Я, зажмурив один глаз, откинула голову назад и взглянула сперва на безоблачное звёздное небо, а потом, когда фокус наконец-то нашёлся, перевела взор на нависшего надо мной парня.

– Леон, – пьяно улыбнулась я.

Тот перевёл дыхание, сел на корточки и принялся ловко изучать мое плачевное состояние. Смотря на того, я сразу подумала, что ему тепло, поскольку брюнет одет в шерстяную оверсайз куртку и чёрную водолазку. Резко захотелось расстегнуть её и просунуть окаменевшие ладони внутрь, обнять парня и опустить голову на одно плечо. Но, поступив так, я выставлю себя круглой дурой.

– От тебя несёт, как от винодельни, – сморщился и резко отстранился тот, вызвав этим самым мой смешок.

– Ты проницателен.

– Ты же в курсе, что ты несовершеннолетняя, да? Могут быть проблемы, если кто-то увидит тебя в таком состоянии, – Леон поворачивал шею туда-сюда, убеждаясь, что поблизости нет полиции, – что произошло?

– Не могу понять нравится ли мне твоя напутственная предосторожность или нет, но ты выглядишь таким зрелым, когда ведёшь себя, как…

– Бесполезно, – заключил категорично тот, прервав реплику, затем поднялся, подгоняя меня, – вставай. Я проведу тебя до дома.

Это предложение не показалось мне интересным. Я демонтировано поморщила нос и отвернулась, оперевшись щекой на колено. Леон, видя это, тихо, но недостаточно, цокнул.

– Не хочу домой, – отказалась я.

– Агата, на дворе начало одиннадцатого, осень. Ты замёрзла, у тебя уже губы синие.

Как мило, что он переживает за меня. Стоп. А может он просто хочет домой и поэтому подгоняет, ведь теперь оставить меня тут не может… Тоже мне, герой.

– Сама потом доберусь, – сопротивлялась до последнего, во всяком случае, мне так мерещилось.

– Не выдумывай. Я вызываю такси, – не видела, но слышала как он набирал номер на телефоне.

Какой он упёртый. А вот Брайан даже этого не сделал.

– Я не хочу домой, не звони!

– Поздно, – бесстрастно заявил парень с блестящими глазами.

Я посмотрела на него с тоской и усталостью. В горле запершило, голос сел. Мне захотелось плакать также внезапно, как остановиться здесь полчаса назад и ждать чудо. Похоже, чудом вышел брюнет.

– Не хочу домой… – обречённо завыла я, шмыгнув носом. – Там папа, он снова начнёт отчитывать меня. А я так устала от его наставлений и возмущений. Иногда кажется, что я его ненавижу, – я поздно поняла, что ляпнула глупость, однако пьяный человек всегда несёт глупости. Ему позволено это делать.

Краем уха ловлю гудки в мобильнике черноволосого, тем не менее, судя по молчанию, он слушал меня. Мне понравилась эта мысль. Мне понравилось, что он ничего не говорил, не спрашивал, лишь терпеливо впитывал бред нетрезвой девицы, с которой никогда не был близок, но не смог бросить. Порой от посторонних идёт тепла больше, чем от близких людей. Леон ничего не сделал, но сумел согреть меня.

– Иногда кажется, – замолкнув, смочила потрескавшиеся губы слюной, – кажется, – повторилась, – что я всех ненавижу. Свою мать, которая легко оставила меня много лет назад. Отца, который видит во мне какую-то задачу. Будто весь смысл его жизни заключается в том, чтобы отдать меня в колледж, который, опять же, выбрал он самолично. Ненавижу друзей, Брайана. Ненавижу Кэндис. Ненавижу школу и директора. Ненавижу несправедливость и предрассудки, ярлыки. После самоубийства Бьянки, я как будто впервые увидела настоящий мир, и он мне, честно говоря, не нравится. Я устала, Леон… Каждый день просыпаться, чтобы что? Я даже не знаю за что цепляться. Каждый о чём-то мечтает, а я просто есть. Мне кажется, будто я проживаю день сурка. Ничего не меняется, – переводя дыхание, я постаралась не пересекаться глазами с оцепеневшим и внимательно слушающим мою исповедь брюнетом, – мне надоело лгать себе, что все в порядке. Ничего не в порядке. Каждый день ссоры с папой, недомолвки с ребятами, вдобавок я рассталась с Брайаном, которому чужое мнение важнее моего. Я не знаю, кто я. Вдруг я тоже сплошное притворство, ведь многие люди, с которыми я общаюсь, лишь актёры. Ты понимаешь меня? Понимаешь?

А вот сейчас я набралась мужества и заглянула в миндалевидные глаза напротив. В отличие от меня, кожа Леона смугловата, даже, осмелюсь сказать, оливковая. Он просто стоял, изучал мою фигурку спокойным расслабленным взором из-под густых ровных бровей. Слабый ветер развевал его неряшливые волосы. Это выглядело загадочно. Вообще, сам по себе Леон выглядел загадочно. Почему я раньше никогда не обращала на него внимания?

– Меняется, – хрипло произнёс тот, и я в недоумении нахмурилась, – ты меняешься, Агата. Видеть то, что раньше проходило мимо – главный скачок.

– Но я не хочу… – Леон протянул ладонь, и я крепко ухватилась за неё, поднявшись с холодного асфальта.

Такое ощущение, будто моя задница стала квадратной, а ещё будто в неё вкололи лошадиную дозу анестезии.

– Увы, нас никто не спрашивает, – утешительно улыбнулся парень, – ты совсем плохо выглядишь, – после своего наблюдения, он стянул куртку и накинул на мои плечи, оставшись в одной водолазке, – потерпи, сейчас поймаем такси.

Но мне было все равно. Я уже отключалась, потому почти упала в объятия дружелюбного бывшего поклонника моей мертвой подруги. Веки тяжелели с каждой секундой, мысли в черепной коробке мигали подобно светлякам, а потом вовсе угасали. Я слышала бархатный грудной голос Леона сквозь купол; ощущение, точно мы отдалялись друг от друга, но на самом деле он был рядом. Я чувствовала тепло его тела, руку на своём плече и аромат. От Брайана всегда пахло мятной жвачкой, гелем для душа и дорогим резким парфюмом. А вот от Леона – уютом. Не представляю каким образом это объяснить… Возможно, это запах библиотеки? Старого, поношенного, но очень дорогого сердцу свитера? Аромат пожелтевшей с годами фотографии?

Видимо, я скоро отключилась и не поняла, что уже добралась до родного крыльца. Лишь когда рука юноши легонько растормошила меня, я лениво приоткрыла глаза и послушно вышла из салона автомобиля. Не помню дорогу до двери. В уголке сознания слышался звонок, какой-то шум и голоса.

– Здравствуйте, сэр, – раздалось прямо над ухом.

Я, повиснув на шее брюнета, с трудом стояла на конечностях, однако разобрав голос отца, пусть капельку, но оживилась.

– Леон? Что ты тут… – кажись, отец наконец заметил меня. – Боже! Что с ней?

Оба повели меня в переднюю, оттуда прямо в комнату, где кто-то из них несчастных разул обувь и верхнюю одежду. Ставлю сотку на папу.

– Все в порядке. Она просто устала, – прикрыл мою тушу Леон.

Если к завтрашнему утру не забуду этот жест, обязательно отблагодарю его.

– Устала, говоришь? От неё несёт перегаром, – тон голоса отца неблагосклонно понизился, однако он продолжал укладывать меня в постель.

В эту секунду я пришла в себя на миг и оттолкнула папины руки, грозно и туманно оглядев его суровый вид.

– Ненавижу! И буду ненавидеть! – промямлила я.

– Мне уже пора, сэр, – приняв свою куртку, бросил в мою сторону настороженный взгляд Леон.

– Спасибо за сегодняшнее. Не знаю, где ты её нашёл, но хорошо, что это был ты, – разговоры утихли, значит, они вышли из комнаты.

Дальше все как в бреду. Рот издавал какую-то чушь, к горлу подступала тошнота, а единственным моим желанием было – поспать. Вскоре оно исполнилось: я провалилась в небытие.

***

Не люблю холодный душ. Я предпочитаю кипяток. Ещё в детстве кто-то внушил мне, что горячая вода убивает всю заразу на теле, и с тех пор я моюсь под «огненным дождём». В итоге всю ванную окутывает пар, от которого тяжело дышать. Мне и это нравится.

Я проснулась довольно поздно: было одиннадцать, когда я разлепила налитые свинцом веки. Шторы открытые, поэтому в комнату заваливался тусклый солнечный свет. Мне понадобилось минут десять, чтобы понять, где я нахожусь, какой сейчас год и что вообще вчера произошло. К счастью, память моя не пострадала, и реальность здоровым грузом легла на мои плечи.