Интересно, Анюта все это помнит?
А пишу я в поезде, да! Еду в Москву: в Москву, в Москву! Никогда не бывала в Москве, а вот еду!
Наша ячейка вот уж давно переписывается с одной ячейкой московской; то ни шатко, ни валко, а потом вдруг сообщим друг другу что, и пошло-поехало! Как письмо придет, мы собираемся, обсуждаем, кричим. Потом вместе пишем ответ, спорим.
И вот эта ячейка решила пригласить к себе представителя нашей ячейки, познакомиться лично. Ехать на две недели, жить в общежитии техникума, при котором ячейка.
Я и думать не могла, что меня выберут! А выбрали, и поездку подгадали под ребячьи каникулы.
А уж как собирали! Девчонки разделились: одни мне советы про одежду дают, другие, наоборот, кричат, что это буржуазная глупость, что нечего про это и думать. Я за вторых, но маму все-таки попросила мне платье пошить. Она и сшила, да такое милое, что не только в Москву, в Париж ехать можно.
Мальчишки наши, конечно, тряпками не интересовались, но мне советов и наставлений дали немало. И трамвай-то посмотреть, и новые дома.
На последнем собрании перед поездкой о важном говорили, чтобы я внимательно все слушала, чтобы книг купила, чтобы с товарищами подружилась и к нам приглашала.
И вот я в поезде, в поезде!
Ночь. Все спят, только я все кручусь на своей полке, не могу уснуть.
Хотелось ехать в поезде, а сейчас страшно, кидает то в жар, то в холод.
Анюта потерялась, когда мы уезжали на поезде из Петрограда. Мы сидели на вокзале, потом прошел слух, что подали поезд, все засуетились, побежали, и мы побежали тоже, на вагоны налетали люди, папа бежал впереди, поезд гудел – собирался трогаться, папа посадил меня, маму, она тогда ждала ребенка, и тут она оступилась, он поддержал ее, отвлекся, сзади напирали, мы думали, что Анюта тоже в поезде…
Тогда папа соскочил на первой же станции, чтобы пробираться обратно в Петроград. Мама хотела с ним, но он не позволил: сказал, чтобы мы добирались до деревни, а он найдет Анюту и приедет с ней.
Помню, я вцепилась в маму, а она в меня. Папа, уходя, набрал нам полный чайник воды, и мы на станциях никуда не выходили, все пили, пили эту воду…
Из Вологды мы плыли на пароходе, помню огромные льдины за бортом. И наконец оказались в маминой деревне.
Папа приехал через полтора месяца, уже в начале лета, и он был один.
Вот и Москва!
Конечно, я ничего не успеваю записывать. Столько новых знакомых, событий, нового города, что мне просто некогда взяться за карандаш.
Меня встретили очень горячо, по-товарищески, сразу устроили в общежитие: притащили матрас и одеяло. Правда, спать не слишком удобно: ночью я проснулась вся в клопах и потом до утра не спала. Жаловаться товарищам я не стала, подумают еще, что я неженка. Ну, а потом я стала так уставать, что сплю без задних ног, не обращая на клопов внимания.
Куда меня только ни водили! И на фабрику, при которой этот техникум, и на Красную площадь, и в чудесный парк Сокольники, где по вечерам гуляет молодежь, и в театры, и в кино!
Мне так нравится Москва, я даже не знаю, как о ней писать. Она величественная; в ней есть все – огромные дома, театры, кино, клубы, но стоит чуть отъехать от центра – как там радуют глаз маленькие домики, почти такие, как у нас…
Я стала думать, что теперь мне будет скучно у нас: ведь ни театров, ни музеев у нас нет. Московские товарищи простые, славные, но я вижу, что они другие!
Словом, меня тянет московская жизнь, тянет и манит, и я всерьез стала думать, как бы сюда переехать!
Позавчера я была на заседании МОПРа. Иностранные товарищи рассказывали нам о своей жизни, говорили они, конечно, на своих языках, а переводил все один и тот же товарищ: невысокий, темноволосый, очень красивый. Ему, кажется, все равно было, с какого языка переводить, он так и говорил, почти не задумываясь. Он такой милый! Когда все закончили, я подошла ближе к сцене, он заметил меня и так мило, застенчиво улыбнулся… Я спросила у товарища Ивановой из моего техникума, кто это, и она сказала, что он председатель интернациональной комиссии, большой чин! Я бы с ним познакомилась, но мы спешили, надо было все пересказать нашей ячейке.
Завтра уезжать, а я все о нем думаю. Какие добрые у него глаза, какая чудесная улыбка.
– Какое счастье! – кричала Кадри, – какое счастье, какое невыносимое счастье! Все кончилось, Анюта, мы свободны, ты слышишь, мы свободны!
Прохожие поворачивали головы, некоторые улыбались, некоторые смотрели неодобрительно. Анюта дернула Кадри за рукав:
– Кадри, тише, пожалуйста. На нас все смотрят!
– Да пусть и смотрят, – не смутилась та, – пусть все знают о том, как я счастлива…
Они возвращались домой из гимназии – сегодня был последний день, им выдали аттестаты, подарили по книжке. Кадри сияла от счастья:
– Не надо больше зубрить эту бессмыслицу, не надо вставать рано по утрам…
Тетя Лидия уже ждала их около ратуши – было решено пойти в ресторан, отпраздновать такое знаменательное событие.
– Мамочка, ты красавица! – закричала Кадри, обнимая мать.
– Не кричи, Кадри, – укоризненно сказала тетя Лидия, – ну, поздравляю вас, мои девочки! Пойдемте, столик заказан…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
