– Хелп ми, хелп ми!

  Черт, конопатый кляп вытащил, кто-то совсем неподалеку ответил ему на бодром английском. Там, за группой раскидистых деревьев! Даже без листьев они дают достаточно места для прикрытия. Выхватываю с пояса наступательную гранату, выдергиваю чеку и швыряю в ту сторону, затем отбегаю дальше вперед по оврагу, жду разрыва и наобум делаю несколько выстрелов. Запасную позицию я также определил себе заранее, ныряю в промоину и оказываюсь за небольшим бугорком.

   Вот они голубчики! Грамотный у спецов-спасателей камуфляж, нам бы такой! Один из них держит в руках какую-то трубку. Смутно припоминаю ручной гранатомет из нашей Вьетнамской войны. Вот же дьявол! Пришлось выдать свою позицию, даже толком не прицелившись, но, кажись, в кого-то попал. Бегу обратно к промоине, когда передо мной внезапно встает черный султан разрыва. Что-то больно ударяет в грудь, и я проваливаюсь в темноту. Неужели Чернота таки схватила меня за задницу? Как все-таки безумно жаль покидать этот чокнутый мир!

– Командир, ты как?

  Сквозь что-то мутное на меня уставилась кудлатая голова. Кто-то прочищает мои глаза, изображение малость фокусируется, различаю Власова и Афанасьева.

– Товарищ сержант, вам осколок прямо в запасной магазин ударил, второй рядом, но крови немного.

  «Уф, пронесло!».

  Моя неуставная привычка надевать на выходы самодельный, пошитый из брезентухи «лифчик» поначалу здорово подбешивало взводного командира. Потом бойцы пригляделись, оценили и некоторые даже стали шить себе похожие. Уж больно неудобно сделаны местные варианты разгрузок. Я взял за основу "лифчики", которые советские бойцы носили в Афгане, ну а у тех ноги росли из китайских, поставляемых духам.

  Война обычно резко двигает всевозможный прогресс вперед. Неуставная одежда и обмундирование прощается ради эффективности. Зато сейчас я жив и… Вот же черт, как больно! Похоже, это осколок от разрывной гранаты во мне пошевелился. Плотная ткань «лифчика» его только чуточку приостановила.

– Сидите спокойно, Косарев, – слышу знакомый ворчливый голос. Это наш взводный санитар-коновал. Так Женю Брюхова в шутку обозвали еще в учебке, он ведь учился на ветеринара, но на фронте все сгодится.

– У вас, похоже, переломы ребер, сейчас наложу стягивающую повязку и сделаю укол. Ребята, помогите снять сбрую.

– Как он? – перед мои взором появляется лыбящаяся физиономия взводного.

– Проникающее ранение, товарищ лейтенант, ребра сломаны, но в целом нормально.

– Ой, бля!

– Терпи казак, атаманом будешь!

– Мы же не махновцы какие под зеленым флагом, – отвечаю кисло, но после укола стало полегче.

   Потапов и остальные смотрят на меня с подозрением. Тьфу ты, опять забыл, что не в своем слое нахожусь. В этом плане в Среднерусье было намного проще. Там твои воспоминания вызывали искренний интерес. Перед глазами все плывёт, хочется прилечь надолго и лежать, лежать…

– Ты это, ладно, выздоравливай, – взводный снова улыбается, списали мои слова на шок, – в госпитале тебя обязательно навестим. Метеосводку передали – в ближайшие недели сильнейший циклон обещают, так что отдыхать будем. Зато успели напоследок «товар» отхватить. Косарев – ты молоток, с меня причитается! Самолет нашли, двух "языков» взяли, спас группу противника выбили. За такие дела, знаешь, что бывает? Сейчас передам нашим, чтобы их вертолет ждали. Наверняка своих искать будут.

  Меня уже положили на носилки, и я слабо улыбаюсь лейтенантскому энтузиазму. Еще бы – ему-то светят капитанская шпала, а мне лишний угольник. Глядишь, таким Макаром до старшины дослужусь. Навожу справки. Мои все живы, только нашего боевого бурята зацепило шальной пулей, он садится в Бэтэр рядом, предлагая прикурить сигарету. Но самое главное – я совершенно не ощущаю вокруг себя предвестников смерти. Вот и не надо, на сегодня хватит.  Хватит.

Между небом и землей

   Вот не люблю болеть! В жизни кроме легких насморков, сезонных простуд как-то других серьезных заболеваний не случалось. Один только раз в третьем классе угораздило достать из холодильника испорченную колбасу, этой же ночью мое голодайство вышло мне боком. Да так лихо, что пришлось вызывать Скорую. В больнице мою тушку сначала определили в палату с парнем, который корчился от страшной дизентерии. По его стонам стало понятно, что это настоящий больной, а я так, симулянт.

  Огромная палата пятидесятых годов постройки по ночам казалась мне комнатой пыток, наполненной впитавшимися в стены мучениями и болезнями. Но видимо, на второй день врачи смогли со мной разобраться и перевели в другой, совсем маленький карантинный корпус. Там, в крохотной палате я и провел несколько дней выдержки. Делать было нечего, поэтому читал, все, что попалось под руку.

  Попались же, как ни странно, учебники истории старших классов. Мне в тот момент стало до ужаса интересно познавать жуткие главы из эпопей Английской и Французской революций. Раздирающие душу трагедии, бесчисленные жертвы, и в то же время гигантские достижения духа и торжество человеческого гения. Наверное, тогда во мне и проснулась любовь к Истории, и я стал делать определенные успехи в школе.

  Еще запомнилось, что больничные нянечки расталкивали меня рано утром только затем, чтобы сунуть в руку эмалированную кружку с донельзя приторным чаем. В соседней палате лежали мамочки в новорожденными, видимо, это у них и был такой распорядок дня. Но зачем будить в это время младшего школьника?

  Еще произошел один неприятный случай в армии, где в полевом лагере я здорово натер ногу, а опрелость взялась и воспалилась. В полковом медпункте на меня только глянули и тут же отправили в гарнизонный военный госпиталь. Вообще, солдатам срочной службы приходилось претерпевать множество издевательств как от старослужащих, так и от офицеров. В реальности армия выглядела совсем не так, как нам показывали её в кино. Но в странном медицинском учреждении под названием госпиталь метастазы подобной дикости и маразма буквально зашкаливали. Я на всю жизнь тогда уяснил, что был в той армии обычным мясом.

  В итоге за недисциплинированность при получении лечения, а также угрозы с моей стороны применить в отношении некоторых лиц насилие меня вскоре оттуда благополучно выпнули в родные казармы. Дело до дисциплинарного наказания не дошло, потому что моя часть относилась совершенно к другому ведомству, да и клал я перед дембелем на все их угрозы с приором. Долечивался я уже у гражданских врачей в городской больнице, а затем в казарме, раздражая дежурных офицеров неуставным видом в тапочках и в нагло выглядевших гражданских носках. Минусом из этой ситуации вышло только то, что уволили меня позже, чем я рассчитывал.

  Вот и здесь, в Кисловодском госпитале уже через неделю мне стало неизбывно скучно, и я опять заделался нарушителем дисциплины. Вот и сейчас ушел подальше от больничного корпуса, спрятался среди деревьев, усевшись на одинокую скамеечку, пользуясь ясной погодой, наблюдал за речкой Ольховкой. Пусть и не лето, но все-таки далеко не север. Курорты Кавказа радовали теплом даже поздней осенью. Чтобы было не так холодно поверх теплого «выходного» халата накинут общий «прогулочный» ватничек.

 Ноги в шерстяных носках, подарок от благодарных советских тружеников тыла. В руках последний номер «Красной звезды», самого лепшего местного источника информации о ситуации на фронтах. Народ в основном здесь слушает радио, а по мне там слишком много пропаганды и присущего ей вторичного бреда. В этом все эпохи похожи. Надо уметь выцеплять полезную информацию из шелухи общего треска.

  На фронтах пока в целом было затишье. В Северном и Норвежском море продолжается противостояние доблестного Советского флота и Роял Неви Британии с союзниками. Американцы пока крепко застряли в Черном и Средиземном морях. Египет, Алжир, Тунис – почти вся северная Африка полыхает антиколониальной войной, высасывая из Альянса ресурсы и так нужные в этот момент средства. В итоге Суэцкий канал оказался несудоходен, поставки нефти в Европу под угрозой.