Почувствовав, как возбужденная плоть настойчиво касается ее живота, скользя к лону, Тауриэль часто и слышно задышала, неосознанно прикрыв глаза и сжав ладонью короткую траву, впившись ногтями в рыхлую землю. Заметив это, Трандуил наклонился к шее эллет и, оставив на ней нежный поцелуй, провел губами по коже, легко касаясь острого подбородка.

Подобные прикосновения, столь нежные, чувственные и сладостные, позволили Тауриэль расслабиться, отдавшись умелым ласкам Владыки. Когда же Трандуил, проведя кончиком языка вдоль изломанной линии ключиц эллет, обхватил губами мочку ее уха, она забыла, как дышать. И в тот момент, когда Тауриэль, охваченная сладостными и жарким пленом губ и языка Владыки, сильнее развела стройные ноги, эльф вошел в нее, сорвав с девичьих уст жалобный и болезненный вскрик, который он в ту же секунду заглушил в страстном и жадном поцелуе.

Почувствовав неприятную и жгучую боль, Тауриэль вновь попыталась отодвинуться от эльфа, высвободившись из-под веса его тела, однако Трандуил не позволил ей совершить задуманное. Вместо этого он принялся покрывать поцелуями залитое легким багрянцем лицо эллет, губами собирая прозрачные соленые капли, что, подобно бисеру, скатывались по ее щекам.

Некоторое время Тауриэль не издавала звука, и лишь по ее вздрагивающим плечам можно было понять, что в этот момент она испытывала отнюдь не наслаждение. Осознание этого вынудило Трандуила резко сглотнуть, прикрыв глаза и сильнее сжав пальцами траву в попытке хоть немного обуздать бушующее внутри пламя, которое неумолимо требовало выхода.

И хотя эльфу было крайне нелегко сдерживать себя, он слишком дорожил воспитанницей, чтобы без зазрения совести эгоистично потакать собственными прихотям, причиняя эллет тем самым еще большую боль. И только когда Тауриэль сама поддалась бедрами ему навстречу, Ороферион, облегченно вздохнув, сделал уверенный толчок, полностью войдя возбужденной плотью в ее лоно, услышав сдавленный болезненный стон.

Когда же Трандуил вновь поддался бедрами вперед, то почувствовал, как Тауриэль сильнее прижалось к нему всем телом, а ее руки обвились вокруг его шеи, сжав платиновые густые пряди. Эльф в ответ на подобный жест припал губами к скуле эллет, став прокладывать дорожку из горячих и долгих поцелуев к острому уху. Когда же Трандуил провел языком по извилистому хрящику, Тауриэль не смогла сдержать тихого стона, в следующий же момент прошипев от глубокого проникновения.

Трандуил больше не останавливался, продолжая совершать ритмичные и глубокие толчки, вынуждая эллет обвивать ногами его талию и двигаться бедрами навстречу в попытке подстроиться под заданный эльфом темп. И уже через несколько фрикций любовники, охваченные запретной страстью, задвигались в унисон. И хотя Тауриэль продолжала испытывать оттенки боли и дискомфорта, хриплое и прерывистое дыхание Владыки, его едва сдерживаемые, приглушенные стоны и горячее дыхание, опаляющее кожу, вызывали в ней странное и необъяснимое наслаждение.

Осознание того, что Владыка испытывал столь сильное наслаждение, овладевая ею, вынуждало нечто глубоко внутри Тауриэль трепетать от восторга, в то время как ее тело окутывала волна необузданного обжигающего пламени, что, растекаясь по венам, вызывала сладостное томление внизу живота.

И уже через несколько толчков Тауриэль сквозь туманную пелену, окутавшую ее разум, поняла, что приглушенно стонет, утыкаясь лицом в плечо Трандуила и не сильно, но ощутимо прикусывая сквозь белую ткань рубахи бледную кожу.

Происходящее было похоже на настоящее безумие — сладостное, неправильное, недостойное — которое, овладевая разумом, вынуждало потакать собственным прихотям и желаниям, получая при этом ни с чем не сравнимое наслаждение. А боязнь быть застигнутым случайным свидетелем заставляла с еще большим упоением вкушать запретный плод.

И в какой-то момент Тауриэль, забыв об осторожности, не смогла сдержать блаженного стона, вынудив Орофериона непроизвольно зажать ее рот ладонью. Однако уже совсем скоро эльф почувствовал приближение заветного экстаза, а потому, убрав руку от лица эллет, сжал горячими ладонями округлые девичьи бедра, начав едва ли не рывками дергать ее на себя.

Когда же эллет, охваченная долгожданным и сладостным экстазом, выгнулась на траве, приглушенно простонав в шею Владыке и с силой сжав ладонь на его плече, впившись короткими ногтями в кожу, Трандуилу понадобилось лишь несколько толчков, чтобы последовать за ней. И когда это произошло, эльф, возведя прикрытые глаза к темному небосводу, открыл рот в беззвучном стоне, почувствовав, как тело в одно мгновение наполнилось свинцовой тяжестью, а мысли вылетели прочь, оставив после себя лишь звенящую и блаженную пустоту.

В следующую же секунду эльф ощутил, как теплая и нежная ладонь касается его лица, почти любовно оглаживая скулу и линию челюсти. Медленно открыв глаза, Трандуил опустил взгляд на лежащую под ним Тауриэль, которая, несмотря на то, что была частична обнажена, не обращала ни малейшего внимания на ночную прохладу. В глазах же эллет не отражалось ничего, кроме умиротворения и тихого блаженства от охватившего ее минуту назад экстаза.

Заметив этот взгляд, Трандуил не смог сдержать легкой, едва заметной улыбки. Медленно наклонившись к воспитаннице, эльф оставил на ее губах нежный, чуть ли не отеческий поцелуй, который, однако, вынудил Тауриэль ощутить странное, но приятное тепло, что обволокло все тело, приливая к высоким скулам и оставляя на них легкий багрянец.

Когда же Трандуил, небрежно поправив на себе одежду, лениво лег рядом на влажную траву, Тауриэль не смогла сдержать кроткой и смущенной улыбки, заметив которую, эльф печально усмехнулся, возведя взгляд в звездное небо. На секунды между ними воцарилось напряженное молчание, словно оба упорно продолжали держать в себе нечто действительно важное, боясь, что если произнесут это, то навсегда разрушат момент.

И казалось, что никто из них не пожелает нарушить этой тишины, предпочтя оставить глубоко внутри себя напряженные и неприятные мысли. Возможно, подобный расклад стал бы наиболее подходящим для тех, кого случайным образом свела коварная судьба, вынудив отдаться неправильной и пылкой страсти.

Возможно, было бы лучше, если бы они оба забыли об этой ночи как о страшном сне, продолжив идти по намеченному ими ранее пути… Вот только ни Тауриэль, ни, тем более, Трандуил не желали предаваться забвению, вычеркивая из своей жизни нечто столь дорогое и близкое сердцу.

— Я догадываюсь, почему ты пошла на это… — первым нарушил тишину Трандуил, вынудив эллет вздрогнуть, бросив на него настороженный взгляд.

Слова, произнесенные подозрительно сдержанным тоном, заставили эллет напрячься всем телом, несильно прикусив губу. Трандуил говорил так, словно они обсуждали нечто обыденное, не имеющее ни для кого из них значения. Вот только Тауриэль знала, что это было отнюдь не так…

— Но могу ли я надеяться на то, что ты все же передумаешь и останешься в Эрин Гален… Рядом со мной, — едва слышно сглотнув подкотивший к горлу ком, произнес эльф, чувствуя, как сердце ускоряет ритм, отдаваясь гулом в ушах.

«Вот он — момент истины», — пронеслась в разуме Тауриэль предательская мысль, вынудившая ее сглотнуть неприятный и болезненный ком. Язык прилип к нёбу, а слова, что долгие месяцы кружились в голове эллет, подобно необузданному зимнему вихрю, казалось, и вовсе испарились. И Тауриэль, захваченная врасплох неожиданным вопросом Владыки, долгое время молчала, безуспешно пытаясь придумать наиболее достойный ответ.

Солгать Тауриэль не решалась, прекрасно понимая, что Трандуил раскусит ложь, насколько бы умело та не было сокрыта. Сказать же правду эллет боялась… Хотя бы потому, что теперь сама не могла понять, что же для нее являлось действительно желанным. Еще вечером Тауриэль была убеждена в том, что свобода — это единственное, чего она хочет и к чему тянется.

Свобода от стен, от воспоминаний, от разочарований и боли… От всего того, что вынуждало ее чувствовать себя дикой и необузданной птицей, запертой в клетке, которая, желая вырваться на волю, безуспешно бьется о железные прутья, нанося себе раны. Тауриэль хотела освободиться от груза прошлого, который тянулся за ней, подобно балласту, препятствуя двигаться вперед.