— Тебя так сильно оглушило клятвой, да? Дочка, постарайся, ты должна быть очень вежливой с госпожой Черис.

— Клятвой?!

Что за чушь?!

— Госпожа Черис купила тебя, — бесхитростно поясняет Лизи. — Госпожа дала папе тридцать дьяр, и теперь ты поедешь с ней, будешь жить в большом доме, — про дом Лизи рассказывает с мечтательной завистью.

— Купила? — я оборачиваюсь к маме, но мама прячет взгляд, пожимает плечами и, наконец, сдавшись, кивает.

— Ещё минута ожидания, — доносится до меня голос госпожи Черис, — и в следующем месяце вы от меня ни дьяра не получите!

Мама испуганно вздрагивает:

— Дочка, поторопись.

Я. Не. Понимаю.

В одном уверена — ни родители, ни Лизи не играют.

— Мы были в Москве, — всё же пробую я разобраться.

Сестрёнка пропускает вопрос мимо ушей, с восторгом рассматривает моё платье и украдкой пытается потрогать пуговицы, но мама шлёпает её по руке, и Лизи послушно прячет ладошки за спину, но интереса к платью не теряет.

Папа неловко улыбается:

— Янри, прости, где мы были? Ты о чём?

— К тебе приезжал врач…

— Дочка, ты о чём? Как врач мог сюда приехать? — смеётся он. — Это только для богатых. Будем надеяться, что твой прекрасный сон сбудется.

Хах, я бы не назвала визит врача прекрасным сном. Разве приезд скорой не означает, что ты серьёзно болен? Но для папы, кажется, ничего кроме денег не имеет значения, он счастливо поглаживает висящий на поясе кошелёк.

Я невольно оглядываюсь — вид откровенный нищеты вымораживает. И прямо сейчас единственное, что я могу сделать — это послушно сесть в экипаж госпожи Черис, потому что в халупе-развалюхе я ответов на свои вопросы не найду. Единственный человек, который может рассказать мне про клятву, моя новая хозяйка.

В голове не укладывается…

— Береги себя, Янри! — Лизи хочет меня обнять, но мама останавливает. Из-за платья.

— Ты тоже, — улыбаюсь я.

Для родителей у меня никак не получается подобрать слова прощания. Дверь-крылышко плавно опускается, и мама с папой машут совсем как в детстве, только тогда они провожали меня с балкона третьего этажа, а сейчас от порога сарая.

Внутри яичного экипажа сумрачно, окон то ли нет, то ли они хитро закрываются.

Ход плавный, едва ощутимый, похоже на скольжение скоростного лифта.

Салон, если определять на ощупь, обтянут материалом, похожим на велюр. Сиденья невероятно удобные, напоминают мягкие кресла. Откидной столик убран. В воздухе витает едва уловимый аромат сандала.

Я перевожу взгляд на госпожу Черис. Фигуристая блондинка с круглым лицом и полными руками, пальцы унизаны кольцами, а вот с другими украшениями перебора нет — на шее тонкая цепочка с кулоном-висюлькой, скромные серёжки и брошь в виде цветка. Выражение лица портят поджатые, словно съеденные, губы.

Кажется, дама всем своим видом показывает, что мне не следует её беспокоить, но, когда не знаешь — спрашивай:

— Госпожа Черис, в экипаже нет… окон?

Спросить стоило хотя бы ради выражения её лица. Беднягу перекосило. Даже интерес проснулся — а её не заклинит с козьей мордой?

Я смотрю прямо и старательно давлю из себя дружелюбную улыбку.

Молчание затягивается.

Видимо, удостоверившись, что взглядом меня не пронять, она нехотя цедит:

— Глазеть на улицу бескультурно.

Если честно, она не похожа на высококультурную, скорее на напыщенную фифу с раздутым самодовольствием, но это её проблемы, не мои. А раз нельзя смотреть на улицу, буду разглядывать госпожу Черис. Больше-то некого.

Продолжать спрашивать или не наглеть? Трудно принять решение вслепую.

— Честно говоря, я ничего не помню. Родители упомянули клятву и сказали, что я должна поехать с вами, госпожа.

— Что за чушь ты придумала?

— Госпожа Черис, я действительно ничего не помню, — про родной мир я предусмотрительно умалчиваю.

Она обливает меня очередной порцией презрения, но всё же прислушивается к моим словам:

— Не врёшь? У клятвы могут быть самые разные побочные эффекты… Чем глупее голова, тем громче звон? Хм-хм, забавно. Что же, повторяю, потрудись запомнить. Три недели назад погибла семья моей сестры, а ты внешне очень похожа на её дочь. Отныне, девочка, ты моя драгоценная племянница Льяна де Ривей, и мне нужно твоё наследство.

На последней фразе у госпожи Черис даже интонации меняются. Раздражение смывает сладострастным предвкушением. Можно не сомневаться, дама трепетно и нежно обожает деньги. Наверное, в своём воображении она уже купается в золоте, как та утка из мультфильма.

Как тут не испортить даме настроение?

— Госпож Черис, — предельно серьёзно спрашиваю я, — должна ли я называть вас тётушкой?

Черис снова перекашивает, но тем не менее она отвечает:

— Да. На людях.

Хм…

Я всё ещё плохо понимаю, что происходит. Окружающий мир, ограниченный стенками “яйца” слишком реалистичен, не похож ни на галлюцинацию, ни на декорацию. Я… попала в другой мир? Зачитываясь подобными историями, я, если честно, иногда мечтала оказаться принцессой, но желание исполнилось, и я совсем не рада. Принцесса-то из меня получается фальшивая, да ещё и с багажом проблем.

Но это точно перерождение?

В голове не укладывается…

Зато с моим нынешним положением всё более-менее понятно — оно отвратительное, с какой стороны ни посмотри. Я не понимаю, как Черис собирается выдать меня за свою племянницу. Я не говорю об отпечатках пальцев и прочих способах идентификации, но ведь у девушки наверняка были друзья, просто знакомые. Я “посыплюсь” на первом же вопросе. Но гораздо больше меня смущает упоминание гибели семьи сестры. Это был несчастный случай или убийство? Мне начинать бояться за свою жизнь? Опять же, фактический шантаж благополучием семьи меня не радует, да и тридцать местных тугриков, название которых я ещё не запомнила, не выглядят щедрой платой. Больше не подачку похоже.

Экипаж останавливается, и дверь-крыло плавно поднимается.

Дорога заняла около часа?

— Идёшь со мной, изображаешь слабость после продолжительной болезни. Когда тебя спросят, скажешь, что хочешь, чтобы опеку отдали мне, как единственной близкой родственнице. Даже пустоголовая дурочка справится.

Кто тут дурочка большо-ой вопрос. Госпожа Черис понимает, что ни имён родителей, ни своего возраста не назову?

Дорожка из аккуратных квадратных плиток ведёт к круглому трёхэтажному зданию. Ряд изящных витых колонн поддерживает белоснежный купол. На ступенях лестницы выстроились ростовые скульптуры, судя по острым ушам, изображены эльфийки.

— Тётушка, — окликаю я бодро шагающую Черис, — я за вами не поспеваю и, поравнявшись, шёпотом уточняю. — Разве тётя, бросающая больную племянницу позади, не выглядит странно?

— Ты!

— Если я пойду быстро, никто не поверит, что я слаба и больна, — примиряюще объясняю я, повторяя улыбку и интонацию моей мамы.

На Черис действует. По крайней мере она больше не рычит и приноравливается к моему шагу.

Я замечаю, что она нервничает. Боится разоблачения? Или… отказа? Гадать можно бесконечно. Мы входим под гулкий свод.

Вестибюль отделан камнем, похожим на белый мрамор. Розовато-бежевые прожилки сплетаются в абстрактный узор. Дневной свет льётся через высокие, почти до потолка, окна. Нет ни мебели, ни вазонов с цветами, ни картин на стенах, и подчёркнутая пустота создаёт ощущение воздушной лёгкости. Куда именно мы пришли, по интерьеру не определить. Какое-то официальное учреждение? Храм? Интерьер я рассматриваю на ходу. Черис нетерпеливо тянет меня на второй этаж, сворачивает в ближайший коридор.

И застывает, словно налетает на невидимую стену.

На грани слышимости я улавливаю нечто, похожее на не самое приличное ругательство. Черис откровенно не рада встрече — напротив, скрестив руки на груди, стоит голубоглазый парень в чёрном. Выделяется только коричневый ремень и коричневый же ремешок часов. А ещё на шее парня очень крупный синий кристалл в серебряной оправе.