со временем ее визиты сделались все реже, а потом и вовсе прекратились. Даже сталкиваясь с ним в проходе возле арены, она спешила скорее прошмыгнуть мимо. Фитча это озадачивало. Он думал, что со временем привыкнет к своему новому обличью, а когда его полюбят зрители, сможет сказать себе, что стал… нет, не уродом, но новым удивительным созданием. И тогда, быть может, они с Айрони снова попытаются. Нет, не попытаются – они сбегут! Сбегут вместе! И больше никогда не будет ни кнута, ни побоев, ни насмешек…

Однако время шло. И ничего не менялось. Только изящная тонкая Айрони все больше напоминала ему прекрасную белую цаплю, мелькнувшую в утренней дымке и тут же растаявшую, как сон. Пела она все хуже. Высоких нот не брала. Струцца проговорилась, что Айрони жаловалась: крылья стали слишком тяжелыми. А как-то раз Фитч услышал из женского фургончика надсадный кашель. Проходившие мимо Кавалли заметили, что «цыпочку проще пустить на бульон и завести новую».

Если б он мог говорить, он бы, наверное, подкараулил Айрони, дал знать, что он тревожится о ней. И они бы смогли обговорить план нового побега… Если б он мог говорить.

Нет, он все же попытался. Улучил момент между выступлениями, когда Кавалли привязал его к ободу колеса, и замычал, пытаясь привлечь внимание Айрони, проходившей мимо. Но та лишь быстро скользнула по нему взглядом, виновато улыбнулась и скрылась за полосатым пологом.

Фитчем овладело отчаяние. По возвращении в цирк он и без того держался особняком, а теперь и вовсе стал совсем нелюдим и раздражителен. В свободные от муштры минутки он лежал под стенкой шатра, лелея в себе глухую ненависть ко всему на свете. Служка, приносивший еду, едва не лишился ноги, когда пренебрежительно наступил грязным башмаком на пустую миску, чтобы перевернуть ее. А когда кудлатая собачонка сунулась носом в его порцию, Фитч в один миг разорвал ее, как кроличью тушку.

Новый облик и без того отпугнул от него всех, а теперь злобного урода вовсе старались обходить десятой дорогой. Только при виде клоунского дуэта Фитч сам старался забиться в любую дыру, чтобы не привлекать внимания.

А вот Броуни, напротив, постоянно отмечал успехи своего чудовища. И хоть кнут не перестал щелкать совсем, похвалы звучали все чаще.

Однажды поздним вечером, когда все разбрелись по койкам и стих привычный цирковой шум, Фитч, дремавший в своем закутке, услышал голос хозяина. Броуни заливался соловьем, что было совсем на него не похоже – хозяин скупился на слова, если только не стояла задача обругать нерадивых служек.

– Ах-ха-ха, да что вы! Это все наветы и клевета, уверяю вас. Спросите кого угодно – каждый подтвердит, репутация Марко Броуни безупречна!

Фитч подобрался. Хозяин смеется? Нет, что-то тут явно не так.

– Давайте зайдем в мой кабинет и все обсудим. Заодно пропустим по стаканчику… Мне на днях прислали ящик прекрасного вина, не откажите в любезности…

Фитч бесшумно поднялся на ноги, отошел в тень и притаился, готовый к прыжку. Всем известно, что кабинет хозяина находится в дальнем фургоне, с противоположной стороны шатра, зачем же он ведет своих «гостей» сюда?

– Ты нам зубы не заговаривай, – раздался серый скучающий голос. – Забился в эту провинциальную дыру, гребешь деньги лопатой и думаешь, что сможешь откупиться ящиком «прекрасного вина»? Если хочешь жить спокойно, надо уметь делиться…

Тут они вышли из-за угла, и Фитч отчетливо увидел на фоне светлого полога темные силуэты. Один, второй, третий… Всего четверо, вместе с хозяином. Он подпустил их поближе и, когда Броуни тихонько свистнул, прыгнул.

Одному разорвал живот сразу же. Второй еще трепыхался, но пасть сомкнулась на руке, откусив ее по локоть. Раздался хлопок, но Фитч не успокоился, работал зубами и когтями, пока человек под ним не обмяк грудой рваного тряпья. Рядом стоял хозяин, держа в опущенной руке дымящийся револьвер.

– Молодец, хороший мальчик.

Называться личным псом Хозяина – о чем еще можно мечтать?

Фитч с гордостью носил новый кожаный ошейник с медной эмблемой – буква «Б», заключенная в венок из вензелей, – и на ночь укладывался спать у дверей хозяйского фургона. Даже Кавалли присмирели и больше не трогали косматого артиста.

Приглашенный фотограф долго ковырялся в странном ящике, прячась под куском черного полотна, а позже Броуни хвалился статьями в газетах – Хозяин цирка укротил свирепого зверя. Фитч видел фотографии, где широко улыбающийся Броуни кончиками пальцев подкручивает ус, а у его ног с самым грозным видом скалит зубы «свирепый зверь». Вообще-то Фитч улыбался. Но на снимках вид у него и вправду получился угрожающий.

Броуни сиял. Полный новых планов, он заказал новый купол из парусины. Ходили слухи, что цирк отправляется на гастроли не только по всему югу, но и на дальний восток, в связи с чем Хозяин планирует обновить состав труппы.

Все стояли на ушах, но Фитча новости не беспокоили – его место не займет никто.

Когда пронесся шепоток, что Айрони сорвала голос прямо во время выступления, он даже ухом не повел. Бывает. Циркачи долго не живут, а уж уроды тем более. Год за пять. Сколько еще Хозяин стал бы терпеть ее бездарное завывание? Найдут другую. Моложе, красивее, талантливее.

Цирк засыпал, укрытый звездным ночным пологом. Пес растянулся у хозяйской двери, лениво прислушиваясь к пению ночной птицы. Уй, ай, уй, ай… Какой же противный крик. Будто скрипят несмазанные суставы технокрысы. Крысы… Теперь даже они боятся его.

Уй, ай, ой… Однако что-то это ему напоминает…

Пес поднял голову, прислушался. Крик стал тише, затем перешел в долгий стон. Порыв ветра донес запах крови. Пес вскочил на ноги. Конечно, Хозяин спит, ему ничего не угрожает, но не мешало бы выяснить, что там происходит.

В закоулке, где женский фургончик примыкает к стене кухни, возились трое. Пес узнал густой пивной душок и ощетинился – мерзкие клоуны. Опять кого-то мучают, не стоило ради этого отходить от хозяйской двери. Он развернулся, чтоб уйти, но тут вновь раздался стон. Пес остановился в нерешительности. Айрони?

– Давай еще по разу и кончаем ее. У крыс сегодня будет богатый ужин, – хихикнула грузная тень, прислоняя к кухонной стенке мерцающую серебристую фигуру, словно сделанную из одних косточек.

– Ага. Только перья повыдергаю. Хозяин трясется над каждым клочком серебра.

Пес задрожал. Образ прекрасной девушки-птицы с блестящим оперением вспыхнул в памяти, вызывая давно похороненные чувства. Но Кавалли! Они же легко могут переломать кости и ему. Какие тяжелые у них ботинки! Нет, с ними опасно связываться. Здесь нет Хозяина, который мог бы за него заступиться.

Он тихонько попятился, пока ублюдки его не заметили, но тут раздался еле слышный стон:

– Пожалуйста, не надо…

И когда Кавалли, путаясь в спущенных штанах, потянул девушку на себя, пес прыгнул.

Они кричали. О, как они кричали, когда когти прошивали кожу и разделывали клоунские туши, как свиные. С хрустом ломались суставы, гнилыми нитями рвались сухожилия…

Фитч сложил отдельными кучками конечности, тела и головы – кое-что можно будет прикопать на черный день. А потом поднял заднюю ногу и презрительно помочился на тех, кого еще недавно панически боялся.

Вот так. И никакая игла не соберет их заново.

Айрони забилась под фургон и наблюдала за ним издалека, но, когда Фитч закончил и сел в стороне, верно расценила это как приглашение выйти.

Выбралась из своего убежища, натянула платье, стараясь не смотреть в сторону кровавого натюрморта.

– Ох, Малыш…

Вот и все, что она сказала. А потом заплакала. Фитч тыкался носом в голые ноги под разорванным подолом и тихонько скулил.