– Советую всё-таки делать, что я говорю, – с нажимом обозначаю. – Потому что варианта у нас два. Либо ты подчинишься добровольно, либо я заставлю тебя это сделать.

Марина напрягается всем телом и задерживает дыхание. Чутко улавливаю это, и неожиданно злит, что она так меня боится. Хотя вроде бы это самый оптимальный из возможных вариантов нашего дальнейшего взаимодействия. Но меня не утраивает.

С этим потом разберусь. Сейчас куда важнее, что до Марины всё-таки доходят мои слова. Чувствую, как она обеспокоенно шевелится, не зная, что даже такими минимальными движениями нехило распаляет. Сжимаю челюсть и, кажется, чуть ли не затаиваю дыхание, наблюдая, как её лицо медленно и неохотно поворачивается ко мне.

Вот это глаза. Синие, чуть блестящие, бездонные просто. Смотрят на меня с таким надломленным выражением, что жалят по живому похлеще бритвы.

И стоит только мне внушить себе, что пора отбросить неуместные сантименты, как вдруг вижу в её взгляде ужас. Не страх, что-то другое.

– Кровь… – чуть ли не одними губами проговаривает она, глядя мне на шею.

Уж не знаю, как я сейчас смотрюсь, но в её голосе чуть ли не сожаление. О причинённой мне боли? Так я вроде бы похититель для неё, не человек.

Её неожиданные участие и мягкость обволакивают настолько, что я почти забываю о своей идее приучить девочку. Важнее вдруг становится получить от неё подтверждение, что это она о моих ранах так беспокоится сейчас, а не просто боится вида крови, например. Вопреки всему хочется верить, что это немое отчаяние на её лице вызвано раскаянием и сопереживанием мне, а не чем-то там ещё.

Ненавязчиво кладу ладонь на её окаменевшее плечо.

– Ну да, ты постаралась, – насмешливо говорю я, но получается как-то мягко.

– Я раньше никогда… Никого… – растеряно шепчет Марина, в этот момент, кажется, даже забывая о том, что лежит беззащитная и почти голая подо мной.

Зато я об этом не забываю и решаю, что самое время и ей напомнить.

– Хочешь сказать, что жалеешь об этом? – ласково усмехаюсь, скользя взглядом по её лицу.

Задерживаюсь на красивых, чувственных губах и буквально помираю от желания ощутить их вкус и податливость. И да, я прекрасно понимаю, что говорю сейчас с ней не как похититель с пленницей, да и веду себя тоже, но разрешаю себе этот момент. В конце концов, я тут типа ранен, так что имею право на послабления.

Потом разгребу то, что успею сейчас натворить.

– Я не знаю, – подумав, серьёзно говорит Марина. – Ты сам нарвался… – уже совсем тихо добавляет она и осекается, наконец, уловив мой взгляд.

Уверен, что он у меня чуть ли не горящий. Девочка явно смущается, да и я уже не могу сдержаться, чтобы хотя бы глазами её не раздевать, лаская. От этого даже простодушная честность её ответа не особо отвлекает, хоть и ошеломила слегка.

– А знаешь, на что нарвалась ты? – вкрадчиво интересуюсь. Марина чуть ли не вжимается в кровать, безошибочно уловив ход моих мыслей.

– Я… Я могу всё исправить, – поспешно и сбивчиво предлагает девочка, но я замечаю её взгляд на мои губы. – У тебя наверняка есть аптечка, а я неплохо справляюсь с ранами…

– Уверен, что ты не только с ними неплохо справляешься, – откровенно флиртую я, но в мыслях мелькает лёгкое изумление по поводу того, что домашняя богатая и избалованная Марина откуда-то умеет справляться с ранами, при этом никогда никого не калечив раньше.

И, кстати, это её признание – подтверждение того, что не крови она испугалась, а именно того, что сама её пустила. А значит, действительно за меня беспокоилась.

– Нет, только с ними! – пугливо восклицает Марина, снова поняв мой намёк. – С остальным я вообще… Я даже никогда не целовалась, – последнее она уже говорит настолько тихо, что приходится прислушиваться.

Не лучший способ остановить меня, ведь теперь я окончательно поплыл. Это признание только делает её ещё желанней для меня. Я никогда прежде не был с женщиной, у которой стал бы первым. А тут – целый клад, совсем неопытная девочка, которая и без того с ума сводит. Ну и пусть я на большее не позарюсь, не имею право, сам себе запретил. Но хотя бы первый поцелуй я могу у неё сорвать.

И сделаю это. Изгибаю губы в предвкушающей улыбке, мягко, но настойчиво, склоняюсь ближе, так, что мы уже ощутимо соприкасаемся телами. Ловлю её взгляд своим, держу, не отпускаю.

– Вообще, ты нарвалась на что-то покруче, но мне нравится твоё предложение, – чувственно проговариваю, поймав себя на том, что ещё ни с кем не был так осторожен и нежен, как с ней. – Так что да, ты сама залатаешь эти раны, а в качестве компенсации за них я заберу твой первый поцелуй.

Марина только и успевает, что растерянно приоткрыть рот, наверное, для возражений. Это если быть реалистом. Потому что хочется верить в другое – что это был призыв к действиям.

Но в любом случае, ждать я не собираюсь. И без того слишком долго держался.

Мягко касаюсь её губ своими, хотя больше всего хочется не осторожничать, а максимально погрузиться в поцелуй. Но помню, что для девочки он первый. А ещё чувствую, как она сжимает руки в кулаки, упирающиеся мне в грудь. Вроде бы не отталкивает, но барьер настолько ощутимый, что трудно с ним не считаться. Хочу улавливать каждую её перемену, хочу ощутить, как перестроится, как примет меня, как вовлечётся в процесс, как ответит…

А всё это уж точно будет, без этого не отпущу. Я позволил себе только один поцелуй, но на нём оторвусь сполна, испробую так, что надолго запомнится. Обоим.

Я осторожно втягиваю себе в рот нижнюю губу и провожу по ней языком, слегка, пробуя вкус и позволяя привыкнуть к ощущениям. Марина уловимо подрагивает, но я уже чувствую, что внимает моим действиям. Она не где-то там, а здесь, прислушивается к своим чувствам. А потому я добавляю к нежности напористость. Сминаю пока ещё напряжённые губы, поочерёдно уделяя внимание каждой и обеим вместе.

И вот, наконец, она отпускает себя. То ли сознаёт, что выбора у неё нет, то ли втягивается слишком сильно, чтобы сопротивляться. Наверное, всё вместе – та ещё смесь. Чувствую, как её рот непроизвольно смягчается, напор дрожащих рук ослабевает, кулаки разжимаются. Теперь пальцы сжимаются не в кулаки, а собирают в себя мою рубашку, своеобразно цепляются немного отчаянным жестом. Словно в попытке хоть как-то удержаться на плаву, контролировать нас обоих, а не раствориться в ощущениях. Но это бессмысленно, ведь я чувствую, как тело Марины неосознанно подаётся навстречу моему, позволив услышать бешеный стук сердца. Не знаю, что она чувствует, но очень хочется. Лёгкий страх всё ещё остаётся, но чего девочка боится на этот раз? Меня? Того, что я делаю? Своей реакции?..

Ведь ей нравится. Знаю наверняка, а потому наваливаюсь, уже почти лежу на ней, лишь слегка создавая себе опору одной рукой. Этого не хватает, чтобы перебить острое ощущение соприкосновения наших тел, от которого нас обоих уже ведёт. Целую увереннее, быстро касаюсь талии и бёдер. С трудом сдерживаюсь, чтобы полотенце не развязать и не проникнуть под него руками. Вместо этого пробую кончиком языка сомкнутые губы у входа, желая проникнуть внутрь. Они непроизвольно раскрываются, чем я сразу пользуюсь и дразняще скольжу языком. Пока ненадолго, лишь пробуя.

Девочка оказывается сладкой, я чувствую вкус мёда и корицы. Видимо, это её естественный, потому что ничего такого я ей поесть не приносил. Лёгкое касание губами, ещё одно, и мой язык проходит по её зубам, нёбу, встречается с её языком и вовлекает во взаимодействие.

Нежность затапливает, когда Марина окончательно сдаётся, и, чуть помедлив, робко отвечает, пробует новые ощущения с искренним любопытством. Как же всё-таки это по-особенному: целовать ту, к которой никто прежде так не прикасался. Она будто только моя, по крайней мере, сейчас.

Хочу и губами, и руками впитать её в себя, насколько это позволительно и возможно. Одной глажу нежную кожу плеч, а второй массирующими движениями пробираюсь ниже.

Марина, окаменев, замирает, когда я всё-таки слегка приподнимаю полотенце. Не так, как хотелось бы, но достаточно, чтобы оголить ноги почти полностью. Дальше не захожу не столько потому, что не хочу отпугнуть девчонку, а сколько потому что сомневаюсь, что тогда удержу себя в руках. И так позволяю себе уже больше, чем собирался. Но как иначе, когда её напряжение так скоро исчезло под нахлынувшими новыми впечатлениями? Девочка, оказывается, очень страстная, умеет полностью отдаваться моменту. Кажется, она даже забывает, что формально я – её похититель. Сейчас я для неё прежде всего мужчина.