В первые секунды игра воображения не давала сосредоточиться ни на чём, кроме силуэта. Хвост… крылья… Я зажала рот кулаком, чтобы не закричать, пронзительно и жутко, как Зев Гуг. В тишине отсека дыхание с шипением рвалось из груди. Ка-Пча сверлил болтами ушные проходы, а взглядом – меня. Я ещё не решила, доверять ли ему, и взяла себя в руки.

Салфетка была тёплой и чуть влажной. Хотелось думать, что схема Нормана сохранила именно его, ещё живое, тепло. Может быть, действительно он был единственным нормальным на нашем дне. Потому что ему удалось невероятное. Зарисовать план. Вот только природа не заложила в Нормане тяги к побегу. Я припомнила: его санитаром была нелепая рыба-капля. Грустная и безобидная. А ко мне взывали хвост и крылья на схеме. Может, это он прощал меня с того света? Или куда там уходили минори, погибая?

«Она твоя ши?» – «Моя жи».

Как ему удалось вместить так много света в полтора слова? Что же я скажу детям, когда вернусь? Я выбралась из красных коридоров карминского бункера и оказалась в аду. Наверное, я опять нырнула глубоко в себя. Кто-то тряс меня за плечо.

– Эмбер. Ты промываешь слёзные каналы?

– А, да, Еклер, – как же хотелось, чтобы меня разбудил другой голос, но я помотала головой в той реальности, из которой мне предстояло бежать в одиночку. – Всё в порядке. Вот скажи как робот. Ты замечал, что санитары используют всюду один и тот же ключ?

– А тебе это зачем? Это не то, о чём следует знать санитарам?

– Еклер, здесь обитают опасные сумасшедшие. Что, если кто-нибудь изготовит отмычку и сбежит? Ключ-то хотя бы электромагнитный?

– Из-за высокой влажности и магнитных бурь в бентосе механические замки. Я уверен, потому что, когда их меняли, я целую неделю питался штифтами. Да, ключ один, но рядом с лифтом всегда дежурит санитар. И бежать на Зимаре некуда.

Двери, отмеченные чёрным на схеме, не имели замочных скважин изнутри жилых отсеков. Даже если бы я пробралась в отсек 5, то попасть оттуда напрямик в лифтовый холл было нельзя. Но меня заинтересовали заметки, которые Норман оставил на схеме.

«Из отсека 2 моментально попадают в дальний туалет!»

«Отсек 3 успевает на тренинг быстрее всех!»

«В ОБОИХ туалетах слышен карцер!»

Его это дезориентировало, но для мехатроника всё было очевидным. Минипорты. Как это я раньше не догадалась? Так, утром Гриоик выводил меня из отсека 6 прямиком в коридор между столовой и комнатой групповой терапии. Никакого коридора между ними на плане не значилось. Но всё прояснялось, стоило добавить в уравнение телепортацию. Эзеры обожали воровать имперские технологии.

– Сегодня на групповой терапии упоминали доктора Кабошона, – сказала я, будто бы уходя от скользкой темы с ключами. – Почему он уволился?

– Мой санитар признался, что доктор Кабошон бесследно пропал. Это он изобрёл знаменитый анимедуллярный ляпискинез. Перемещение души из мозга в камень, если переводить дословно. Великолепная технология.

– Звучит так, будто ты бы не отказался от процедуры.

– Разумеется. Что за робот отказался бы усовершенствовать мозг? Вот только один Кабошон догадался, как частично сохранять пациенту его собственное сознание. Но так и не получил патент. Ляпискинез без него так и проводят по старой технологии. Такая потеря для науки.

Рядом с гамаком Еклера чернела замочная скважина в смежный отсек 5. Я пока не придумала, как скрыть от Еклера план по изготовлению ключа из фольги. И уж тем более, как перетянуть Ка-Пчу на свою сторону.

Вечером, когда нас выводили в туалет, я нашла аккуратно разглаженный кусок алюминиевой фольги. Эстресса приклеила его под раковину на жижу от завтрака. На блестящей поверхности она выдавила:

«Грузовая гломерида послезавтра ночью».

Я смяла фольгу и зажала в кулаке. Эстресса намекала, что, если я не хочу замёрзнуть, едва выбравшись на волю, то должна поторопиться. Вряд ли на Зимару возили грузы каждую неделю.

Когда в отсеке гасили дневной свет, оставалась слабая иллюминация вдоль стыков на стенах. В мистической полутьме я приложила фольгу к правому запястью и скопировала отпечаток. Аккуратно выдавив нужную форму, принялась наслаивать и уплотнять фольгу, пока отпечаток не стал похож на кончик щупальца, которым Гриоик отпирал отсеки. Настала пора испробовать ключ. Выбор пал на скважину, дверь которой вела в пустой коридор между столовой и комнатой групповой терапии. В самом деле, не ломиться же к Эстрессе в смежный отсек посреди ночи. Ключ подошёл с первого раза.

Но не провернулся. Фольга оказалась слишком мягкой. При второй попытке ключ вообще скукожился на полдороге. Я пожевала алюминий, уплотнила ключ – но он всё равно гнулся и рвался при повороте. А ведь даже при лучшем раскладе мне пришлось бы использовать ключ дважды. Моё плечо сцапал Еклер:

– Ты пытаешься сбежать, дикая кожура!

– Постой! – я перехватила его руку своей, как клещами. – Ты не можешь сдать меня механическим санитарам. Я человек. Они навредят мне!

– Тогда я позову доктора Видру, – упирался Еклер.

– Нет, не можешь. Знаешь, в чём отличие между эзерами и шчерами?

– Разумеется, – с вызовом вскинулся Ка-Пча. – Эзеры – насекомые, способные превращаться в людей, а шчеры – люди, способные…

– Вот именно, – перебила я и подняла указательный палец к его носу. – Я – человек, а доктор Вион-Виварий Видра – нет.

Еклер вырвался, но явно смутился. Он шатко вернулся в гамак и уселся в нём, молча кусая щёки изнутри. А я осталась вариться в недоумении. Чем можно было укрепить чёртов ключ? Еклер ворочался, напрочь забывая жужжать и пищать, и наконец подал голос:

– Ты погибнешь на воле. Там бескрайняя ледяная пустыня. Если я не пущу тебя, это будет проявлением заботы.

– Послезавтра прибывает грузовая гломерида.

– А, тогда не о чем волноваться, – бодро выдохнул Ка-Пча и добавил:

– Потому что ты точно никуда не уйдёшь.

– Это ещё почему?

– Сонар Гуг в пятом отсеке с ума сходит от гула тормозных турбин, когда корабль садится на лёд. В прошлый раз Зев Гуг начал орать, и нам всем пустили газ. Зажать ему рот сложно, а если попытаешься, Бельма и Сонар начнут биться головами о стены. И нам опять-таки пустят газ. Спокойной ночи.

* * *

– Эстресса, мне нужен лёд.

На следующее утро я была самой подозрительной в столовой, потому что уплетала жижу за обе щеки. Я же не хотела свалиться в обморок при побеге. Или умереть от истощения в грузовой гломериде. Сюда-то она везла провиант, а обратно – мусор.

– Лёд есть только в комнате групповой терапии, – шепнула клякса. – А ни ты, ни я в ближайшее время туда не попадём. Ни даже Сомн. Из более-менее адекватных остался только Шампу, эзер из отсека 4. Но я не знаю, когда его очередь идти на тренинг.

– А сегодня чья?

– Триады Гуг и Трюфеля. С жабами из Триады лучше не связываться. А Трюфель попросит об ответной услуге.

– Пообещай от моего имени что угодно, – расщедрилась я. – Завтра ночью меня здесь уже не будет. Но ему ведь необязательно знать. Скажи, что лёд мне для обезболивания ожога.

– Звучит правдоподобно. Но ведь он растает до срока.

– Выбора нет. Впрочем, в отсеках холодно… и у меня есть фольга. И… попроси тогда кусок побольше.

* * *

Кусок льда размером с кулак плавал в унитазе, когда вечером я отправилась по нужде. Если не знать, что и где искать, прозрачный многогранник почти невозможно было заметить. После отбоя я откусила от большого куска подходящую часть и долго плавила горячими пальцами, чтобы придать нужную форму. Готовый ключ обернула фольгой, чтобы не подтаял слишком быстро. В остатки фольги отправился и большой кусок, и я надеялась, что назавтра от него хоть что-нибудь останется.

– Неправда, мне не вынут, не вынут мозги-и-и! – воскликнул Зев Гуг, внезапно садясь в гамаке. – Доктор Видра сказал, что убийца минори ведёт себя хуже!.. Следующая – она, а не я, не я!