Когда я успел в неё влюбиться? Хороший вопрос. Я его себе не раз задавал. Вероятно, что не при первой встрече, а скорее, при второй-третьей, я полагаю, что всё произошло в тот день, когда мы двенадцать часов подряд проговорили. Любит ли она меня? Ну, если не свести этот вопрос в шутку, то я предположу, что нет. Хотя уверенности тоже нет. Ей ведь семнадцать, мне же немного больше, а подростковый период, как мы все знаем, период быстрой влюблённости или как она там называется. Короче, на эту тему можно действительно долго рассуждать, сейчас это уже точно не имеет значения, тогда я был уверен, что нет, она меня не любит, но считал, что это нормально, ведь мы знакомы совсем ничего. И если вдруг меня сотрёт из моей настоящей реальности, то в этой всё ещё можно будет исправить. И, после некоторых размышлений, я решил последний седьмой день посвятить только Мику, тем более все остальные особо со мной и не разговаривали, так что выбор был, можно сказать, очевиден.
*
Зайдя с Мику в домик, я сразу понял несовершенство моего гениального плана — устроить тусовку, состоящую из двух человек, в моём личном домике. Этот минус заключался в том, что место моего пребывания было засрано донельзя. Василий выселился всего несколько часов назад, а моё обиталище уже походило на большую помойку.
— Слушай, Мику, у меня возникла ещё одна великолепная идея. Может…
Договорить я не успел, девушка вошла за мной через дверь и, бросив первый же взгляд на обстановку домика, обомлела.
Ну да, удивиться было чему. Надо бы описать домик, но я даже не знаю, с чего начать. Может, с пары носков, висящих на большой лампочке? Нет, пожалуй, нужно начать по порядку.
Прихожая. Коврик, который играл роль прихожей. Он перевёрнут, но, по сравнению с остальной обстановкой всё в порядке, перевёрнутый коврик явно не та деталь, на которую стоит обращать внимания. Что должно находиться на коврике? Правильно, обувь. Где она? Выданная Ольгой Дмитриевной пара обуви ожидаемо оказалась не там, где нужно. Один ботинок валялся на подоконнике. Как он туда попал вообще? Второй лежал — подошвой вниз, разумеется — на моей подушке, которая валялась на бывшей кровати Василия. Вот как этот тут оказался, я прекрасно помню, со своей кровати я бросал ботинок, с целью, разумеется — пытался оставить отпечаток на стене, он упал на подушку, и мне было лень его подбирать.
Пол был весь в грязи, причём большая часть её, кажется, пришла от летающего ботинка. В центре комнаты на полу лежала большая гитара — спёр у Алисы просто так — и консервная банка…
Без понятия, как она здесь оказалась. Ладно, это не важно.
На шкафу висели трусы… И лучше бы они были мои… но нет.
Женские стринги оранжевого цвета. Я такие не ношу даже в состоянии алкогольного опьянения… Мда…
Я бы мог сказать, что я не помню, как они тут оказались, но память услужливо мне подсказывала, что это не так, я всё прекрасно помню. Спёр я и их вместе с гитарой у Алисы… Нет, нет, чисто по приколу! Я не из этих, не из анимешников, фе!
Не считая носков, висящих на световом приборе, и футболку, выкинутую мной в окно — хорошо, что её видно не будет — одежды больше не было. Куча вещей была разбросана по полу, но понять, была ли там одежда, было довольно сложно. Ну, разумеется, моя кровать была не заправлена. Покрывала и одеяла видно не было, однако я прекрасно помню, что засунул их под кровать. Ну, а подушка, как упоминалось, знакомилась с ботинком. Каким образом пережила этот ужас простыня — загадка даже для меня. Насколько я помню, у меня дома именно простыня постоянно терялась, пропадала и находилась в самых неожиданных местах, если вообще находилась. Однако здесь она словно Уилл Смит из фильма «Я легенда», вокруг разруха, трупы товарищей, а она последняя выжившая.
— Петь, что это такое? — спросила Мику, опомнившись от оцепенения.
Так… Всё под контролем. Надо делать вид, что всё так и было задумано. Есть два варианта, воскликнуть «Привет, свинарник» и делать вид, что у меня всегда так, но я ща уберусь. Либо корчить дурака и делать вид, что бардака нет.
Очевидно, нужно было выбирать первый вариант, но я никогда не мог устоять перед вариантом «корчить дурака».
— А что? Что не так? — я оглядел комнату, стараясь не замечать явный бардак.
Легко сказать. Легче просто закрыть глаза.
— Т-ты… Ты не видишь? Тут же страшный бардак! — кажется, от удивления — или возмущения — Мику начала заикаться.
Да! Первая стадия сработала! Продолжаем!
— Нет, тут порядок! Что тебя не устраивает? — я хотел ещё раз пройтись глазами по комнате, но понял, что второй раз могу не справиться с этой задачей, и не стал, ограничившись недоумевающим взглядом.
— Да всё не так! Ну вот, например, для чего тебе…
Только не носки. Только не носки! И не трусы, как я, блин, объясню женские стринги! И не банку! Блин, я даже не знаю, что из всего этого мне было бы легче объяснить.
— Гитара! Ты же не… — Мику запнулась. — Или стоп, ты умеешь играть на гитаре? Неужели умеешь? Не может быть, правда?
— Эм-м… Вообще-то это не моя гитара, я её немного одолжил у Алисы… Или как это у вас называется? Скоммуниздил, ха!
— Жаль, — Мику полностью проигнорировала вторую половину моей фразы. Услышав про то, что гитара не моя, она здорово расстроилась. — Я думала, ты умеешь играть.
— А я разве говорил, что не умею играть на гитаре?
— А ты умеешь? — она просветлела.
— Не-а!
Я прыгнул на кровать и принял удобное положение.
— Ну вот… Так, а это что? — Мику немножко пнула консервную банку.
Мозг сразу заприметил знакомую картинку, и я тут же вспомнил о появлении банки. Это же я её сюда притащил для того, чтобы в футбол ей с Васей катать. Ещё до того, как мы поссорились.
— Ну это… Это банка, она… — нужно срочно придумать оправдание. Хорошее оправдание, а не как обычно. — Она мой друг!
Охерительно придумал, мать его!
— Твой друг? Ты серьёзно?!
— Ну да! Я постоянно с ней беседую, там, играю в города, я ей Санкт-Петербург, она мне Ленинград, а я ей снова Санкт-Петербург, круто играем! — Боже, что за херь я несу, ладно, мне не привыкать, продолжаем. — Она у меня Васю заменяет, причём довольно успешно, молчит, меня не перебивает, отличный собеседник. Вот смотри! Банка, ты же мой друг?
Я уставился на банку. Та уставилась на меня и согласна промолчала.
— Вот! А Мику не верит, что ты мой друг, как думаешь, нужно ли её наказывать? — Моё внимание было сосредоточено на банке, но краем глаза я заметил, как Мику покраснела.
Э-э, а почему?
Банка подумала и решила игнорировать Мику.
— Вот! Она решила тебя игнорировать! Банка, назови мне число, которое получится, если сто поделить на ноль.
Банка промолчала.
— Верно. На ноль делить нельзя! Никакого числа не получится. Видишь? — Я повернулся к Мику и ужаснулся.
Та внимательно изучала трусы, висевшие на ручке шкафа.
— А это чьи? Банка оставила?
— Конечно! — с радостью согласился я. Более нормального объяснения я всё равно придумать бы не успел.
Мику скорчила невероятно грустную мордашку, похожую на мордашку котика из Шрека, и я понял, что оправдание нужно менять.
— А-а, не! Это Васины! Он забыл. Кажется, он такое носит. Я убирать не хочу, вдруг он придёт за ними.
Расстроенная Мику пропала. Вернулась первая и основная модель девушки — Мику в замешательстве.
Мне поверили! Охереть! Даже я сам в эту хрень бы ни за что не поверил! Теперь надо бы не встретить бывшего приятеля.
— Понятно… А тебе не кажется, что тут нужно немного убраться?
— М-м-м… Нет. Ну, если ты так хочешь, то можешь убраться, я не буду тебе запрещать.
Мику снова сделала грустное лицо.
Так нечестно! Надо сражаться словами, а не грустными мордами. Так у меня нет преимущества!
— Ладно-ладно! Я понял, давай тогда, я не знаю, что-нибудь придумаем…
Через десять минут мы уже находились в невероятно чистом и ухоженном помещении. Грязные ботинки пропали, банки не было, трусы испарились. Царил порядок. Чтобы его навести мне потребовались всего лишь немножко усилий и желания. Следуя зову любви, я с невероятной ловкостью и усердием…