И ещё один нюанс: чтобы не перегружать тебя, дорогой читатель обилием кавычек, я оставлю только те, что были выведены пером Дэвиса. Цитаты из его дневника будут идти обычным шрифтом, а свои пометки, размышления, рассуждения и отступления я буду укладывать в курсив.

Вашингтон, 16 ноября 1936

Президент в этот день подписал документ о назначении меня его послом США в Союзе Советских Социалистических Республик. В тот же день о назначении сообщено в прессе.

Наблюдательный читатель наверняка заметил словечко «его» в этой фразе, которое вроде бы не совсем вписывается в грамотный литературный перевод. Но фокус в том, что «его» есть у автора дневника. И оно здесь – не описка. А очень важное, я бы даже сказал, ключевое слово. Рузвельт назначил Дэвиса не просто послом США, а СВОИМ (или именно ЕГО, если так понятнее) послом Америки в СССР. Личным представителем президента в Москве. Его ушами, глазами, мозгом, способным не просто воспринять и передать происходящее в Вашингтон, но проанализировать, выразить СВОЁ отношение, которое может и не совпасть с президентским. Но ни в коем случае не подстраиваться под мышление Рузвельта. Президенту нужна объективная информация с места с комментариями, которые не сможет дать человек, не варящийся в московском котле. Поэтому – ЕГО ПОСЛОМ. С правом говорить президенту все, что думает. И с индульгенцией на отпущение грехов, если хотите.

Вашингтон, 23 ноября 1936 г.

Принял присягу в кабинете государственного секретаря, в присутствии многих старых друзей. В их числе Пэт Харрисон*, Стив Эрли*, Джесси Джонс*, Дэн Ропер*, Миллард Тайдингс*, Джо Тумалти*, Дик Уэйли*, Лео Кроули* и другие. Дети и Марджори тоже присутствовали, что доставило мне особое удовольствие.

Вашингтон 14 декабря 1936 г.

Присутствовал на обеде, который дал в нашу честь советский посол [Александр Трояновский] и мадам [Нина] Трояновская в своей резиденции. Превосходный обед и отлично подано. Мы оба [с женой] получили огромное удовольствие.

Вашингтон 15 декабря 1936 г.

Продуктивно побеседовал сегодня с Самнером Уэллесом* по поводу Советского Союза. У него большой и разнообразный дипломатический опыт. Считаю, что он дал мне много полезных советов, да и представил своё мнение относительно СССР и ситуации в нём.

Похоже, что вне рутинной работы, такой как продвижение американских интересов и защиты американских граждан, задачи моей миссии в Москву выглядят примерно так:

Во-первых, вести переговоры о возобновлении торгового соглашения с этой страной – срок действующего истекает в следующем году. Соглашение предусматривает закупки американской продукции советским правительством. Требуется урегулирование ситуации, возникшей из недоразумения, которое случилось в связи с так называемым долговым соглашением. Это было частью прежних переговоров межу Президентом и Литвиновым, когда Соединённые Штаты признали СССР. Советское правительство отказалось выполнить то, что казалось его обязанностью – произвести определённые расчёты по российскому долгу перед США. Предстоит урегулировать эту проблему так, чтобы сохранить наше чувство собственного достоинства и восстановить дружеские отношения и сотрудничество с Советским Союзом. Особенно с учётом китайско-японской ситуации и вероятности начала мировой войны в Европе.

Мне надо хорошо изучить вопрос, насколько силён Советский Союз политически, индустриально и в чём состоит его стратегия отношений с Германией Гитлера и сохранения мира в Европе. Такие задачи моей работы в Москве я вижу пока отсюда.

Похоже, мне предстоит интересно провести там время, анализируя параллельно отношения, складывающиеся между Германией с одной стороны и Францией, Англией и остальной Европой с другой.

Нью-Йорк 30 декабря 1936 г.

Мы с Марджори пошли на прощальный ужин в отеле «Мэйфлауэр» (Mayflower – престижный отель в Нью-Йорке), организованный комитетом старых друзей, возглавляемым Генеральным прокурором Гомером Гаммингсом. Красивый жест моего старого друга Гомера, которому пришлось преодолеть некоторые трудности при организации мероприятия. Это было выдающееся собрание, на которое пришли большинство лидеров всех трёх ветвей власти независимо от партийной принадлежности. Меня это очень тронуло.

Собственно говоря, одним из не важных, но очень приятных последствий факта моего назначения был большой интерес к нему старых друзей, которые буквально завалили меня добрыми пожеланиями. На обеде были мои старые приятели из Федеральной торговой комиссии, включая всех тех, кто работал со мной, когда я был комиссаром Кордела при президенте Вильсоне.

Что меня удивило и действительно поразило, так это большой контингент, приехавший из Вашингтона, во главе со стариной Стивом Эрли (следеует перечисление из десятка имен и фамилий, которые на дальнейшее повествование влияния никакого не окажут, поэтому считаю возможным их опустить). Многолетние партнёры по работе, ставшие на этой почве друзьями.

Вашингтон 2 января 1937 г.

Мы с Марджори неофициально поужинали с президентом и миссис Рузвельт в Белом доме. Президент был в на редкость хорошей форме. После обеда мы с ним удалились в Овальный кабинет для получения мной последних инструкций по моей миссии. Принимая во внимание расхождение во взглядах между США и Советским Союзом на долговое соглашение, Рузвельт предложил мне вести себя дружелюбно, но сдержанно. Нам нужны хорошие отношения с СССР, но при этом необходимо демонстрировать, подчёркивать и намекать, что президент и госсекретарь глубоко разочарованы неспособностью (или нежеланием) их правительства выполнять возложенные на них обязательства. Мы, по мнению президента, должны всячески показывать, что не будем искать дальнейших переговоров – пусть Москва сделает первый шаг, ей это нужнее, чем нам.

«Подожди, – сказал он, – и посмотри, что будет». В это время он думал, что для меня будет полезно приложить все усилия, чтобы получить всю информацию из первых рук, на основе собственных наблюдений. Оценить силу режима с экономической и военной точек зрения, а также попытаться понять, как они оценивают возможность возникновения европейской войны, и какова будет их политика в случае её начала.

Вашингтон, январь 1937 г. (точная дата не указана)

Был у советского посла Трояновского. Он высказал опасения, что моё пребывание в Москве может оказаться для меня некомфортным из-за прохладного отношения со стороны советских чиновников, проявляемого вследствие возникших разногласий или даже недоразумений между США и Советским правительством. Кроме того он отметил, что советское правительство знает о моём капиталистическом мировоззрении и в курсе моего профессионального и делового опыта, полученного в период работы при президенте Вильсоне в качестве председателя Федеральной торговой комиссии. Исходя из этого, в России надеются, что в оценке их ситуации я буду исходить из реальности и судить об их проблемах объективно и беспристрастно.

Он был совершенно прав. Я ответил ему, что не собираюсь прятать своё мнение за общие слова и хочу играть в открытую. И надеюсь, что любые спорные вопросы могут быть решены за счет чёткого понимания позиции каждой стороны. Главным расхождением между правительствами был вопрос о долге. Я сказал Трояновскому, что работать буду по указанию президента и государственного секретаря. И лично я чувствую, что будет большой ошибкой правительства Советского Союза не разрешить недоразумение по вопросу долга. Это подрывает доверие, которое президент Соединенных Штатов и наше правительство высказывали относительно честности и надежности обещаний СССР.