Вибрация телефона так резко прерывает мои мысли, что я даже подпрыгиваю. Это мама. Она сообщает, что вся семья через десять минут собирается в большом зале. Я без лишних слов уверяю ее, что уже иду, и вскакиваю с места. Когда я несусь обратно в дом, сердце замирает. Какая-то часть меня была уверена, что мама не позвонит. Меня так долго не замечали, что я с трудом представляю себе, почему сегодня все должно быть иначе.

Немного запыхавшись, я добегаю до дома, быстро заправляю растрепавшиеся волосы за уши и направляюсь в большой зал. Эта комната предназначена для представительских целей и, если не считать собраний и выступлений, нами почти не используется. Створчатые двери слегка приоткрыты, и гул голосов, доносящихся из зала, слышен уже в коридоре. Когда я вхожу, навстречу устремляются взгляды почти тридцати человек – моей семьи. Близкие и дальние родственники, но ни с кем из них меня не связывают по-настоящему теплые отношения. Мои тетя и дядя, родители Сандера и Зары, которые, как и все остальные, тоже живут здесь, в доме, почти не разговаривают со мной, потому что много лет назад поссорились с моей матерью. Мы с кузиной Зарой тоже постоянно ругаемся и просто терпеть не можем друг друга. С Сандером я ладила нормально, но не скажу, что мы были так уж близки.

Мне требуется несколько секунд, чтобы найти среди всех собравшихся маму. Торопливо подхожу к ней и как раз успеваю расположиться в небольшом кресле с подголовником, когда в зал входит мой дед. Как только остальные замечают его, разговоры стихают. Все, кажется, даже немного напрягаются. Члены моей семьи похожи на солдат, которые должны отдать честь своему начальству. Или на детей в школе, которые выстроились по струнке, приветствуя своего учителя. Как бы то ни было, сила, исходящая от моего деда, Мастера Зимы, почти осязаема.

Он останавливается за одним из кресел, опираясь большими руками на его спинку. Взгляд дедушки блуждает по комнате, на долю секунды задерживается на мне. Во рту становится сухо.

– Спасибо, что все вы смогли так быстро тут собраться, – говорит он громким твердым голосом, кивая нескольким людям. – Обещаю, это не займет много времени. Однако все вы имеете право узнать, что произошло. Моя дочь и ее муж пока еще на материке, им нужно закончить кое-какие дела. Они просили передать, что очень благодарны всем вам за ваши молитвы и мысли. – Мастер Зимы расправляет плечи, и его взгляд становится еще более серьезным, если это вообще возможно. – Я знаю, что у всех вас есть вопросы. Я сам в глубоком трауре, но и мне хотелось бы получить ответ на вопрос, с чем связана такая внезапная смерть моего внука. Вот почему еще вчера вечером мы вызвали с материка медика, который забрал тело Сандера и провел вскрытие.

В желудке болезненно все сжимается. Я поднимаю голову и смотрю на своего деда, который снова делает драматическую паузу.

– Примерно двадцать минут назад мне сообщили результат, и он меня очень огорчил. Сандер умер в результате аллергического шока. Его смерть столь же трагична, сколь и бессмысленна. Похороны состоятся в следующую субботу, и я хочу попросить вас всех…

Его следующие слова теряются в беспорядочном гуле в моей голове. Аллергический шок? Серьезно?

В моей голове, словно по команде, появляется образ Сандера, лежащего передо мной на полу со скрюченными конечностями. Аллергическая реакция точно не могла быть причиной его смерти, если, конечно, у Сандера не было аллергии на каких-нибудь головорезов.

Но зачем деду лгать?

Как заторможенная, я поворачиваю голову и смотрю на маму, стоящую рядом со мной. На долю секунды наши взгляды встречаются, затем она отворачивается, и снова все ее внимание фокусируется на моем дедушке.

Эмма окунает ложку в молочную пенку, облизывает ее, кладет на маленькое блюдце и поднимает на меня взгляд широко распахнутых глаз.

– Жесть.

Я смотрю на свою лучшую подругу, с которой дружу с третьего класса, и безрадостно улыбаюсь.

– В общем и целом, можно сказать и так.

– Мои соболезнования, – поспешно произносит она, задумчиво склоняя голову. – Но правда, Блум, это же просто невероятно. Твоя семья живет как в плохой мыльной опере, скажешь, нет?

Не зная, что на это ответить, я пожимаю плечами. Потому что она права. Даже мне трудно переварить все эти драмы, а ведь я выросла среди них. Не представляю, как мои слова звучат для нее. Как и все прочие люди в Осло, Эмма думает, что мы – древний род богатых аристократов. Длинная родословная, внушительные суммы на банковских счетах, влиятельная позиция в городской жизни и политике. Семья Калино испокон веков была частью Осло и является почти неотъемлемой деталью городского пейзажа, как Осло-фьорд или наш королевский замок. Для Эммы, которая не имеет ни малейшего представления о магии и обязанностях, которые лежат на наших плечах, мы просто богатая семейка с причудами. Как часто я бывала близка к тому, чтобы рассказать подруге всю правду! Я доверяю Эмме, люблю ее как сестру и не боюсь, что она тут же помчится к журналистам или выкинет что-то в этом роде. Но я знаю свою семью, и мне известно, насколько безжалостными они могут быть. Если мои родственники поймут, что Эмма знает правду, то просто лишат меня головы. И никогда больше не оставят в покое Эмму, будут следить за ней, прослушивать ее телефон и все такое прочее. Поступать так со своей подругой я не хочу.

– Врачи говорят, что смерть произошла в результате аллергического шока, – повторяю я объяснение деда, чувствуя, как лживые слова оседают во рту, оставляя вкус пепла. После вчерашнего собрания мой дед, чтобы не вызывать лишних вопросов, выпустил пресс-релиз, в котором объявил о смерти своего внука. Однако мои вопросы никуда не делись. – Но мне все это кажется каким-то нереальным.

– Могу себе представить, – говорит Эмма с долей растерянности и сострадания. – А вы вообще знали, что у него аллергия?

Я нехотя качаю головой:

– Я – нет. Но это и неудивительно. Сандер никогда об этом не упоминал, а с Викторией и Аскджеллом меня никогда не связывали особенно теплые отношения.

Эмма кивает. Она знает, что моя мама вот уже много лет не разговаривает со своей сестрой и ее мужем, хотя настоящая тому причина подруге неизвестна. А дело в том, что мама связалась с совершенно обычным мужчиной и даже забеременела от него. Что, конечно, было огромным скандалом.

– Впрочем, это неважно. Как дела у тебя? – спрашиваю я, пытаясь сменить тему.

Мне нравится разговаривать с Эммой, но если я буду лгать ей слишком долго, то почувствую себя виноватой, а мне это сейчас совсем не нужно. Что мне требуется, так это перерыв. Эмма наверняка расскажет что-нибудь, что позволит мне переключиться на что-то другое. Мы не виделись почти две недели, потому что зимние каникулы Эмма проводила у своего отца в Броланде.

Издав стон, подруга качает головой, но потом улыбается мне из-за своей чашки кофе.

– Ну, мы с папой прекрасно провели время. Но гвоздем программы была сама поездка! Ты ведь помнишь, что раньше меня отвозила мама, но они с папой ссорились всякий раз, как виделись друг с другом. Поэтому я решила проехать первую часть пути на поезде, а остальную – на автобусе. Так вот. – Эмма набирает в грудь побольше воздуха и продолжает: – Первая часть пути прошла отлично. Но когда я оказалась на автовокзале и водитель отсканировал мой билет, выяснилось, что он недействителен. Папа перепутал даты и ошибся на целую неделю! И вот я стою в Уддевалле – поверь мне, ты ни за что в жизни не захочешь застрять в этом городе! – и только собираюсь позвонить маме или папе, как понимаю, что батарея моего телефона полностью разряжена!

Эмма смотрит на меня с таким потрясением, что я не могу удержаться от смеха. Мой громкий хохот даже заставляет пару за соседним столиком повернуться в нашу сторону. Спешно делаю глоток кофе и слушаю, как Эмма приукрашивает свой рассказ до такой степени, что он звучит как трейлер боевика. Минута течет за минутой, и я чувствую, как постепенно начинаю расслабляться. Эмма всегда оказывала на меня такое влияние. И школа, и… прочие обычные вещи. Зато в собственном доме, в окружении своей семьи, я постоянно нахожусь в напряжении.