Бронзовая женщина обогнала филасозавра, который попытался было преследовать ее, но быстро отстал в облаке поднятой ею пыли. Чудовище злобно зарычало вслед беглецам, и остальные филасозавры дружно подхватили его рык.

Впереди показались последние повозки каравана.

Женщина рванула вдогонку, но даже ее значительной скорости оказалось недостаточно. Когда до последней повозки оставалось всего несколько десятков шагов, караван набрал скорость. Вереница повозок начала удаляться.

«Так близко…»

Но тут у Райфа в груди все оборвалось. Женщина высоко выпрыгнула вверх, взмывая в воздух, словно пустынный заяц, спасающийся от смертельного укуса аспида. Пролетев последний участок, она с силой налетела на заднюю часть повозки. Райф не удержался бы, если бы не ее крепкая хватка. Другой рукой женщина ухватилась за борт.

Женщина постаралась как могла затолкнуть Райфа наверх, едва не уронив его, но он вцепился в борт и забрался в повозку. Оказавшись на груде железной руды, Райф растянулся на спине, обессиленный и измученный, не обращая внимания на острые камни, впившиеся в тело. Ему было все равно. В настоящий момент это было самое уютное ложе на свете.

Забравшись в повозку, женщина устроилась рядом с ним на коленях. Она оглянулась на поселок.

– Все в порядке, подруга, – выдавил Райф. – Теперь нас не догонят.

Он даже не потрудился проверить, нет ли за ними погони. Колеса повозок вращались все быстрее. Мало кто из живых существ мог сравниться в скорости с пескокрабами, способными обогнать даже почтовую ворону. При такой скорости караван достигнет Наковальни задолго до того, как туда можно будет прислать сообщение. А оказавшись в городе, Райф быстро затеряется в беспорядочной сутолоке порта. Быть может, если потребуется, он даже сядет на какой-нибудь отплывающий корабль.

– Мы в безопасности, – выдохнул Райф, подбадривая не только женщину, но и себя самого.

Он потрепал ее по бедру, вновь отметив странную податливость бронзы, словно это была лишь загорелая плоть.

Женщина не обращала на него внимания. Ее взгляд был устремлен на небо, но не на солнце. Она смотрела на горизонт, на низко висящую заходящую луну. Райфу вспомнились его первые впечатления о ней, то, как ее облик напомнил ему Охотницу. На луне устроили свой дом и черная Дочь, и серебристый Сын. Говорили, что они постоянно гоняются друг за другом, снова и снова, что приводит к убыванию и нарастанию луны. Однако эта гонка вызывала жаркие философские споры. Кто кого преследовал, Дочь Сына? Или наоборот? Из-за этой религиозного противоречия неоднократно велись кровавые войны.

Однако в настоящий момент Райфу не было до этого никакого дела.

«Я свободен!..»

Подняв лицо к небу, он расхохотался.

Это казалось невозможным. Его захлестнула радость, успокоившая бешено колотящееся сердце и учащенное дыхание. Он наконец сел и окинул взглядом караван, растянувшийся по морю превратившегося в черное стекло песка, расплавленного каким-то природным катаклизмом. На блестящей поверхности сверкали ослепительные солнечные блики.

Зной усиливался. Райф огляделся вокруг. Им нужно было укрыться от прямого солнца – по крайней мере, ему точно. Райф задумался над тем, как лучше всего выкопать укрытие в груде руды.

«Похоже, моя работа рудокопом еще не закончилась».

Несмотря на палящее солнце, Райф снова повернулся к стоящей рядом с ним на коленях загадке. Кого именно он украл у Исповедников? Что за дух заключен в этой бронзе? Райф вспомнил, как архишериф обмолвился о надвигающейся войне, сказав, что это изваяние сможет переломить ее ход. Войско, возглавляемое подобным созданием или целым легионом подобных созданий, будет непобедимым.

И все же Райф в глубине души чувствовал, что такое использование бронзовой женщины было бы чем-то неправильным.

«Это не в ее природе».

Он постарался прочитать выражение ее лица, обращенного к луне. Теперь на ее чертах застыло горе, словно она скорбела по большой утрате. Райф протянул было к ней руку, но в последний момент остановился. Он был обязан этому существу, этому духу, который дал ему свободу, спас жизнь. Райф хотел спросить у женщины, как ему оплатить такой долг, но опасался, что она не может говорить. А может быть, ей просто требовалось больше времени, чтобы дух полностью обосновался в бронзе. В любом случае Райф ничего не мог сказать.

Они оба хранили молчание. Женщина не отрывала взгляда от луны. Караван продолжал свой путь на север, и Райф устроился поудобнее. Его охватила летаргия, порожденная смертельно опасными испытаниями, выпавшими сегодня на его долю. Слушая доносящееся спереди пение возничего, размеренный скрип колес, Райф рассеянно подумал о том, что нужно приниматься за рытье укрытия, однако его тяжелые веки сомкнулись.

Через какое-то время его разбудил прозвучавший рядом тихий стон. Открыв глаза, Райф повернулся и посмотрел на женщину, чей взгляд по-прежнему был прикован к горизонту. Он не смог определить, этот стон был выражением бесконечной скорби или же первой попыткой заговорить.

Тем не менее у него по спине пробежала холодная дрожь.

Губы женщины снова приоткрылись, сказав одно-единственное слово, обращенное к луне.

– Гибель…

Никс очнулась, внезапно потеряв опору. Она отчаянно взмахнула руками, пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь, чтобы остановить падение. Сердце застряло у нее в горле. Это ощущение было ей хорошо знакомо: в прошлом она не раз, находясь в полудреме, чувствовала, как мир под ней рушится. В такие мгновения девушка судорожно дергалась – и тотчас же, проснувшись, обнаруживала, что в полной безопасности лежит в своей кровати.

Но сейчас все было иначе.

Продолжая падать, Никс лихорадочно молотила руками и ногами окружающий ее мрак – не прогоняя его, а наоборот, притягивая к себе. Темнота была для нее такой же привычной, как собственная кожа. Далеко внизу усиливалось сияние. Брыкаясь, хватаясь, девушка пыталась остаться в уютных тенях, однако ничто не могло задержать ее полет навстречу свету.

Никс попробовала закрыть глаза рукой, защититься от яркого света, однако что-то крепко схватило ее за запястье, не желая отпускать.

До нее долетели слова, прозвучавшие где-то далеко и в то же время прямо у нее над ухом:

«У нее опять судороги?»

Знакомые интонации ответа уняли ее панику.

«Нет, не думаю. – Никс узнала спокойный, уверенный голос настоятельницы Гайл. – Это что-то другое. Она словно сопротивляется, не желая пробуждаться в своем собственном теле».

И с этими словами нахлынули воспоминания – словно прорвалась плотина, выпуская бурлящий, пенистый поток ужаса.

…бег вверх по лестнице…

…угроза изнасилования и отчисления…

…струи горячей крови, текущие сквозь ее оледеневшие от страха пальцы…

…обезглавленное тело…

…громадная тень, возникающая в дыму…

…сокрушающая кости тяжесть, придавившая грудь…

…клыки и яд…

…немыслимое насилие…

…после чего сплошной мрак.

Внутри крепло, набухая, одно последнее воспоминание, прогоняя прочь все остальное. Тысячи криков и воплей заполнили голову Никс, ее тело – и наконец, не в силах сдерживаться у нее внутри, вырвались наружу через горло. Мир внутри нее снова содрогнулся, становясь все более жестоким. И тем не менее за всем этим девушка ощущала абсолютную тишину без конца и края. Она внутренне съежилась, спасаясь от ее необъятности и неизбежности.