Женщина-оратор возглавляла делегацию с Кавказа. Казаки были в своих живописных мундирах. Треть женщин были в костюмах из блестящих атласных юбок и белых кофточек с живописными шалями на голове и плечах. Это было настоящее шоу. Третий оратор был молодой человек 28 или 30 лет. У него атлетическое лицо и много огня в душе. Он был главой нескольких молодёжных групп и перед его речью разыгрался очень драматический спектакль. В задней части зала примерно на 10 футов выше пола перед галереей стояли восемь горнистов в небесно-голубой авиационной форме. Под звуки их серебряных рожков, в задней части зала и вверх по каждому из четырех проходов выстроились человек 400 молодых людей со знаменами, и штандартами в разноцветной униформе. И у женщин, и мужчин бросалась в глаза военная выправка. В каждом проходе стоял свой род войск – военные моряки, химические войска, парашютисты… Был даже один рекордсмен по прыжкам с парашютом.

Под размахивания знамён выступающий вбросил в зал пламенную вдохновенную речь, то и дело срывавшую аплодисменты. Затем под рёв горна они двинулись на выход, сопровождаемые восторженными аплодисментами. Это было здорово сделано и смотрелось очень эффектно.

Голосование по Конституции проводилось по каждой статье отдельно. При голосовании вручную каждый делегат поднимает красную карточку – это значит «да». Когда голосование было завершено, зал долго аплодировал, приветствуя сановников. Потом небольшая группа в задней части зала запела коммунистический гимн. Постепенно его подхватили остальные, и хором, не сбиваясь с темпа и без дирижёра зал спел несколько куплетов. Мелодия была типично русская с преобладанием минорных ноток. Каденция звучала медленно и величаво. В отличие, например, от «Марсельезы». Голоса исполнителей мне показались жёсткими, но партии выглядели гармоничными и с довольно отчетливо проступавшими тенорами и контральто. Это была очень трогательная вещь, оставившая впечатление силы и серьёзности.

Мне сообщили, что цели подобных распеваний – образование и подготовка политических активистов, которые со съезда вернутся домой на заводы и будут обучать тамошних работников всему тому, чему их научили здесь.

Марджори шлёт поцелуи твоим детям и нежные приветствия твоей Хелен.

Как всегда.

(Описывая впечатления от заключительного дня съезда, Дэвис перескакивает с одного впечатлении на другое, время от времени возвращаясь к уже освещённой теме, но с дополнениями, будто убежав мыслями далеко вперёд, вдруг неожиданно спотыкается о какое-то воспоминание, которое, считает он, необходимо занести в дневник или письмо старому другу. При этом поставить вспомнившееся на свое логическое место уже не получается – аккуратист-посол не любит кляксы и вымарывания – а переписывать заново лист нет охоты, да и времени. Сбрасывает всё в кучу в той последовательности, в какой вспоминается. Возможно с обещанием самому себе – дойдут руки, всё расставлю по местам. Но в итоге публикуются через несколько лет дневники без всякой коррекции. Так лучше передаётся ситуация: насыщенная событиями жизнь, плотность которой не позволяет остановиться-отдышаться и что-то изменить-отреставрировать-отполировать потом).

Москва, 25 января 1937 г.

В дипломатическом корпусе есть большое волнение по поводу следующего факта: что-то около семнадцати старых большевиков судят в Верховном суде СССР по обвинению в государственной измене. Они называют этот процесс «Суд над Радеком». Карл Радек – очень известный публицист и блестящий человек, у которого много друзей за границей. Судебный процесс открылся сегодня утром, и мне сказали, что проходит он в Доме Союзов, здании, которое при прежнем режиме называлось Благородным собранием и служило местом общения московской знати.

В 12 часов дня в сопровождении советника Хендерсона я пошел на это испытание. Специально были приготовлены билеты для дипломатического корпуса в ложу для приглашённых. Судебный процесс длился до 3 часов дня, после чего наступил перерыв до 18:00. Я побывал и на вечерней сессии с шести вечера до половины одиннадцатого. Для меня это было особенно увлекательно и интересно. По окончании вечернего заседания газетные репортёры, так же как и я, двинулись в буфет за пивом с бутербродами. Они с удовольствием уступают мне дорогу, понимая, что я гость, и помогают ориентироваться в ситуации.

Москва, 25 января, 1937 г.

Согласно протоколу, весь персонал посольства был обязан сопровождать меня в Кремль по случаю вручения моих верительных грамот. Все они были официально представлены президенту (Калинину). Затем мы (я и он) удалились в его офис для разговора тет-а-тет.

После церемонии для меня и всех сотрудников посольства русские устроили очень хороший обед.

Икра, икра везде и ни одного яйца, кроме как на столе комиссаров!! Мы просто не могли этого понять, почему! Я за обедом ненавязчиво поднял эту тему – мне сказали, что так принято, мы же гости.

Джон Д. Стамм, мой личный секретарь, сделал хорошие фотографии с этого обеда в большом зале.

Москва, 25 января, 1937 г.

ДОСТОПОЧТЕННОМУ

ФРАНКЛИНУ Д. РУЗВЕЛЬТУ

Уважаемый господин Президент!

К счастью, обычай выступать с официальными речами на процедуре представления верительных грамот отменён. У меня было двадцать минут с Калининым. Его приветствие было сердечным, и когда я сказал ему то, что вы лично говорили о нём, он захотел непременно ответить любезностью со своей стороны. И чтобы я её вам передал, выразив словами «приветствую вас, очень великий человек». Встреча была радушной.

Он заявил, что считает, что в разнице взглядов наших стран на одни и те же вещи всё имеет значение, но всё может быть скорректировано. Мой ответ был нашей домашней заготовкой: я выразил искреннюю надежду на то, что обе стороны подойдут к вопросу ответственно и с пониманием. Я сообщил, что наши предложения были спроектированы президентом США, и что я буду рад заняться делом по возвращении Литвинова в удобное для него время. Я стремился создать у них впечатление, что для нас это дело не столь большой важности, как для них. Калинин выразил удовлетворение тем, что, по его мнению, моя профессиональная подготовка достаточна для того, чтобы судить обо всём объективно и вне зависимости от того, что я, предположительно, мог бы слышать из дипломатических источников о враждебном характере Москвы.

Жду возвращения Литвинова, чтобы посмотреть, будет ли он затягивать долговой вопрос. Есть сведения, будто бы они вообще хотели бы забыть об этом спорном моменте. Если это окажется действительно так, буду придерживаться установленных вами направлений ведения переговоров.

С большим уважением,

Искренне ваш Джозеф Дэвис.

Москва, 25 января, 1937 г.

ПРЕЗИДЕНТ КАЛИНИН О СОВЕТСКИХ УСЛОВИЯХ

ДОСТОПОЧТЕННОМУ ГОСУДАРСТВЕННОМУ СЕКРЕТАРЮ

ОТЧЕТ ПОСЛА ДЭВИСА

ПРЕДСТАВЛЕНИЕ МОИХ ПОЛНОМОЧИЙ МИСТЕРУ KALININ

Строго конфиденциально

Сэр!

Имею честь сообщить следующее со ссылкой на официальное вручение верительных грамот Президенту Калинину.

Президент, г-н Калинин, принял меня в своём офисе, сел за стол и предложил мне стул. Так, чтобы я сидел лицом к г-ну Крестинскому с г-ном Нейманном. Присутствовали еще двое: г-н Уншлихт*, секретарь Союзного Совета Центрального Исполнительного Комитета, и г-н Хацкевич*, секретарь Совета Национальностей Центрального исполнительного комитета.

Президент Калинин предложил мне сигарету, и я поблагодарил его по-русски словом «спасибо», которое вызвало смех. Я сказал, что хотел бы выразить от себя лично, моей семьи и персонала посольства признательность советской стороне за любезность, проявленную советскими служащими на границе, а также помощь во время путешествия по советской территории до Москвы. Я подчеркнул, что это было комфортно и приятно. Затем я представил документ об отзыве моего предшественника и мои собственные верительные грамоты.