Вот супруги почтенные, Смиты,
В них империи слышен мотив.
Но при этом просты и открыты,
Излучают сплошной позитив.
В прошлом связаны службой одною,
Представляют они средний класс.
Что-то видится в них основное –
Слово basic подходит как раз.
Их не грех образцами породы
Называть. Даже солью земли.
В жаркой Африке долгие годы
На работе они провели.
На семейном портрете у джипа
Рядом с парой легко разглядишь:
В длинных шортах, с косичками, – Пиппа,
Рядом Ларри – кудрявый малыш.
Но прожить захотелось вне миссий
Золотую последнюю треть.
Едут в Англию мистер и миссис –
Нянчить внуков и мирно стареть.
Дочь нашла себя, скажем, не сразу.
Но потом, подустав от страстей,
Стала дамой, приятною глазу,
С милым мужем и парой детей.
С Ларри проще, поскольку военный,
Не до личных ему катастроф.
Очень тянет спросить: «Здоровенный?»
Подтверждаю: как бык он здоров.
Впрочем, рано женился при этом,
Не тянул холостяцкие дни,
Ни к кому не сходил за советом…
Трёх детей настрогали они.
Старикам-то какая забота,
Если каждый обут и одет?
Внуки строем смеются на фото,
Улыбаются бабка и дед.
Жизнь военных – тычки да ухабы,
И семья тут смириться должна.
Ларри стонет: в отставку пора бы.
С облегченьем вздыхает жена.
Ах, как было бы это душевно,
Как об этом мечталось давно!
Всей семьёю обед ежедневно
И вдвоём по субботам в кино.
Только Ларри бормочет устало:
Дескать, ты, дорогая, прости!
Всё любовь, налетев, обломала –
Нам с тобой уже не по пути.
«Я ведь честно семейному плену
Свои лучшие годы отдал…»
В общем, Ларри ушёл. К джентльмену.
Вот такой получился скандал.
Эта новость убойна, как пуля.
Старший Смит на софе чуть живой,
Утешается джином бабуля,
А сестрица трясёт головой.
Но, воспряв на семейном совете,
Подавив огорчения стон,
Миссис Смит, повторяя «О, дети!»,
Занялась примиреньем сторон.
– Не чужие, – сказала, – друг другу.
Беды общие выше обид.
Оскорблённую Ларри супругу
Впечатлил её горестный вид.
Путь до сердца порою неведом,
Мы идём непрямою тропой.
Внуки снова у бабушки с дедом
Развлекаются шумной толпой.
Разведённая мама в ударе:
Жизнь идёт, кавалеров полно.
Под вопросом один только Ларри –
Он исчез с горизонта давно.
Что ж, у мальчика прямо на диво
Оказался характер непрост.
Миссис Смит не спеша, терпеливо
Начинает выстраивать мост.
А беседы с тематикой зыбкой –
Типа: «милая, если б со мной…» –
Принимает с приятной улыбкой
И прямой вертикальной спиной.
Невесёлые думы разбиты,
Им вовек не печалить чело…
Вот супруги почтенные, Смиты.
Лет пятнадцать примерно прошло.
Оперились и выросли дети,
Устоял процветающий клан.
Ларри так же кудряв на портрете.
Лысоват его друг Джонатан.
Общий бизнес, затеянный вскоре,
Цел и в узких кругах знаменит.
На портрете у берега моря
Джонатан приобнял миссис Смит.
Нынче славной канун годовщины,
Сто друзей написали «приду»…
Завершая работу, мужчины
Новый флигель возводят в саду.
Бабушку зовут все просто «Нанни»,
Прочие не вспомню имена.
Не секрет, что в их семейном клане
Главная, конечно же, она
И в каком-то смысле королева,
Хоть в трудах без продыху почти.
На стене коллаж – потомков древо.
С правнуками – больше тридцати.
Острый взгляд, натруженные руки,
Но притом достоинство и стать.
Вечно к ней заскакивали внуки –
То поесть, то просто поболтать.
Обстановка, может, бедновата,
Но – кастрюля супа, громкий смех.
Очень простодушные ребята.
(Впрочем, я не видела их всех.)
Куча кружек, будничные речи,
Мелкие житейские дела…
Иногда посадят в кресло Рэйчел –
Чтоб со всеми, значит, побыла.
Как же узнаваема порода!
Игры генов, тёмная вода…
Развита примерно на два года.
Где-то двадцать было ей тогда.
Да и по размеру те же двадцать:
Ложкой кинет – по лбу прилетит.
Рэйчел любит так потусоваться.
У неё хороший аппетит.
Выпасать её бывает тяжко –
Глаз да глаз, конечно же. Хотя
Рэйчел по характеру милашка.
Просто беспокойное дитя.
В этой драме всё не слишком тонко,
Не с кем спорить, чья была вина.
Но невестке, матери ребёнка,
Рэйчел оказалась не нужна.
Раз – и молча смылась, без стенаний,
До пакета социальных льгот.
Так что Рэйчел приземлилась к Нанни.
Папа с ними тоже не живёт.
Мать закрылась (что необъяснимо),
Хоть не покидала городка.
Встретится – проходит молча мимо.
Смотрит сквозь – ни слова, ни кивка.
А отец, хоть есть семья другая,
Часто видит девочку свою.
Называет Рэйчел «дорогая»,
Посидит немного и – «see you».
Но зато, по дворику процокав,
Помнится, нередко в ту пору
Младшая его, придя с уроков,
Навещала старшую сестру.
Как похожи! Странная картина:
Объявив порядок барахлу,
Собирает кубики Кристина.
Рэйчел рвёт журналы на полу.
Пацаны, в дверях толкаясь, бойко
Обсуждают, видимо, футбол.
Нанни завела посудомойку.
Новый мирный вечер подошёл.
Рэйчел спать идёт, переодета.
В доме затихает суета.
Вот спрошу:
– А вы могли бы где-то?..
Вроде есть подобные места
[3].
Очень осторожными словами
Закругляю мыслей крендели:
– То есть только дома, только с вами?
– Да, иначе плачет. Не смогли.
Пусть уж лучше будет здесь, со мною.
Управляюсь вроде бы сама…
Мучима неясною виною,
Я рулю к дороге сквозь дома.
Выдают нам бремя – значит, носим?
Господи, полегче заверни!
Лет прошло с тех пор примерно восемь.
Иногда вдруг вспомню: как они?
Жизнь свою чужою мерить глупо –
Всё равно ж по-своему пойму.
Лучше я сварю кастрюлю супа.
Слава богу, есть ещё кому.
